- А кто тут может выскочить?
- Олень или лось. За тем поворотом когда-то сразу три
оленя стояли на пригорке. Однажды я видел, как лося на дорогу
вынесло. Водитель передо мной тормозил так, что чуть сам в
канаву не вылетел, а я чуть ему в зад не въехал... Говорят,
наезд на лося равносилен наезду на бетонную стену. Ты хочешь
влепиться в бетонную стену на приличной скорости?
- Нет.
- И я нет.
- Так почему здесь заповедник? И березы такие же, и осины,
и ничего красивого тут нет.
- А причем тут красота. Здесь радиационный язык.
- Что-что?
- Ну такой шлейф от аварии. Радиационную пыль сюда
вынесло... Взрыв был на комбинате. Большая часть облака здесь и
осела.
- А как определяли границы заповедника? Дозиметром?
- Нет. След был виден сразу. Березки стояли голые без
листьев. А у сосен иглы порыжели и отпали. Эту территорию и
сделали заповедником. Говорят, короткоживущие изотопы уже почти
распались, но лучше окна держать закрытыми. Береженого бог
бережет... Вон за тем лесом эта авария произошла...
После паузы отец продолжил:
- Что интересно. Вокруг заповедника таблички стоят, что
опасная зона и нельзя грибы и ягоды собирать. И каждый год
местных ловят. Прямо у табличек собирают. На них чуть не матом:
"Вам что? Жить надоело? Читать не умеете?" А те дураками
прикидываются или и впрямь такие: "Так мы же не за табличкой,
мы только перед ней собираем..."
На заболоченных прогалинах среди высокой травы торчали
кучками ведьмины метла - кривые, неправильные, как и сам
заповедник, растущие сразу ветками из корня березки.
- Говорят, лосей да оленей здесь много развелось, они эти
березки и объедают на корню. Поэтому такими раскоряками и
растут... - сказал отец.
- А чего это ты скорость увеличил? - спросил сын.
- Да так, опять же говорят, что в заповеднике у лосей рога
светятся в темноте...
- Это смотря чем фотографировать?
- Смотря чем...
Сан Саныч очнулся от воспоминаний. Уже рассвело. Дорога
петляла по одноэтажному с плоскими крышами американскому
городку. Артем уменьшил скорость. Домики разительно напоминали
крымские строения - приземистые, вытянутые, со множеством
входов, только вот с одной разницей - с кондиционерами на
крышах. В глаза бросалось полное отсутствие газонов как
таковых. Площадки перед домами походили либо на клумбы, если
хозяева не ленились их ежедневно поливать, либо были аккуратно
присыпаны песком. Деревьев было наперечет, зато кактусы всех
видов и расцветок царствовали полноправно.
- Вон около тех гор находится гостиница. Там и будет
проходить конференция, - сказал Артем. - Кстати, утреннее
заседание уже через пять часов.
- Разрешите поинтересоваться, - проснулся на заднем
сидении Алисовский, - здесь кроме кактусов что-нибудь растет?
Типа чем здесь коров-то кормят? Неужто колючками?
Его вопрос был навеян тем, что они как раз проезжали по
мосту через высохшее русло реки. Воды в реке не было вообще,
даже маленького ручейка, а на каменистом речном ложе зеленели
вездесущие кактусы.
- Мне тоже так думается, что только колючками бедных коров
и кормят. - ответил Артем. - У них от горя и молоко не
сворачивается. Аурика на днях собралась творог сделать.
Представляете? Семь дней на жаре молоко держала - не
свернулось. В результате из пять литров молока получила
столовую ложку белого осадка. Славка утверждает, что американцы
сначала весь жир из молока убирают, потом все белки, после чего
в него кальций добавляют. И вот Аурика именно этот кальций и
умудрилась выделить... Хотя врет, наверное...
Сан Саныч зарегистрировался в оргкомитете, получил ключи
от номера, предназначенного ему для проживания, и отправился к
своему домику по тенистой дорожке. Отель представлял собой
некий оазис в каменистой пустыне, покрытый буйной
растительностью. Среди пальм и непроходимых зарослей лиан
прятались маленькие домики, соединенные тропинками из плиток,
было несколько бассейнов и теннисных кортов. В пышной зелени
деревьев на все голоса орали птицы, создавая ощущение
уединенности, даже какой-то первобытной изолированности от
суетного, шумного, пыльного человеческого мира.
В номере был прохладный полумрак. Сан Саныч включил
телевизор. Америка жила своей жизнью. Обсуждала, пела,
танцевала, спорила и рекламировала, рекламировала,
рекламировала. Сан Саныч заинтересовался криминальной хроникой.
Из речи диктора он понял, что Америка захлебнулась волной
детской преступности. Два пацана четырнадцати и тринадцати лет
открыли у школы пальбу, в результате чего четырех человек
подстрелили. Дебильного вида тринадцатилетняя девица стреляла в
учительницу за то, что та поставила ей неправильную оценку.
Один десятилетний маленький ушастенький угнал родительскую
машину и заставил кучу людей за ним гоняться. Полицейские
сумели ему все четыре колеса прострелить, а он после этого еще
пятнадцать километров со скоростью 80 миль в час на ободах
проехал, остановиться боялся. Удалось даже заснять этот эскорт:
спереди полицейская машина с мигалкой, по бокам машины и сзади
хвост из санитарных машин.
Во время показа этого эскорта появился Алисовский. Его
определили соседом к Сан Санычу.
- А я к вам. Простите, а что это показывают? Кого везут?
Ребенок за рулем? - спросил Алисовский, с ходу подсаживаясь к
телевизору.
- Да, это полицейская хроника. Он угнал машину. По
американским законам полиция не имеет права применить меры
задержания - ребенок за рулем.
- Ну и законы... Ну и страна... А что, что они теперь
говорят?
- Говорят, что этот младенец даже в садик умудрился с
пистолетом прийти, чтобы воспитательницу пристрелить. Она его в
угол поставила... Если я правильно понял.
- Ну и страна... Дикая страна... Однако номер нам достался
замечательный, - сказал Алисовский, осматриваясь по сторонам, и
направился в душ, где стал плескаться, покряхтывая и
притоптывая.
Сан Саныч только решил начать готовиться к докладу, как в
номер ввалился Дон - седовласый американский профессор. Шумно и
весело он приветствовал приезд Сан Саныча, бурно выражая свои
чувства на несносном американском, совершенно не
воспринимающемся русским ухом. Вслед за Доном появился Артем.
Видя, что Сан Саныч мало что понимает, он перевел:
- Поехали пообедаем, а потом надо будет продукты закупать,
здесь все жутко дорого.
Когда Дон вышел на улицу, Сан Саныч сказал:
- Что-то я Дона совсем не понимаю.
- Да ты не переживай, - ответил Артем, - даже я начал
понимать Дона уже после того, как год проработал с ним. А эту
неделю он сам не свой, до потолка подпрыгивает, у него внучка
мальчика родила. Об этом особый разговор будет, погоди...
- Какой? - спросил, собираясь, Сан Саныч.
- Да там увидишь. Дон всех приглашает видеопленку родов
смотреть.
- Как видеопленку? Что же они там снимают?
- А все.
- Ты что, видел?
- Не-а, еле отбился. Ну ни малейшего желания смотреть на
чьи-то роды.
Из душа вылез Алисовский, мокрый и счастливый, и тут же по
обыкновению влез в разговор:
- Чьи роды?
- У Дона правнук родился, и они видеозапись этого явления
всем демонстрируют.
Алисовский открыл рот и сел на кровать. Сделал он это
настолько картинно, что в первую минуту зародилось подозрение,
что он просто придуривается. Алисовский похлопал ртом,
демонстрируя, что дар речи у него тоже пропал. Через несколько
секунд Алисовский преодолел изумление и обрел способность
говорить.
- То-то-то есть как? - спросил он.
- А так, исторический день. Свадьбу снимали - снимали, ну
вот и рождения теперь снимают.
- И всем-всем-всем показывают? - спросил Алисовский, и на
лице его отразилось плохо скрываемое желание во что бы то ни
стало увидеть эту пленку.
- Похоже, что всем, - ответил Артем.
- А акт зачатия они тоже уже засняли? - довел все до
логического абсурда Алисовский.
- Не знаю, не спрашивал.
- Ну и страна... Дикая страна...
Вечером Сан Саныч получил послание от Карины, доставленное
электронной почтой. В нем была радость, пожелание успеха в
делах и надежда. Ни мало ни много, надежда на счастье. Сан
Саныч расстался с Кариной почти три года назад. Она должна была
улететь в Америку раньше, чем он успевал вернуться из отпуска.
Их последний телефонный разговор получился коротким и
натянутым, он состоялся за час до отъезда Сан Саныча в Крым.
Виталик никак не мог отыскать грузило для удочки, хоть и
перевернул вверх дном весь дом. У Лизаветы что-то не влезало в
чемодан, и она злилась на весь белый свет и особенно на мужа,
что он позволяет себе висеть на телефоне. А Сан Саныч? Он
слушал милый бессвязный лепет Кари о коте, чихающем на всех
окружающих, о цирке на Елагином, о колючках дикобраза и лысом
хвосте ондатры, о несмешном стареньком клоуне с красным носом и
красными же кармашками на коленках. Сан Саныч чувствовал, как
мучительно тяжело дается Карине хрупкое душевное равновесие,
что достаточно одного неаккуратного вопроса, и ласковое
щебетание захлебнется в потоке немых, горючих слез. Он понимал,
что ужасная гримаса отчаяния исказит ее лицо, и от слез
померкнет в глазах, как только трубка упадет на телефон. Карина
умоется горючими слезами потом, а сейчас пытается скрыть боль
от него, чтобы не дай бог не добавить Сан Санычу проблем в
жизни, в которой он так безнадежно запутался. Однако, если
абстрагироваться от всей этой бессвязной чепухи, то без труда
можно было уловить между строк в переплетении их голосов
прощальное "не грусти без меня, единственный мой", "да хранит
тебя бог, любимая".
Алисовский что-то говорил и говорил, Сан Саныч что-то
механически делал, иногда кивая в ответ. Вместе они отправились
к бассейну, по пути здороваясь с людьми и обмениваясь ничего не
значащими приветственными фразами. Сан Саныч был вроде бы рядом
с Алисовским, но мысли его витали где-то там, в тех невидимых
волшебных сферах, где правят бал Вера, Надежда, Любовь.
Вода бассейна, после жаркого дня, оказалась теплой и
приятной, когда Сан Саныч окунулся в нее. Они неторопливо
проплыли, болтая и пофыркивая, несколько кругов, после чего
пошли греться в бурлящем клокочущем джакузи. Мир был прекрасен.
Над ними, подсвеченные иллюминацией теннисных кортов, дорожек и
бассейнов, подобно летающим тарелкам, медленно кружили какие-то
неузнаваемые птицы. С гор слышался заунывный с подтявкиванием
вой койотов. Жизнь тоже была прекрасна. Сан Саныч ощутил себя
младенцем, окруженным добрыми заботливыми руками матери. Здесь,
в этой стране, которая десятилетиями являлась врагом России
номер один, он почувствовал себя спокойно и защищенно, как
давно не чувствовал себя дома.
Россия... Призрак Коммунизма, бродивший некогда по Европе,
вернулся в свой оплот жуткими привидениями невинных жертв,
взывающих к отмщению. Сломав все, что можно было сломать,
страна дорвалась до Свободы и отшатнулась, увидев ее
"недетское, злое лицо". В экстремальных условиях перестройки,
ставящих под вопрос саму возможность выживания, исчезли ранее
господствовавшие в стране спокойствие и умиротворенность,
заменились на деятельное хваткое возбуждение или отчаянный
страх за завтрашний день. Но это теперь было где-то там,
далеко, за горами и океанами. А здесь была атмосфера комфорта и
покоя, да к тому же где-то рядом витала надежда на счастье.
