родины - и вздрогнул.
- Когда я вернусь на Пао? - спросил он в волнении.
Палафокс явно думал совсем о другом и ответил небрежно:
- Когда позволят обстоятельства.
- Но скоро ли это будет?
Палафокс глянул на мальчика сверху вниз:
- Ты хочешь быть Панархом Пао?
- Да, - решительно сказал Беран, - если меня модифицируют.
- Может быть, твои желания исполнятся. Но ты должен помнить, что тот,
кто берет, должен отдавать.
- Что я должен отдать?
- Это мы обсудим позже.
- Бустамонте не будет мне рад, - грустно сказал Беран. - Я думаю, что
он тоже хочет быть Панархом.
Палафокс засмеялся:
- У Бустамонте крупные неприятности. Радуйся, что ему, а не тебе
приходится расхлебывать эту кашу.
7
Да, у Бустамонте были большие неприятности. Его мечты о величии
лопнули, как мыльный пузырь. Вместо того, чтобы править восемью
континентами Пао и двором в Эйльянре, он оказался господином лишь дюжины
мамаронов, трех наименее любимых наложниц и дюжины недовольных чиновников
судейского звания. Его королевством стала отдаленная деревушка, ютящаяся
на размытых дождем болотах Нонаманда, дворцом - таверна. Бустамонте
пользовался этими привилегиями лишь с молчаливого согласия Брумбо,
которые, наслаждаясь плодами своей победы, не ощущали пока желания найти
Бустамонте и уничтожить его.
Прошел месяц. Раздражение Бустамонте усиливалось. Он колотил
наложниц, поносил своих спутников. Пастухи стали избегать этой деревни;
владелец ночлежки и деревенские жители день ото дня становились все
молчаливее, пока однажды утром Бустамонте, проснувшись, не обнаружил
деревню покинутой. Даже стада ушли с вересковых лугов.
Бустамонте снарядил половину своей стражи в поход за пищей, но они
так и не возвратились. Министры в открытую строили планы возвращения в
более гостеприимные условия. Бустамонте спорил и обещал, но мозг паонитов
плохо поддавался такого рода убеждениям.
И вот однажды хмурым утром удрали последние нейтралоиды. Наложницы не
дали уговорить себя на побег, и сидели, сбившись в кучку, сопя и хлюпая
носами от холода. Все утро до полудня моросил противный дождик, таверна
насквозь отсырела. Бустамонте приказал Эсту Коэлло, Министру
Трансконтинентального Транспорта, развести в камине огонь, но Коэлло был
не в настроении - ему надоело раболепствовать перед Бустамонте. Страсти
закипели, чувства вырвались наружу, и вот уже вся группа министров гуськом
вышла под дождь и направилась на побережье в порт Спирианте.
Три женщины шевельнулись, поглядели вслед ушедшим, затем, как некое
трехголовое существо, разом повернули головы и хитро взглянули на
Бустамонте. Он был настороже. Увидев выражение его лица, они вздохнули и
разрыдались. Бранясь и тяжко дыша, Бустамонте разломал всю мебель и вскоре
в камине заревело пламя.
Снаружи послышался звук - отдаленные вопли, дикое "рип-рип-рип".
Сердце Бустамонте ушло в пятки, челюсть отвисла. Это был охотничий клич
клана Брумбо. "Рип-рип-рип" приближалось и, наконец, зазвучало уже на
единственной улочке деревеньки.
Бустамонте обернул плащом свое коренастое тело, распахнул двери и
выступил наружу, на мокрый грубый булыжник мостовой.
По дороге со стороны вересковых болот шли его министры - шли как-то
странно, скачками. Сверху по воздуху на летающих конях мчались воины клана
Брумбо, вопя, крича и погоняя министров, словно овец. При виде Бустамонте
они издали воинственный клич и кинулись к нему, словно соревнуясь, кто же
первый схватит Бустамонте.
Бустамонте попятился к двери, решив погибнуть, но не потерять
достоинства. Он извлек свой дротик и пролилась бы кровь, если бы вояки с
Батмарша уже не стояли позади.
С небес спускался сам Эбан Бузбек - небольшой жилистый человечек с
острыми ушками. Его светлые волосы были заплетены в косу длиной около
фута. Воздушный конь зацокал по булыжникам, дюзы вздохнули и зафыркали.
Бузбек протолкался сквозь кучку всхлипывающих министров, схватил
Бустамонте за загривок и рывком заставил его встать на колени. Неудавшийся
правитель задом попятился к двери и нащупал дротик, но воины Брумбо
оказались проворнее: их шоковые пистолеты рявкнули, и Бустамонте отбросило
к стене. Эбан Бузбек схватил его за глотку и швырнул в уличную грязь.
Бустамонте медленно поднялся и стоял, дрожа от ярости. Эбан Бузбек
взмахнул рукой - Бустамонте связали ремнями и опутали сетью. Без лишних
хлопот вояки Брумбо вскарабкались в седла и взвились в небо - Бустамонте
болтался между ними как свинья, которую везут на базар.
В Спирианте кавалькада погрузилась в бочкообразный неуклюжий корабль.
Бустамонте, ослепший от воющего ветра, полумертвый от холода, шлепнулся на
палубу и лишился чувств на все время, пока корабль летел в Эйльянре.
Корабль приземлился около самого Великого Дворца. Бустамонте
протащили через анфиладу разоренных залов и заперли в спальне.
Ранним утром две служанки подняли его. Они смыли с него грязь и
глубоко въевшуюся пыль, надели все чистое, принесли еду и напитки. Часом
позже двери отворились, воин клана подал сигнал: Бустамонте вышел,
мертвенно-бледный, нервный, но все еще несломленный.
Его отвели в комнату для утренних церемоний, как раз напротив
знаменитого дворцового цветника. Здесь его ждал Эбан Бузбек в
сопровождении воинов клана и меркантилийского переводчика. Казалось,
Бузбек был в прекрасном настроении и весело кивнул Бустамонте. Он сказал
несколько слов на отрывистом языке Батмарша - меркантилиец перевел.
- Эбан Бузбек выражает надежду, что вы хорошо отдохнули этой ночью.
- Чего он от меня хочет? - прорычал Бустамонте.
Вопрос был переведен. Ответ Эбана Бузбека оказался достаточно
пространным. Меркантилиец внимательно выслушал его, затем повернулся к
Бустамонте.
- Эбан Бузбек возвращается на Батмарш. Он говорит, что паониты мрачны
и упрямы, что они отказываются вести себя как надлежит побежденным.
Бустамонте это ничуть не удивило.
- Эбан Бузбек разочаровался в Пао. Он говорит, что ваши люди - словно
черепахи: не сопротивляются и не подчиняются. Он не получает
удовлетворения от победы.
Бустамонте сердито покосился на человечка с косой, развалившегося в
черном кресле.
- Эбан Бузбек отправляется домой, а вы остаетесь на Пао в качестве
Панарха. В его пользу вы должны выплачивать по миллиону марок ежемесячно в
течение всего вашего правления. Вы согласны?
Бустамонте глядел на лица, окружавшие его. Никто не смотрел ему в
глаза, лица были лишены всякого выражения. Тем не менее каждый воин
казался напряженным, словно бегун на линии старта.
- Вы согласны на это условие? - повторил меркантилиец.
- Да, - пробормотал Бустамонте.
Меркантилиец перевел. Эбан Бузбек жестом выразил согласие, поднялся
на ноги. Горнист сыграл короткий марш. Эбан Бузбек и его вояки покинули
зал, не удостоив Бустамонте взглядом.
Часом позже черно-красный корвет Бузбека, словно нож, вонзился в
небесную синь - и до заката ни одного воина Брумбо не осталось на планете.
Невероятное усилие потребовалось от Бустамонте, чтобы вновь
сосредоточить в своих руках власть на Пао. Его пятнадцать миллиардов
подданных, взбаламученные вторжением Брумбо, больше не демонстрировали
непокорности - таким образом Бустамонте остался в выигрыше.
8
Первые недели пребывания Берана на Брейкнессе протекли безрадостно.
Ничего не менялось - ни снаружи, ни внутри. Все вокруг было цвета скал -
слегка разнились лишь тона и яркость. Непрерывно дул ветер, но атмосфера
была разрежена, и Беран при дыхании постоянно ощущал в горле острое
жжение. Словно маленький бледный домовой, слонялся он по холодным
коридорам большого особняка Палафокса, ища разнообразия и не находя его.
Типичная резиденция Магистра Брейкнесса - дом Палафокса - тянулась
вниз по склону вдоль стержня эскалатора. Наверху располагались рабочие
кабинеты, куда Берана не допускали, но где он мельком успел заметить
невероятно замысловатые механизмы. Ниже находились комнаты общего
пользования, отделанные панелями из темных досок, с полом из коричневого
туфа, обычно пустовавшие - там находился лишь один Беран. В самом низу,
отделенная от главной цепи комнат, находилась большая сферическая
конструкция, которая, как случайно обнаружил мальчик, была личной спальней
Палафокса.
Дом был холоден и строг, без каких-либо приспособлений для
развлечений, даже без украшений. Никто не присматривал за Бераном -
казалось, о его существовании вообще забыли. Он брал еду из буфета в
центральном холле, спал где хотел и когда хотел. Он научился узнавать с
десяток человек, для которых дом Палафокса был чем-то вроде штаб-квартиры.
Один или два раза в нижней части дома он заметил женщину. Никто не говорил
с ним, кроме Палафокса, но видел его Беран очень редко.
На Пао одежда женщин и мужчин разнилась незначительно - и те, и
другие носили похожие костюмы, пользовались одинаковыми привилегиями.
Здесь же различия подчеркивались. Мужчины носили одежды из темных тканей,
плотно облегающие тело, и черные спортивные шапочки с острыми козырьками.
Те женщины, которых Беран успел заметить, носили юбки с оборками веселых
расцветок, плотно облегающие жилеты, оставлявшие обнаженными руки и
ключицы, туфельки, позвякивающие бубенчиками. Головы их были непокрыты,
волосы тщательно и искусно причесаны. Все женщины были молоды и
привлекательны.
Когда дом стал для него невыносим, Беран тепло оделся и пошел бродить
по горам. Он склонил голову под напором ветра и так, согнувшись, шел на
восток, пока не достиг края поселка, где Река Ветров чуть замедляла свое
течение. Милей ниже по склону он увидел с полдюжины больших построек -
автоматическая фабрика. И над всем этим поднимался невообразимо высоко в
небо скальный коготь, словно стремясь дотянуться туда, где маленькое белое
солнце трепетало как жестяная тарелка на ветру. Беран возвратился назад.
Неделей позже мальчик снова предпринял попытку обследовать
окрестности, но в этот раз повернул на запад, к ветру спиной. Улочка
петляла и извивалась между длинными домами - такими же, как и дом
Палафокса. Другие улочки разбегались веером - и вскоре Беран стал бояться,
что он вот-вот заблудится.
Он остановился, когда увидел Институт Брейкнесса - группу
невыразительных зданий, сбегающих вниз по склону. Каждое из них было
высотой в несколько этажей, выше прочих домов, и ветер обрушивался на них
всей своей мощью. Грязно-серые и черно-зеленые полосы бежали по серым
панелям - там, где годами непрекращающиеся изморось и снегопад оставили
отметины.
Беран заметил группу мальчиков всего несколькими годами старше него,
они поднимались по идущей от Института извилистой горной тропе, серьезно и
торжественно, держа путь в космопорт.
Удивительно, - подумал Беран. Какие они неулыбчивые и тихие.
Паонитские мальчишки прыгали бы и насвистывали... Он пошел назад, в дом
Палафокса, озадаченный тем, сколь затруднено на Брейкнессе человеческое
общение.
Острота впечатлений стерлась, приступы тоски по дому то и дело
сжимали сердце. Он сидел на скамеечке в зале, бесцельно завязывая узлы на
куске бечевки. Послышались шаги, Беран поднял глаза. Палафокс, войдя в
зал, хотел выйти в другую дверь, но остановился.
- Ну, молодой Панарх Пао, почему вы сидите так тихо?
