громадный черный образ.
- Кто мучает меня? - простонал призрак. - Кто даст мне
освобождение?
- Я! - вскричал Слай. - Убей всех в зале, кроме меня!
- Нет! - завопил Кугель. - Я владелец амулета! Мне ты должен
подчиняться! Убей всех, кроме меня!
Дерве Кориме вцепилась в руку Кугеля, пытаясь рассмотреть амулет.
- Он не послушается, пока ты не назовешь его по имени! Мы все
пропали!
- Назови мне его имя! - закричал Кугель.
- Подожди-ка! - объявил Слай. - Я решил.
Кугель ударил его и отпрыгнул за стол. Демон медленно
приближался, задержавшись лишь для того, чтобы хватать стражников и
швырять их об стены. Дерве Кориме подбежала к Кугелю.
- Дай мне взглянуть на амулет! Неужели ты вообще ничего не
знаешь? Тогда я прикажу ему!
- Не выйдет! - ответил Кугель. - Зря что ли меня прозвали
Кугель-разумник? Покажи, на какой алмаз надо нажать и назови имя.
Дерве Кориме наклонила голову, прочитала руну и попыталась было
нажать на алмаз, но Кугель отшвырнул ее руку.
- Имя! Или все мы умрем!
- Вызывай Вэнилла. нажми здесь и вызови Вэнилла!
Кугель нажал на алмаз.
- Вэнилл! Немедленно прекрати это безобразие!
Но черный демон не обратил на его слова никакого внимания. Вместо
этого послышался второй стон, пострашнее первого, и в зале появился еще
один демон.
- Это был не Вэнилл! - в ужасе закричала Дерве Кориме. - Покажи
мне амулет!
Но было уже поздно - черный дьявол подошел почти вплотную.
- Вэнилл! - взвыл Кугель. - Уничтожь это черное чудовище.
Зеленое, цвета морской волны, чудище с горящими глазами, словно
огромные красные фонари, глазами бросилось на черного демона.
оглушительный рев рвал перепонки, глазам было больно смотреть на
сверкающий огонь. Стены сотрясались от страшной схватки. Массивный
стол разлетелся в щепки под ногами чудовища. Дерве Кориме, как
- 17 -
пушинка, отлетела в угол. Кугель на четвереньках подполз к ней и
поднес амулет к ее глазам.
- Читай руны! Называй имена! Я буду пытаться по очереди! Живо,
от этого зависит наша жизнь!
Но Дерве Кориме лишь тихо застонала в ответ.
Черный демон, усевшись верхом на Вэнилла, методически отрывал от
него куски плоти и отбрасывал в сторону. Вэнилл выл и кричал, вертя
страшной головой, рычал и лязгал зубами, отчаянно отбиваясь. Черный
дьявол погрузил лапы глубоко в тело Вэнилла и, видимо, порвал какой-то
центральный нерв, потому что Вэнилл в ту же секунду дернулся,
превратившись в блестящую зеленую слизь, которая, сверкая и дрожа,
через несколько секунд испарилась на каменном полу.
Слай усмехнулся.
- Ты хочешь жить? - спросил он. - Отдай мне амулет, и я спасу
тебя. Промедлишь хоть мгновение - и ты труп!
Кугель снял амулет, но все еще не решался расстаться с ним.
- Я могу отдать его демону, - вдруг сказал он.
Слай презрительно посмотрел на него.
- Тогда мы все умрем. Для меня это не имеет значения. Отдавай.
Но если хочешь остаться в живых - амулет!
Кугель взглянул на Дерве Кориме.
- А что будет с ней?
- Я выгоню вас обоих. Давай амулет - демон уже здесь.
Черный демон возвышался над ними, Кугель торопливо протянул Слаю
амулет. Старик в ту же секунду что-то резко прокричал и дотронулся до
алмаза. Демон взвыл, завертелся на месте и исчез.
Слай шагнул назад, победно усмехаясь.
- А сейчас убирайтесь оба - и ты, и девушка. Я сдержу слово,
сохранив ваши жалкие жизни, но не более. Проваливайте!
- Помоги мне только в одном! - взмолился Кугель. - Перенеси нас в
Алмери, в долину Кзана, там я смогу избавиться от Фиркса!
- Нет, - ответил Слай. - Уходите немедленно.
Кугель помог Дерве Кориме подняться. Еще не совсем очнувшись от
перенесенного потрясения, она изумленно смотрела на разгромленный зал.
Кугель повернулся к Слаю.
- Но ведь на дороге поджидает вурдалак?
- Очень может быть. Завтра я им займусь. А сегодня ночью вызову
искусников из подземного мира, чтобы они привели в порядок зал и
восстановили былое величие Силя. Ступайте! Неужели вы думаете, что
меня хоть сколько-нибудь заботит, удастся вам избежать клыков вурдалака
или нет?
Лицо его исказилось от ярости и рука угрожающе потянулась к
алмазам амулета!
- Уходите немедленно.
Кугель взял Дерве Кориме за руку и провел ее через зал к двери.
Слай стоял неподвижно, сгорбившись, склонив голову набок, не отрывая от
него взгляда. Кугель отодвинул засовы, открыл дверь и шагнул на
террасу.
На мраморной дороге стояла тишина. Кугель провел Дерве Кориме
вниз по ступеням и свернул в густые заросли старого заброшенного сада.
Здесь он остановился и прислушался. Из дворца доносились стук и скрип,
хриплые крики и завывания; разноцветное сияние лилось из окон. Внизу,
в самом центре мраморной дороги, показалась высокая бледная фигура.
Вампир тоже остановился, вслушиваясь в доносящийся из дворца шум и с
удивлением глядя на сверкающие огни. Воспользовавшись тем, что
вурдалак был поглощен необычным зрелищем, Кугель торопливо увел Дерве
Кориме в самую гущу деревьев, а оттуда - дальше, в ночь.
Джек ВЭНС
ЛУННАЯ МОЛЬ
Джонку строили по самым строгим канонам сиренского мастерства, то
есть настолько близко к абсолютному совершенству, насколько это может
заметить человеческий глаз. Доски цвета темного воска соединялись
пластиковыми заклепками, заделанными вровень с поверхностью и гладко
отполированными. Что же касается стиля, то джонка была массивной,
собранной из больших бревен и устойчивой как континент, однако силуэт ее
нельзя было назвать тяжеловесным или бесформенным. Нос выгибался как
лебединая грудь, форштевень высоко поднимался, изгибаясь затем вперед и
поддерживая железный фонарь. Двери сделали из кусков темно-зеленого с
прожилками дерева, окна состояли из множества сегментов: в переплет
вставляли квадратные пластины слюды, окрашенные в розовый, голубой,
бледно-зеленый и фиолетовый цвета. На носу размещались прислуга и
невольники, а посредине - две спальные каюты, столовая и салон с выходом
на кормовой наблюдательный мостик.
Так выглядела джонка Эдвера Тиссела, но факт обладания ею не вызывал
у него ни удовлетворения, ни гордости. Прекрасный некогда корабль
находился теперь в плачевном состоянии. Ковры вытерлись, резные ширмы
выщербились, а железный фонарь на носу проржавел и перекосился. Семьдесят
лет назад первый хозяин, принимая только что построенную джонку, выразил
мастеру свое восхищение и сам получил от этого немалые выгоды, поскольку
сделка (сам процесс был больше, чем просто сдача-приемка объекта)
увеличивала престиж и того и другого. Однако те времена давно миновали, и
теперь джонка не повышала ничьего престижа. Эдвер Тиссел, находившийся на
Сирене всего три месяца, прекрасно видел этот недостаток, но ничего не мог
сделать: другой джонки ему достать не удалось. Сейчас он сидел на кормовой
палубе, практикуясь в игре на ганге, инструменте, напоминавшем цитру,
размером чуть больше его руки. Метрах в ста от него волны омывали полосу
белом пляжа, за которым росли джунгли, а на фоне неба рисовался контур
изрезанных черных гор. Беглый, приглушенный свет Мирэйл продирался сквозь
завесу из паутины, а поверхность океана колыхалась и сверкала оттенками
перламутра. Зрелище это было для Тиссела таким же знакомым, хоть и не
таким скучным, как ганга, на которой он играл по два часа ежедневно,
бренча сиренские гаммы и аккорды и проигрывая простые фразы. Он отложил
гангу и взял зашинко, небольшой резонансный ящичек с клавишами, которые
нажимали правой рукой. Нажатие на клавиши проталкивало воздух через
находящиеся внутри свистульки, извлекая звуки как при игре на гармонике.
Тиссел пробежал с дюжину быстрых гамм, сделав при этом не слишком много
ошибок. Из шести инструментов, которыми он решил овладеть, зашинко
оказался самым послушным (разумеется, за исключением химеркина -
клекочущей и стучащей конструкции из дерева и камня, используемой только
для общения с невольниками).
Тиссел тренировался еще минут десять, после чего отложил зашинко и
стиснул ноющие пальцы. Со времени прибытия на Сирену каждую свободную
минуту он посвящал игре на местных музыкальных инструментах: химеркине,
ганге, зашинко, киве, страпане и гомапарде. Он разучивал гаммы в
девятнадцати тональностях и четырех диапазонах; неисчислимые аккорды и
интервалы, никогда не существовавшие на Объединенных Планетах. Он
тренировался с мрачной решимостью, в которой давно растворился его прежний
взгляд на музыку как на источник удовольствия. Глядя сейчас на
инструменты, Тиссел боролся с искушением выбросить все шесть в воды
Титаника.
Он встал, прошел через салон и столовую, потом по коридору мимо кухни
и вышел на носовую палубу. Перегнувшись через поручень, заглянул в
подводную загородку, где двое невольников, Тоби и Рекс, надевали упряжь
тягловым рыбам, готовясь к еженедельной поездке в Фан, город в двенадцати
километрах к северу. Самая молодая рыба, веселая или злобная, то и дело
ныряла, пытаясь увернуться. Она высунула обтекаемую голову на поверхность
океана, и Тиссел, глядя на ее морду, почувствовал странное беспокойство:
на рыбе не было маски!
Он сконфуженно рассмеялся, коснувшись пальцами своей собственной
маски - Лунной Моли. Что и говорить, он уже акклиматизируется на Сирене!
Пройден важный этап, если его шокировала голая морда рыбы!
Наконец упряжка была сформирована. Тоби и Рекс вскарабкались на
палубу; их красноватые тела сверкали от воды, а черные полотняные маски
липли к лицам. Не обращая внимания на Тиссела, невольники открыли
загородку и подняли якорь. Рыбы напряглись, упряжь натянулась, и джонка
двинулась на север.
Вернувшись на кормовую палубу, Тиссел взял страпан - круглую
резонансную коробку диаметром двадцать сантиметров. От центральной ступицы
к периметру коробки были натянуты сорок шесть струн, соединявшихся с
колокольчиками или молоточками. Когда струны дергали, колокольчики
звонили, а молоточки ударяли по железным палочкам, а когда по ним били,
страпан издавал резкие, звякающие звуки. Когда на инструменте играл
виртуоз, приятные диссонансы создавали эффект, полный экспрессии, а под
неопытной рукой результат бывал менее удачен и мог даже напоминать
случайные звуки. Тиссел играл хуже всего именно на страпане, поэтому
тренировался все время поездки на север.
Через некоторое время джонка приблизилась к плавучему городу. Рыб
привязали, а джонку пришвартовали в надлежащем месте. Зеваки, стоявшие
вдоль пристани, согласно сиренскому обычаю оценили все аспекты джонки,
невольников и самом Тиссела. Он не привык еще к такому внимательному
осмотру, и взгляды их весьма его беспокоили, особенно из-за неподвижных
масок. Машинально поправляя свою Лунную Моль, он перешел по трапу на
пристань.
Какой-то невольник, сидевший до сих пор на корточках, выпрямился,
коснулся пальцами черной повязки на лбу и пропел вопросительную фразу из
трех тонов:
- Скрывается ли под маской Лунной Моли обличье сэра Эдвера Тиссела?
Тиссел ударил по химеркину, висящему у пояса, и спел:
- Я сэр Тиссел.
- Мне оказали честь, доверив мне задачу, - пел дальше невольник. -
