воспоминаниях: дело в злом будущем. Общество, которое создают мои
companeros, злое и нездоровое. Мы захватили планету из жадности и все
время убивали ее жителей. Я не видел будущего у такого общества.
Действительно, прошло четыре дня, а мы ничего не делали. Город лежал в
развалинах, и никто его не расчищал. Никто ничего не восстанавливал.
Наемники бродили повсюду, хлопали друг друга по спине и весь день
бездельничали. По вечерам они сидели у костров, пели песни, играли,
напивались и рассказывали анекдоты.
Весь день меня преследовали тяжелые мысли. Я планировал свои действия
относительно Гарсона. Вечером пошел к костру, пил, пел и вел себя как
придурок - как и все остальные. А когда Гарсон отправился спать, толкая
перед собой коляску с Тамарой, я встал и пошел за ним, рассчитывая узнать,
где он ночует и как можно его подстеречь. За ним пошло больше десяти
химер, точно так же, как меня сопровождали мои химеры. Я понял, что
справиться с Гарсоном будет нелегко, потому что он никогда не оставался
один. Куда бы он ни шел, его сопровождали взгляды химер.
Мы шли по городу к большому дому, где разместился Гарсон, когда из
джунглей на холме появилась машина. Очевидно, одна из наших, потому что
автоматическая защита пропустила ее к городу. Я решил, что это один из
наших патрулей. В ней сидели четверо оборванных наемников; когда машина
вошла в город, один из наемников крикнул: "Гарсон!" Все они беспокойно
оглядывались. Явно были испуганы.
Интересно, что случилось, подумал я. Может, они заметили в джунглях
отряд ябадзинов?
Гарсон крикнул:
- Сюда!
Машина свернула к нему и остановилась в нескольких метрах. Химеры,
сопровождавшие Гарсона, начали приближаться. Им тоже хотелось услышать
новость. Артиллерист на машине сорвал шлем. Это был японец.
Он крикнул:
- Я Мотоки Хотайо!
И все они открыли огонь из лазерных ружей и самострелов. Гарсон
по-прежнему толкал перед собой коляску с Тамарой, и выстрел самурая прошел
прямо через нее. Плазма прожгла ее, Тамара вспыхнула, как факел, а выстрел
из самострела почти снес ей голову.
Я упал на землю, вокруг химеры начали доставать свое оружие.
Двигатель машины взвыл, она повернула и устремилась назад в джунгли,
самураи продолжали, отступая, стрелять, сеяли смертоносный дождь. Кто-то
успел дважды выстрелить по ним из самострела, но стрелы отскочили от
брони. Через несколько секунд машина самураев оказалась за городской
стеной и исчезла.
Я встал. Химеры, ближе всех стоявшие к Гарсону, были убиты или
ранены. Кто-то крикнул:
- Убили Гарсона! Это был Мотоки Хотайо, сын президента!
Из домов выбегали люди с оружием.
Несколько химер подняли останки Гарсона - обгоревший труп, по
которому ползали огненные змеи плазмы, пробитый десятками пуль, - и
бросились в больницу. Но остальные посмотрели им вслед и поняли, что
делать что-то уже поздно. И химеры, привязавшиеся к Гарсону, упали на
землю и заплакали.
Я медленно подошел к Тамаре.
От нее практически ничего не осталось. Обожженное тело, без волос,
вместо одежды пепел. Слишком ужасно, чтобы описывать. Я стоял и ждал, пока
тело не остыло, потом положил ее на траву.
Глаза Тамары смотрели в ночное небо, словно она хотела увидеть
звезды. Глазницы почернели. Век не осталось. Вокруг кричали, раненых
уносили в больницу, и я подумал, что нужно бы помочь. Подбежал наемник в
белье, в руке у него было ружье.
- Она твоя подруга? - спросил он. Я долго не отвечал.
- Нет, - сказал я наконец. - Она моя убийца. - Он удивленно кивнул,
потом снял рубашку и закрыл ее невидящие глаза. И произнес слова, которые
говорят над своими мертвыми рефуджиадос: "Свободна наконец".
И я пошел в больницу помогать в уходе за ранеными.
Позже я отыскал Абрайру, пошел с ней погулять и рассказал, как Тамара
перепрограммировала нас. Рассказал Абрайре о том, как ее насиловали на
корабле и что я об этом помню. Абрайра взяла в руки мое лицо и посмотрела
мне в глаза.
- Это что, какой-то розыгрыш? - Она нервно рассмеялась. - Ты хочешь
избавиться от меня? Я ведь к тебе не очень пристаю. Можем продвигаться
медленнее, если хочешь. Я знаю, у тебя давно не было женщины.
Мне хотелось рассмеяться. Не чувствовал ни радости, ни возбуждения.
Только печаль.
- Это не розыгрыш, - ответил я. - Всего лишь честность. Можем пойти в
лабораторию, и я покажу тебе оборудование в ее голове с сонограммой, если
хочешь.
В голосе ее звучала угроза.
- Что? О чем ты говоришь? Я не пойду туда с тобой. Ты лжешь! Ты
пытаешься обмануть меня! Ничего не произошло на борту "Харона"! Ничего
плохого не случилось!
- Я не хотел причинять тебе боль. Но я не лгу. Воздерживаться от
неприятной правды значит лгать. Я бы никогда не рассказал тебе об этом,
Абрайра, потому что это причинит тебе боль. Но я знаю, что ты испытываешь
ко мне определенные чувства и должна знать, что они основаны на лжи. Я
пытался спасти тебя от Люсио - и спас бы, если бы мог, - но я ничего не
сделал. Я не тот человек, каким тебе кажусь. Твои воспоминания об этом
инциденте - фальшивка. Это программа, навязанная тебе. И многое другое из
твоего прошло у тебя отобрано.
Абрайра смотрела на меня. Я не знал, что она видит в темноте своими
серебряными глазами. И не понимал ее выражения.
- Правда, что я испытываю к тебе чувства, Анжело, - сказала она. - Но
даже если твой рассказ правдив, мои чувства основаны на тысяче
незначительных поступков: ты обращался со мной как с равной, ты страдал,
когда поступал неправильно, ты всегда был добр ко мне.
Я отвел взгляд.
- Ты можешь уверить себя в этом, но правды это не изменит.
Она долго молчала. Наконец сказала:
- Пошли! - и в голосе ее звучал страх.
Когда мы вернулись в больницу, один из техников Гарсона вскрывал
Тамару. И хоть я не раз присутствовал при вскрытии, это ужасно
подействовало на меня. Он вскрыл теменную и затылочную доли ее черепа из
извлекал платиновые провода из головы. Сотни тончайших нейросинаптических
адаптеров были присоединены ко всем центрам ее мозга - к слуховому,
зрительному, тактильному, эмотивному центрам, а сразу за затылочной вилкой
находился небольшой процессор.
- Неплохое оборудование, - небрежно заметил техник словно резал салат
на завтрак а не вскрывал свою знакомую. - Знавал я профессиональных
снотворцев, тех, что могут создавать подлинные сновидения. Ни у кого
такого оборудования не было. Ни у кого!
Абрайра в ужасе отвернулась от операционного стола. Я не хотел, чтобы
она увидела правду в таком отвратительном обличье. Вид ее лица вызывал у
меня боль. Химеры всегда испытывают ужас, что с ними жестоко обойдутся.
- Что ты будешь с этим делать? - спросил я у техника, чтобы отвлечь
Абрайру.
- Продам! Рано или поздно здесь тоже потребуются создатели
сновидений. Из этого можно соорудить три хорошие соединения.
И хоть меня тошнило от всего происходящего, я с почтением посмотрел
на серое вещество мозга Тамары. Она очень хорошо знала нас, понимала наши
мысли, страхи и желания. Она была непревзойденным картографом мира мыслей.
И в этом мире была необыкновенно талантлива. Мне неприятно было видеть,
как с ней обращаются.
Я увел Абрайру из больницы, и она упала мне на руки и расплакалась,
потом вдруг оторвалась от меня и убежала. Я побежал за ней, схватил за
руку, остановил, и мы пошли дальше вместе. Абрайра долго плакала, потом
сказала:
- Перфекто часто расспрашивал меня о моем прошлом - сразу после
мятежа. Он говорил, что в прошлом со мной происходили нехорошие вещи. Я
ему не верила.
Грудь ее вздымалась, Абрайра тяжело дышала, словно вот-вот ее вырвет.
- Люди, которых я знала всю жизнь, говорили мне, что я изменилась.
Что я впервые в жизни могу быть счастливой! - Она остановилась и долго
смотрела вперед, словно видела что-то такое, что мне не видно.
- Наверно, они говорили правду, - сказал я.
- Ты сказал, что эта женщина уничтожила тебя. Но меня она старалась
спасти!
- Ты не чувствуешь себя обманутой? - спросил я. - Ведь я не спас тебя
от Люсио.
- Да, я чувствую себя обманутой! Но не ты меня обманул! Все, что я
помню о твоих поступках, ты бы сделал, если бы мог. В глубине души ты
именно такой человек, каким я тебя считаю.
И я понял, что она говорит правду. И моя честность - я надеялся - не
отвратила от меня Абрайру, хотя и причинила ей боль.
Все ночь шел сильный дождь, а на следующий день в полдень Абрайра
пришла в больницу. Она приготовила еду и попросила меня пойти с ней на
пикник. Я согласился, и она отвела меня к машине. Мы двинулись на юг от
города, и на нас не было брони. Абрайра отыскала платье с ярким
многоцветным цветочным узором. Я надел свое белое кимоно. Чувствовал я
себя неуверенно, оказавшись за пределами города без защиты. Одежда у меня
такая тонкая, что сквозь нее пробиваются лучи солнца. Мы говорили о разных
пустяках, и Абрайра попросила меня рассказать о своей семье. Ее очаровала
сама мысль о принадлежности к семье. К югу от города, километрах в сорока,
мы нашли длинный полуостров с несколькими дюнами на нем, остановились на
его северной оконечности и поели.
Когда еда кончилась, Абрайра сказала:
- Пойдем за дюны. У меня есть для тебя сюрприз.
Мы пошли по белым дюнам, шли легко и неторопливо. Песок после дождя
промок и отяжелел, и идти было нетрудно. Остро и чисто пахло морем,
гораздо лучше, чем от разлагающихся океанов Земли, и Абрайра взяла меня за
руку. Я подумал, что она захочет лечь со мной на землю и заняться
страстной любовью, и эта мысль опечалила меня.
- Ты снова думаешь о чем-то печальном, - сказала Абрайра. - О чем?
- Я решил улететь с Пекаря на "Хароне", - ответил я, - и отыскать
свою семью. Корабль улетает через три недели. Я думаю, что мне будет не
хватать тебя.
Абрайра крепко сжала мою руку.
- Ты не можешь возвратиться! Тебя никто не ждет на Земле! Разве ты не
понимаешь? Ты не представляешь себе, как там все изменилось. У тебя нет
там будущего. Как ты можешь об этом думать?
- Но и здесь я не вижу будущего, - сказал я. - Тут слишком много злых
воспоминаний.
- Но мы можем получить и хорошие воспоминания, - сказала Абрайра,
продолжая крепко держать меня за руку. Я подумал, какова может быть жизнь
с чилийкой-химерой.
- Дело не только в воспоминания, больше в семье, - сказал я. - Я
всегда хотел служить обществу, но теперь вижу, что общество вовсе не так
хорошо, каким я его считал. И не думаю, что на Пекаре будет приятно жить.
Когда улетят японцы-мужчины, наши люди сойдутся с их женщинами. Возможно,
не сразу, но через несколько лет это произойдет. И когда это произойдет,
наши два общества безнадежно смешаются. Наша любовь к убийству и их - к
самоубийству. Не думаю, чтобы получилась хорошая смесь. Не думаю, чтобы я
смог служить обществу, которое не одобряю.
- Но... но... - Абрайра говорила с трудом. - Но ты можешь изменить
общество, сделать его лучше. Это твоя моральная обязанность. Помнишь Сан
Мигеля де Мадрид?
Я ответил:
- Я не знаком с католическим пантеоном святых.
- Он жил в двадцать первом столетии. Выжил после ядерной
бомбардировки Мадрида. После того как упали атомные бомбы, он выполз из
развалин, и руки его обгорели, как головешки. Вокруг люди отказывались
сопротивляться, сдавались, умирали, потому что были убеждены, что наступил
конец света. Но святой Мигель считал себя обязанным выжить и создать такой
