завершения мести меня охватит мир и спокойствие. И точно такого же мира я
надеялся достичь, убив Люсио.
Но я чувствовал себя грешником. Снова я зашел слишком далеко и знал,
что за это придется платить. Когда я убил Эйриша, это стоило мне дома и
страны. И снова я действовал опрометчиво, и теперь Перфекто часами будет
сидеть в бане и плакать. Я подумал, что могу потерять его как друга. Если
бы Перфекто не привязался ко мне, он не убил бы Люсио. Он сделал это,
потому что думал, что я этого хочу, что я одобряю это, как одобрил
убийство Бруто. Я не мог представить себе такую безрассудную преданность.
Но, возможно, я настолько далеко отошел от правильного, что даже это
общество наемников и привязанных химер не простит меня.
Я, полный мрачными мыслями, добрался до лагеря, и скоро меня догнала
Абрайра.
- Что ты здесь делаешь? - закричала она, и ее серебряные глаза гневно
сверкали в лунном свете. Ее гнев показывает, что я прав, подумал я. Я
потерял ее как друга. - Перфекто нуждается в тебе! Он полон сознанием
вины! Иди к нему! Немедленно!
Я повернулся и пошел назад к городу. На полпути встретил Мавро и
Перфекто. Перфекто согнулся и шел медленно, а Мавро держал его за руку.
Перфекто громко всхлипывал. Я взял его за руку и почувствовал, как
буквально физически его чувство вины переходит ко мне.
Перфекто посмотрел на меня.
- Почему? Почему ты хотел убить его? - спросил он. - Тебе нечего было
его бояться.
Рот Перфекто дернулся в отчаянии. Блеснули абсолютно ровные зубы.
- Не знаю, - честно ответил я. - Я был так сердит на него, что не мог
опустить мачете. Я пытался остановиться. И не смог.
Перфекто кивнул и посмотрел в землю, как будто такой ответ
удовлетворил его.
- Он был один из нас, - пробормотал он. - Люсио был один из нас.
Я хотел объяснить, как все было, и торопливо продолжал:
- Я убиваю со дня нашей встречи и не знаю почему! Я убил Эйриша и
Хуана Карлоса. Я убил бы и Люсио!
Перфекто кивнул, продолжая идти.
- Ты убил их, потому что они нарушили твою территорию. Вы, люди,
этого не понимаете. Они нарушили твою территорию, и ты убил их. Подумай об
этом и поймешь, что я прав.
Мысль показалась мне странной и неуместной. Я был ошеломлен. Перфекто
- территориальное существо, и я мог понять, почему он убивает чужака,
нарушившего его территорию, но я поразился, что он собственные мотивы
переносит на меня.
И тут до меня дошло. Я убил Эйриша в своем доме, на своем полу.
Гонясь за ним снаружи, я бросил нож, я не хотел его убивать. Но когда он
нарушил мою территорию, я не проявил никакого милосердия. Хуан Карлос? Я
убил его, потому что он входил в модуль В космического корабля! Но Люсио -
он никогда не нарушал мою территорию. У меня не было причин убивать его.
Теория Перфекто, казалось, не оправдывается.
- Но Люсио не нарушал мою территорию! - вслух сказал я. - У меня не
было причин убивать его!
Перфекто продолжал брести к лагерю.
- Он нарушил территорию друга. А это то же самое. Мы защищаем своих
друзей, как самих себя. Он изнасиловал Абрайру и отрезал ей пальцы. Это
ужасное нарушение территории. И ты убил его за нарушение территории друга.
Так поступают самцы. Но все же - опасность была в прошлом. Ты должен был
оставить его в живых. Если тебе понадобится помощь в таких делах, я здесь,
амиго.
И Перфекто пошел дальше к лагерю.
Я молчал. При взгляде на генетическую карту Абрайры я поразился тому,
как она отличается от человека. И сказал себе, что никогда не должен
допускать ошибки и видеть в ней такую же личность, как я сам. Но слова
Перфекто показали, что такой большой разницы нет. И я кое-что понял. Меня
удивила реакция Абрайры во время мятежа, тот всепоглощающий ужас, который
она испытала, страх насилия. Как сказал Перфекто, насилие - это ужасное
нарушение территории. И поскольку Абрайра высокотерриториальное существо,
страх насилия у нее сильнее, чем у людей. И, может быть, поэтому, подумал
я, после насилия, после того, как ей отрезали пальцы, мозг ее не выдержал.
И в то же время я наконец понял весь смысл выражения "Поиск": когда химера
пускается в Поиск, ему недостаточно убить, он должен унизить свою жертву,
нарушив ее территорию.
И, убивая Люсио, я жил по кодексу Поиска. Мое подсознание не
позволяло просто убить его. Я систематически увечил его, старался
кастрировать, отрезать руку, нарушить наиболее интимную его территорию -
его тело.
И хотя я нарушал его территорию, Люсио, существо с высоко развитым
территориализмом, отказывался защищаться. Он позволил мне нарушать свою
территорию, потому что привязался ко мне. Генетическая привязанность
настолько сильна, что даже когда я убивал его, он отдавался мне. Он не
только позволил мне убить себя, он добровольно отдал свою жизнь, позволил
мне делать с ней, что я хочу. И если бы я продолжал рубить его на куски,
он каждый кусок отдавал бы мне. Люсио прощал мне каждый удар своего
мачете.
И я наконец понял, почему Перфекто горестно рыдал.
14
Той ночью я спал мало. Лежал без сна и обдумывал снова и снова свои
поступки. И к утру оцепенел больше, чем от утреннего холода. В судне на
воздушной подушке в лагерь прилетели помощники Цугио, возбужденные и
раздраженные, и встретились с Гарсоном. Абрайра прослушала вызов и
сказала, что нам в полном боевом оборудовании нужно идти к городу. Она
приказала нам настроить микрофоны своих шлемов на канал А, субканал 0. При
таком включении мы могли получать приказы от офицеров, но не могли
разговаривать друг с другом. Такую связь используют только в бою. Абрайра,
казалось, избегала встречаться со мной глазами. Наши отношения изменились;
я понял, что она утратила уважение ко мне.
Я заключил, что Абрайра права. Гарсон согласился сражаться с
ябадзинами. Мы получим припасы и машины и выступим. Но мне казалось это
неважным. Многие принесли с собой с Земли любимое оружие: плазмовые ружья
Галифакса, тяжелые боевые лазеры Бертонелли, стрелы Уайсиби. Все
вооружились, и мы приготовились к маршу. Перфекто сидел в казарме и играл
в карты с десятком наемников, а остальные стали строиться снаружи. Я
удивился. Последний раз оглядывая помещение, я велел ему поторопиться, а
он продолжал сидеть на полу и выглядел отвергнутым.
- Догоню, - сказал он.
Мы пошли в город колоннами по четыреста человек, миновали деловой
район в центре и прошли к посадочной полосе у индустриального парка. Все
были напряжены и молчаливы. День был солнечный и ветреный, в километре от
нас волны бились о песчаный берег, и звук прибоя доносился по ветру. На
летном поле сидели два больших желтых дирижабля. Тут же находился генерал
Цугио в сопровождении нескольких сотен японцев, мужчин и женщин. Они
окружили трех девушек японок в белом, сидевших в позе seiza и смотревших в
сторону моря. Рядом располагалась группа операторов, снимавших голограмму
происходящего.
Генерал Цугио прикрепил к груди микрофон. Рот его был презрительно
искривлен. Он посмотрел на камеры, потом на микрофон у себя на лацкане,
словно это какое-то насекомое. Готовился к своему шоу.
Когда мы выстроились колоннами и застыли по стойке смирно, генерал
Цугио неожиданно поднял голову и словно впервые заметил нас. Выпрямил
спину и властно посмотрел на нас, как какой-то король варваров. Начал
кричать по-японски, и переводчики в наших шлемах произнесли по-испански:
- Вчера вечером мы в знак дружбы привели вас в свои дома! А вы что
сделали? Вы соблазнили наших дочерей!
Поблизости от меня засмеялись.
- Какое высокомерие! - кричал Цугио. - Вы думаете, это весело?
Думаете, забавно осквернять нашу кровь? Мы обсудили это на самом высоком
уровне! Сам президент Мотоки принял решение: Мотоки наняла вас, чтобы вы
сражались с ябадзинами, а не вступали в связь с нашими женщинами. Эти три
женщины опозорили свой народ, свои семьи и свою корпорацию. Они
восстановят свою честь! - И в этот момент словно невидимое стекло накрыло
меня, и весь остаток дня я ходил как во сне, смотрел на все, как не
имеющее ко мне отношения.
Трое адъютантов Цугио приблизились к трем девушкам в белом и встали
перед ними, лицом к ним. Член семьи занял позицию справа от девушки. А
слева оказались три самурая в зеленых боевых костюмах, они извлекли мечи и
прижали их к шеям девушек. Потом адъютанты протянули каждой девушке по
короткому мечу, wakizashi, девушки протерли лезвия и прижали их к животу.
Адъютанты что-то негромко сказали девушкам и кивнули. Две из них
вонзили мечи себе в живот, а самураи взмахнули длинными мечами и снесли им
головы, прежде чем они смогли унизить себя криком.
Третья девушка продолжала сидеть, держа меч у живота. Она посмотрела
на труп девушки справа от себя, и стоическое выражение ее лица сменилось
страхом. Она уронила меч и начала вставать, но стоявший рядом адъютант
схватил ее за руки и заставил снова опуститься на колени. Все японцы были
явно рассержены и потрясены ее трусостью. К девушке подбежала ее мать и
начала что-то настойчиво говорить. Она вложила дочери в руки меч и делала
движения в сторону живота, показывая, как дочь должна с ним поступить.
Адъютант еще немного поговорил с девушкой, и та расплакалась. Он
снова вытянулся, и все японцы смотрели с ожиданием. Адъютант кивнул
девушке, и та воткнула меч в живот, всего на толщину пальца, только чтобы
ощутить боль. И самурай рядом с ней тут же отрубил ей голову. Как хорошие
солдаты, мои companeros и я продолжали стоять по стойке смирно.
Генерал Цугио произнес речь о храбрости, проявленной этими женщинами.
- Даже у женщин больше храбрости, чем у некоторых из вас! Видите, как
они спокойно встретили неизбежное? Их храбрость должна всем нам послужить
великим примером. Некоторые начали сомневаться в вашей храбрости.
Некоторые даже смеялись над вами! Когда же вы решитесь сражаться? Неужели
вам хочется умереть с голоду?
Он все говорил и говорил. Наши люди переминались с ноги на ногу, и я
чувствовал их беспокойство. Кто-то за мной крикнул:
- Мы ничего не боимся!
Другие одобрительно зашумели. Все это снимали на голографические
ленты. Мотоки не сумела подкупить нас и решила добиться нашего участия в
войне другим путем.
Когда Цугио кончил разглагольствовать, вперед вышел Гарсон. Он
нервничал; облизывал губы и приглаживал волосы, пристально глядя на нас. Я
видел, что он хочет призвать нас к немедленным действиям.
- Мuchachos, генерал Цугио и все граждане Мотоки, - обратился он.
Кто-то прошептал в микрофон: "Приготовиться!", и началось перемещение в
рядах. Гарсон продолжал: - Мы заслужили свое оружие и готовы показать, что
можем применить его! Мы люди войны, а не трусы, над которыми можно
смеяться!
- Со времен Кортеса ни одна испанская армия не была на таком далеком
берегу и не встречала так много сильных противников. - Мне показалось
забавным, что Гарсон всех индейцев, химер и людей разных национальностей
возвысил до испанцев. Он беспокойно смотрел на нас, и в голосе его звучало
напряжение и искренний страх. - Но хоть нас немного, я напомню вам о тех
великих деяниях, которые совершил Писарро - он особо выделил имя
"Писарро", - и его небольшой отряд в сто восемьдесят человек.
И я неожиданно понял, что он собирается сделать. Имя "Писарро" он
произнес как тайный пароль, и это так и было на самом деле. Жители Мотоки
никогда не изучали деяния конкистадоров, не знали их предательства. Я