новенно такие ответы. Человек понял неизбежность гибели капитализма и
победы рабочего класса и примкнул к последнему. Другой ответ: примкнул,
потому что понял неизбежность гибели капитализма и вследствие сочувствия
и желания помочь в борьбе угнетенным. Первый ответ является по существу
неверным, потому, что понять неизбежность гибели капитализма невозможно,
если не искать заранее решения вопроса именно в этом направлении по ка-
ким-то побудительным мотивам, которые лежат за пределами чисто теорети-
ческих рассуждений. Второй ответ является эклектическим, но по существу
он ближе к истине. В действительности же то, что представляется внешне,
как акт свободного
Л. Сейфуллина.
МУЖИЦКИЙ СКАЗ О ЛЕНИНЕ.
Большой, от столиц и крупных городов далекий, уезд. По захваченным
верстам он не меньше иного иноземного государства. Были в нем золотые
прииски, черноземные земельные угодья, винокуренные и салотопенные заво-
ды, гурты баранов, овец и козы с мягким тонким пухом для прославленных
оренбургских платков.
Население его - старожилы-казаки и переселенцы из губерний: Тамбовс-
кой, Пензенской, Саратовской, Харьковской, Екатеринославской, Воронежс-
кой, Полтавской, Таврической. С разных краев, с разной повадкой и обыча-
ями. И еще набросаны по речке Сакмаре и глубже в степях деревушки мор-
довские, башкирские и киргизские зимовки.
Люди разных кровей, с различным бытовым укладом и разной веры: пра-
вославные, старообрядцы, магометане, субботники, дырники, евангелисты,
скопцы, хлыстовствующие и много других сект, затаившихся здесь от прави-
тельственной веры.
Крестьяне-богачи с тысячами десятин и безземельные, "квартиранты", не
могущие поставить даже собственной избы. И крапинами разрозненными
вкраплена в станицах, селах и деревнях мелкая, глушью придушенная, ин-
теллигенция: с десяток врачей, учителя, агрономы и библиотекари. Газеты
и вести о жизни всего государства Российского получались из Оренбурга.
Доходили быстро только до станиц на большой дороге с телеграфными стол-
бами, до приисков и до уездного города. Он - деревянный. Этапы существо-
вания своего - от одного большого пожара, после которого сызнова надо
строиться, до другого. И низкорослый. Высились в нем только колокольни и
онемевшая с девятьсот четырнадцатого труба винокуренного завода. Газеты
и вести сгасали в его сырьевой глухоте. Деревни и села в глубине уезда
отделены были сотней и больше верст от него и от одноколейной железной
дороги на Оренбург. И к нему и к железнодорожным станциям от этих сел и
хуторов вели неверные проселочные дороги через степь, через овраги, гор-
ные увалы и перелески.
Каждое село, каждый хутор творили свою отдельную веру, свой обычай.
Изживали тяготу своих налогов, совсем не интересовались не только все-
российским, но даже губернским масштабом. О министрах, царе не хранили
никаких рассказов, преданий. Солдаты, приносившие их со службы, быстро
забывали свои сказы. Сменяли их на близкое, ощутимое: о земских на-
чальниках, становых, урядниках. И мобилизация на русско-германскую войну
и февральская революция были негаданны здесь, как камень с неба.
Земство посылало лекторов и агитаторов. Но они не могли объехать всех
деревень, хуторов и зимовок в буранные зимы, пашен, покосов и жнивья в
крестьянскую рабочую летнюю пору; аулов в период кочевья.
И хоть с тысяча девятьсот четырнадцатого накатаны стали даже недавно
проложенные отчаянным человеком сокращенные пути в уездный город - все
же вывезенные оттуда имена военачальников и революционных правителей
скоро сглыхали в застарелой тишине. В волостном нашем селе были мужики,
путавшие Керенского с Родзянкой. А бабы и подростки вовсе именами не ин-
тересовались.
Но в зиму бурливого тысяча девятьсот восемнадцатого большевистская
тревога властно разворошила и низкорослый город, и весь уезд. С этой
тревогой пришло имя "Ленин".
Пришло и прошло не только по большаку с телеграфными столбами. Про-
никло на хутора и в зимовки. Ни одного из жителей уезда, разных по кро-
ви, по достатку, по мыслям не оставило теплохладным.
И о нем, далеком, не только всероссийского, но и мирового масштаба, в
этом глухом, разношерстном уезде сложились сказания. В богатых казачьих
станицах, в селах, где верховодили многоземельные старообрядцы, у сек-
тантов, сумевших нажиться в общинном землевладении и приобрести под ру-
кой отдельные собственные поля и пашни, эти сказанья пропитаны той высо-
кой степени ненавистью, какую внушает только большой и сильный враг, ко-
торая звучит уже, как экстаз уважения. Им мало казалось в сказаньях об-
винять его в корыстных расчетах. Они создали легенды о нем по библии,
как о существе мистического сверхчеловеческого мира. Я слышала старооб-
рядцев и сектантов, вдохновенно кричавших наизусть целые страницы биб-
лии, утверждавшие за Лениным число зверя, число шестьсот шестьдесят
шесть, число антихристово.
Сектантский наставник, чернобородый, властный мужик, на сходке в на-
шем бывшем волостном правлении, кричал об языке подписанных Лениным дек-
ретов. Он от имени пророка Исайи страстно грозил всем, повторяющим сок-
ращенные слова указов: "Не увидишь больше народа с глухой невнятной
речью, с языком странным, непонятным!". И эти сокращенные слова называл
ленинскими.
Другой сектант, по ремеслу шорник, на митинге уже в самом уездном го-
роде, вздергивая седоватую, бобриком стриженную голову, взмахивал руками
и кричал из писания уж в защиту Ленина. О том, что он по писанию посту-
пает, отнимая "жирные пажити богатых": "Ибо горе им, прибавляющим дом к
дому, поле к полю, так что другим не остается места, как будто они одни
поселены на земле". Ленин для него был носителем справедливого священно-
го гнева, осуществляющим предсказанное пророком Исайей. В старообрядчес-
ком поселке Карагай сухощавый, красновато-рыжий, наследственный кержак
Болдин тоже по писанью, фанатично, как все из этого писания, принял Ле-
нина.
Записался в партию, надел винтовку, стал носить наган без кобуры. И
на каждом сходе грозно размахивал им и кричал утверждающие правильность
политических деяний Ленина тексты. Из этих выступлений, из споров о "бо-
жественном" и Ленине вместе - создалось много сумбурных, но пафосных
рассказов о нем в уезде. Разного настроения, различного к Ленину отноше-
ния, но равно горячих. От вдохновенья художественно-ярких. Никто не ос-
тался теплохладным. Безземельные "квартиранты", малоземельные поселенцы,
батрачье, беднота русская, мордовская и башкирская создали о Ленине це-
лые былины. В этой статье, спешной и взволнованной, которую пишу в час,
когда еще не закрыта Ленина могила, я не могу многого вспомнить. И не о
своих мыслях - о нем пишу. Я пишу о глухом уездном, где застревали и
сгасали имена. И где вдруг одно большое осталось жить. Осталось и чудес-
но расцветилось редким и редкостным мужицким вдохновением. Более точно и
ярко я вспоминаю один рассказ.
На хуторе, по пути в город, я слышала его. За сто сорок верст, в бу-
ранную зиму тысяча девятьсот восемнадцатого, ехал за новостями в город
мужик Никита Минушев. И прихватил меня с собой. Обжигающий, холодный ве-
тер и колючая поземка заставили нас еще до сумерок свернуть к ночлегу. В
избе у знакомых Минушева, на расшатанной деревянной кровати, на деревян-
ных скамьях у стола за прозеленевшим самоваром, оказалось много свернув-
ших с дороги путников. Тоже хозяевам знакомцев. Тоже - за новостями в
город, не боясь переметенной бураном дороги. До темноты оглядывали друг
друга затаенными мужицкими глазами. Обменивались утвержденными, как обы-
чай, при встречах сообщениями о ценах на хлеб, об отсутствии товаров и
очень сторожко о новых порядках. Но в час, когда от нечистоплотной му-
жицкой одежды, от дыхания сбившихся в маленькой избе людей начал туск-
неть и мигать огонек пятилинейки под потолком, разговорились бабы. И су-
хощавая серолицая хуторянка, с пеплом седины на выбившихся из-под бабьей
повязки волосах, с выцветающими черными глазами, рассказала не спящим
сказку про Ленина. Как Ленин с царем народ поделили:
"Вот приходит один раз к царю Миколашке самый главный его генерал.
"Так и так, ваше царское величество, в некотором царстве, в некотором
государстве объявился всем наукам обученный дотошный человек. Неизвест-
ного он чину-звания, без пашпорту, а по прозванию Ленин. И грозит этот
самый человек: на царя Миколая приду, всех царевых солдатов одним словом
себе заберу, а генералов всех, начальников, офицеров-благородию и тебя,
царь Миколай, в прах сотру и по ветру пущу, слово такое есть у меня".
Испугался тут Миколашка-царь, ногами вскакнул, руками всплеснул, громким
голосом воскричал: "Отпишите скореича человеку тому, чину-звания неиз-
вестного, без пашпорту, а по прозванию Ленину, пусть не ходит с тем сло-
вом на меня, не крушит в прах меня, генералов моих, начальников, офице-
ров-благородию, а за то отдам я человеку тому полцарства моего!". Набе-
жали тут к царю люди ученые, скоро-скоро, с задышкою, обточили перья
вострые, отписали тому Ленину: "Так и так, не ходи ты, Ленин, на царя
Миколая со словом твоим, а забирай себе полцарства Миколаева без бою,
без ругани". И мало ли, много ли, а в скорости прислал ответ письменный
тот человек, чину-званья неизвестного, без пашпорту, а по прозванью Ле-
нин. И отписывает Ленин царю-Миколашке: "Так и так, прописывает, согла-
сен я получить от тебя, царь-Миколашка, половину царства твоего. Только
отписываю я тебе уговор, как мы делиться с тобой станем. Ни по губерням,
ни по уездам, ни по волостям. А вот как, прописываю я тебе, на какую де-
лежку с тобой я согласен, и чтоб без никаких больше разговоров. Забирай
ты себе, царь-Миколашка, всю белую кость: генералов, начальников, офице-
ров-благородию со всеми их отличьями, со всеми чинами, крестами, наград-
ными аполетами, с супругами благородными, с детями их белокостными. Гос-
подинов-помещиков со всем их богачеством, с одежей шелковой и бархатной,
с посудой серебряной позолоченной, с супругами ихними и с отродием. За-
бирай себе купцов с товарами ихними, с казною несметною, и из банков пу-
щай заберут всю казну свою. Забирай себе всех заводчиков и с казной, и с
машинами, и со всем их заводским богачеством. А мне отдавай всю черную
кость: мужиков, солдатов, фабричных, с немудрящей ихней шараборой.
Только скот на племя оставь, поля травные да землю-родильницу для па-
хотьбы". Прочитал письмо Миколашка-царь, заплясал ногами в радости, заш-
лепал в ладошки в веселости и приказал своим генералам, офицерам и на-
чальникам: "Сей-же-час отпишите тому Ленину на все полное согласие. И
какой же он есть всем наукам обученный, слово тайное знающий, коль от
всей казны несметной моей, от товаров купеческих, от припасов помещичьих
отказывается, а забирает себе черную кость безо всякого способия. А на
тую казну мы себе другую черну кость наймем, из тех нанятых в солдаты
заберем, и будем жить опять в спокое да в богачестве". Набежали тут
опять к царю спешно-спешно, с задышкою, многие люди ученые, обточили
перья вострые, отписали тому Ленину царево согласие. А насчет надсмешки
и не гукнули, чтоб не одумался, не пошел на них с тайным словом своим. И
мало ли, долго ли, а в скорости наезжает тишком-тихонечком тут Ленин к
своим солдатам, мужикам и фабричным. А царь с костью белою уж подальше
отъехали. Глядят мужики, солдаты, фабричные, а приехал к ним простецкий
хрестьянский человек и говорит им: "Товарищи, здравствуйте". Куда глаз
хватил, всех за ручку подержал и объявил громким голосом: "Буду с вами я
в одном положении, как есть мы теперь товарищи. Только вы меня слушай-
тесь, я всем наукам обученный и своих товарищев на худое не выучу". Сол-
даты по солдатьей своей выучке сейчас: "Точно так, товарищ Ленин, слуша-
