покрутил, зачем-то, указательным пальце у виска. Петр Борисович подмигнул
- "волопасец" исчез. Но тут со спины наподдали особенно чувствительно и
настойчиво попытались вышвырнуть Петра Борисовича из очереди, комментируя
это эпохальное событие словами:
- Вали отседова, мужик. Тебя здесь не стояло! Эх, дать бы тебе по
шапке, чтобы другим не повадно было!
Петр Борисович не стал, как в прежние времена, убеждать и доказывать:
что он, мол, стоял, что отлучился только на минуту, ну, скажем, позвонить
или, наоборот, что он, вообще, только что приехал почти из другой
галактики (почему почти?) или что...
Петр Борисович повел плечами, как делают почти что все Чертовы (я,
конечно, имею в виду планету) аборигены. Стало чуть посвободней. И вот
тогда Петр Борисович сделал то, чему выучился у "Того на которого..."!
В воцарившейся тишине, Петр Борисович спокойно подошел к прилавку и,
без всякого ажиотажа - то бишь давки и взаимных оскорблений, купил пачку
сигарет, а потом, так же спокойно, направился к выходу.
"Нет, правда!" - подумал П.Б. 13*10 в 278-й. - "У нас на Земле жить
можно. Просто необходимо иметь некоторые специфические навыки".
ЧЕРТОВО КОЛЕСО
"...Эти бессмысленные хрустальные замки, на
поверку, чаще всего оказываются из картона или в
лучшем случае из фанеры. И возвышаются они
фанерными обелисками, превращая мир в кладбище
несбывшихся чаяний, в мемориал тщетности попусту
растраченных усилий. В гигантский
гиперболизированный Диснейленд, где главным
аттракционом является - парад человеческих
аллюзий..."
Д.П.Стар
- Ставлю на черное, - лениво говорит Прайс, - как обычно.
- Тогда я вынужден поставить на красное, - откликается Виктор, - из
уважения к складывающимся традициям.
- На семьдесят семь! - улыбаясь Дитриху, говорит Лиз. - А вы, Дитрих?
- Я - пас.
- Ну, Дитрих, не стройте из себя паиньку, - миролюбиво ворчит толстый
Макс. - Не отрывайтесь от коллектива! Берите пример с меня: на красное, на
тринадцать и на... скажем... сорок девять.
- Если так стоит вопрос, - пожимает плечами Дитрих, - тогда... я
ставлю... на тройку!
- Вот и прекрасно! А вы, Каролайн? - толстый Макс, прищурившись от
дыма неизменной сигары, торчащей в правом уголке его рта, вопросительно
смотрит на Каролайн.
- Что вы сказали? - слегка испуганно переспрашивает Каролайн,
беспомощно глядя то на Макса, то на Виктора.
"Дура! Боже мой, какая дура!" - раздраженно думает Виктор. - "Большим
дураком мог быть только тот, кого угораздило жениться на ней."
- Керри, милая, - говорит Лиз таким голосом, словно общается с
душевнобольной. - Мы играем в рулетку. На что ты ставишь?
- Я... наверное... на Виктора, то есть я хотела сказать, как Виктор -
на красное, - Каролайн неуверенно улыбается и неожиданно твердо добавляет:
- И еще на четверку.
- А ты, Эрих? - спрашивает Лиз, не глядя на мужа.
- На нечетное, - нехотя отвечает Эрих, думая при этом:
"Она строит глазки, как самая дешевая потаскуха. А он даже не смотрит
на нее. Сколько я должен терпеть ее выходки? Теперь вот на горизонте
возник этот Дитрих... Ну почему такому дураку, как Виктор, так везет? Если
бы Лиз, хотя бы раз глянула на меня так, как Каролайн смотрит на этого
напыщенного хлыща..."
- Я ставлю на четное, - заявляет Харди, холодно улыбаясь, но не
адресуя улыбки кому-либо конкретно. - Ставки сделаны! Бросаю шарик...
ШАРИК: "А, черт! Опять вперед. Опять крутись, как дрессированная
обезьяна. Опять по мановению чьей-то руки жизнь превращается в безумное
чертово колесо. Все кувырком. Голова-ноги, ноги-голова... Где начало, где
конец? И все во имя чего? А, черт!"
- ЧЕРНОЕ! - объявляет Харди.
Дитрих вздрагивает, а Виктор с досадой констатирует:
- Вам везет, Прайс.
- Как обычно, - откликается Прайс, и в голосе его сквозит скука...
ЧЕРНОЕ
Сырой промозглый туман заползает змеей за воротник и ползет дольше -
вниз по позвоночнику. Прайс поеживается и осторожно рукавом плаща
смахивает водяные капли с блестящего черного ствола. Автомат приятно
оттягивает плечо и внушает уверенность. А что особенно приятно - молчит.
Спутник же Прайса, суетливый, мелкий и невыносимо нудный, молчания просто
боится.
- Нет, правда, не то чтобы он сильно мешал... Вы понимаете меня? А
так, в общем... Просто его время прошло... Он вроде, как балласт, а от
балласта, рано или поздно, жизнь вынуждает избавляться. Вы понимаете меня?
Прайс понимает и от этого ему скучно вдвойне.
- Я думаю, что и для него это будет лучший выход... Вы понимаете
меня? Только боюсь, он этого не понимает. И даже более того, он, по моему,
начал что-то подозревать. А может... Вы понимаете меня?
- Это он? - негромко спрашивает Прайс, но прежде чем успевает
выслушать ответ, видит короткие яростные вспышки...
И лишь потом приходит звук автоматной очереди. Чужой автоматной
очереди...
На груди Прайса расплывается огромное ЧЕРНОЕ пятно.
- Кажется, в этот раз мне не повезло, - бормочет Прайс, но все равно
в его голосе сквозит скука.
Теперь уже можно разобрать, что пятно не ЧЕРНОЕ, а КРАСНОЕ.
- Ставки сделаны! - объявляет Харди и бросает шарик на вертящееся
колесо рулетки.
ШАРИК: "Игра! Жизнь! Суета... А цели? А средства?! Всевластие случая,
или волюнтаризм закономерности? Господи, как мне все это надоело!!!"
- КРАСНОЕ! - мрачно говорит Харди, глядя на непомерно возбужденного
Виктора.
- Кажется, в этот раз, мне не повезло, - бормочет Прайс, но все равно
в его голосе сквозит скука.
- Вам и так слишком часто везет, Прайс, - усмехается толстый Макс,
украдкой поглядывая на Каролайн.
- Я выиграл! - радостно хохочет Виктор, и Каролайн заметно
вздрагивает, не в силах отвести глаз от красного поля.
КРАСНОЕ
- А это не больно? - инфантильно сложив большие КРАСНЫЕ губы бантиком
спрашивает Виктор.
- Ну, что вы? - усмехается Макс. - Вы даже не заметите.
В белом халате Макс кажется еще толще.
Каролайн нервно покусывает губы.
"Я его ненавижу!" - вдруг думает она, глядя на плаксивое выражения
лица Виктора. - "И кажется, ненавижу очень давно".
- А какие гарантии дает ваша фирма, доктор? - тихо спрашивает
Каролайн.
"Дура! Беспросветная дура. И это дурацкое КРАСНОЕ платье..." - думает
Виктор. - "Ну ничего, скоро это кончится."
Макс улыбается, но от этой улыбки Виктору становится не по себе.
- Ни единой претензии к нам до сих пор от клиентов не поступало. Но в
крайнем тяжелом и запущенном случае процедуру можно повторить. Прошу! -
Макс указывает на странную пару кресел повернутых спинками друг к другу.
Каролайн и Виктор садятся.
- А?.. - успевает сказать Виктор, но яркая вспышка сбивает его с
мысли.
- Операция окончена, - громко объявляет Макс, с холодной
профессиональной заинтересованностью изучая клиентов.
- Спасибо, - говорит Виктор и встает из кресла. Рядом стоит
незнакомая молодая женщина.
"Жаль, что не в моем вкусе, а то можно было и..."
"Симпатичный, но какой-то... слащавый. Наверняка бабник. Где-то я его
уже видела?.. Нет, показалось", - Каролайн улыбается толстому Максу. - Я
могу идти, доктор?
- Да, конечно. Вы свободны. Теперь вы окончательно свободны.
Макс провожает клиентов к выходу и некоторое время смотрит, как два
человека идут по улице, затем на перекрестке один поворачивает налево, а
второй - направо.
Макс возвращается к столу и делает пометки в историях болезни: на
одной, в большой КРАСНЫЙ квадрат он вписывает цифру ТРИ, а на второй...
- Ставки сделаны, господа! - голос Харди торжественен, как у
профессионального распорядителя похорон.
"Сейчас выпадет тройка", - думает Дитрих, стараясь не замечать косого
взгляда Эриха.
- Ставки сделаны, - повторяет Харди и бросает шарик.
ШАРИК: "Что есть жизнь? Какой глобальный вопрос. Жаль, что подумать
над ним абсолютно нет времени. Вперед! Жизнь это движение!!! Раздумья -
остановка. Остановка это... Раз! Два! ТРИ!"
- ТРИ! - возвещает Харди.
"Я так и знал", - испуганно думает Дитрих.
"Три - НЕЧЕТНОЕ!" - Эрих зло улыбается и в упор смотрит на Лиз.
ТРИ, НЕЧЕТНОЕ
"Раз, два, три! Раз, два, три! Раз, два, три! Три точки, три тире,
три точки. Раз - два - три! Раз - два - три - ритм вальса. Господи, это
безумие, о чем я думаю?! Зачем я думаю? "Говорят вы, модный писатель?" Кто
говорит? Просто у меня больная душа, я - душевнобольной. Попытки
выплеснуть больную душу на лист бумаги, это и есть то, чем я собственно
занимаюсь. А что есть я? Как соотнести мир во мне и мир вокруг меня? И
откуда такая самоуверенность? Почему я не думаю, что это скорей все-таки я
вокруг мира, а верней в нем. Или внутри того, что внутри меня.
Самозамкнутая рекурсия вложенных миров. Кому может быть интересна
самозамкнутая рекурсия? Разве что отдельным эстетизирующим индивидам, но
перед этим обязательно необходимо пришпилить образец булавкой к стенду,
как экзотическую мерзкую букашку в музее, и чтобы обязательно была
табличка: мол, ареал распространения такой-то, ценности с точки зрения
экономики не представляет. А также обязательно указать возможность
разведения в неволе, чрезвычайно, кстати, животрепещущий вопрос:
размножается ли в неволе? И какое дает потомство? Или вот еще..." - Дитрих
тяжело разбегается и, расправив огромные черные крылья, взмывает в
отстраненно холодное ночное небо. Левое крыло, как всегда подворачивается,
и Дитрих падает грудью на грязный заплеванный асфальт. Не так больно, как
обидно...
- Ну что, падший ангел? Небось опять нализался? - сочувственно
спрашивает голос за спиной. - Крылышки-то совсем не держат...
- Вы бог? - спрашивает Дитрих, явственно чувствуя под щекой остывший
к ночи асфальт.
- Какой к дьяволу бог, - раздраженно "фыркает" голос. - Скорей -
ассенизатор.
- Я, кажется, тоже, - слабо улыбается Дитрих и безуспешно пробует
подняться.
- Это ты? - теперь голос не бесплотен, теперь Дитрих видит кому он
принадлежит. - Эрих?!
- Вот уж кого я хотел видеть меньше всего, - цедит Эрих сквозь зубы.
- Но раз уж мы встретились...
Эрих коротко, без размаха, но вкладывая в удар всю ненависть, бьет
Дитриха по лицу.
Неуклюже подпрыгнув, Дитрих начинает падать, но в последний момент,
чиркнув крыльями по асфальту, он взмывает в черное ничто, манящее своей
вечной недосказанностью. Теперь крылья "держат" хорошо.
"Неужели, для того чтобы взлететь, я обязательно должен был получить
по морде?" - думает Дитрих, медленно поднимаясь над ночным городом,
замершим во тьме, словно свернувшаяся в клубок, пригревшаяся змея.
Эрих смотрит вслед медленно отдаляющемуся Дитриху. Эрих знает, что
смог бы легко его настичь, но огромные сильные крылья остаются сложенными
за спиной, как горб - тяжелыми и бесполезными.
"Может я бог?" - с сомнением думает Эрих. - "Тогда какое я имею
право... Ну, крылья, ну и что? И крылья и горб - это только внешние
атрибуты, а суть гораздо сложней, неожиданно банальней и бесконечно
