опоясавшем крышу, неотвратимо наползающем на стены, сея разрушение и
смерть...
Жалобное лошадиное ржание зазвенело и оборвалось лопнувшей струной.
- Смерть! Смерть! - заревел аббат. - Смерть? Но Он же не горит в
огне?! Как саламандра!!!
Аббат заметался вдоль стен, силясь различить в беснующемся пламени
то, что происходит в смертоносном огненном кольце.
Ветер!
Особо злобный порыв швырнул аббата наземь и он с ужасом увидел, что
над пылающей конюшней в черной безоглядной бездне неба зависло Нечто, и в
свете его даже зарево пожара показалось тенью. Словно огромная чаша
опрокинулась, расплескав сверхъестественно белый огонь, и языки пламени
замерли.
Замерло все!
Жил только этот жуткий свет...
И тут аббат увидел ЕГО...
Утром, когда доблестный рыцарь Шерман рискнул вернуться в замок,
чтобы попытаться хоть чуть-чуть прояснить обстановку, его взору предстало
достаточно удручающее зрелище.
Вместо роскошной баронской конюшни - жалкое пепелище. Правда замок
почти не пострадал, челядь барона оказалась на высоте.
Пугая слуг нечленораздельными воплями, среди пепла и еще тлеющих
головешек, деловито сновало грязное жалкое и явно безумное существо.
Шерман не сразу поверил, когда ему сказали, что это аббат.
Барона Марка и маркиза Кранца обнаружить не удалось.
Может правы были те, кто упорно твердил, что и барона, и маркиза
забрал сам дьявол...
ЭПИЛОГ
- Вам не кажется, что метод личностного сканирования при помощи
интеллектуальных спор излишне жесткий?
- Вы, очевидно, хотели сказать - жестокий? Да, конечно, но за то -
самый эффективный. Спора прорастая в заданной интеллектуальной среде,
вбирает столько информации, причем мгновенно, на сбор которой нам
понадобились бы годы...
- Но прорастая спора формируется в личность, которую фактически
насильно формируем мы, помещая в выбранную нами среду.
- Считайте, что вы участвуете в воспитании некого своеобразного
ребенка.
- Вы считаете эти процессы сходными? То есть, по вашему, выходит, что
процесс воспитания это насилие?
- В некотором смысле - да.
- Но процесс воспитания ребенка происходит в соответствующей
социальной среде, неограничен во времени и коррелирован с особенностями
психики ребенка.
- Спора тоже помещена в некую среду. Что касается времени... Еще не
известно, что более целесообразно. А третий пункт при воспитании
соблюдается далеко не всегда.
- Но это и есть насилие. К тому же сформированная спора безжалостно
изымается из сформировавшей ее среды. Я уже не говорю, что среда может
быть чуждой, даже враждебной по отношению к базовой интеллектуальной
структуре споры. А среда? Разве внедрение споры всегда проходит
безболезненно? В конце-концов, неужели не было случаев, когда спора
выходила из-под контроля или среда уничтожала спору?
- Вынужден признать - были. Но пресечь эти инциденты для нас не
составляло труда. Лишь однажды, вышедшая из-под контроля спора блуждала
длительное время в исследуемой среде. И что из этого получилось? В среде
распространилось некое идеалистическое поверье, охватившие, правда, многие
слои среды. Сама же спора средой была отторгнута и погибла. Точнее,
погибла та отобранная гигантская информация, а базовая структура споры
оставаясь неповрежденной инициировала процесс регенерации, и в тот момент,
когда мы спору изъяли, она была в идеальном состоянии, а вот
информационный банк сканера - был пуст. Среда же со временем гасит
возбуждение, вызванное введением споры. Если спора выходит из-под контроля
после изъятия - производят повторное сканирование, а исходная спора
очищается.
- Но это... это... убийство.
- Совершенно абсурдное высказывание. Вы забываете что спора -
бессмертна.
- Скорее мультисмертна.
- И все таки это - жизнь... Особенно, когда другая уже не возможна.
- Вы хотите сказать...
- Да. Базовая структура споры это то, что удается выделить, когда
остальное уже не спасти. Причем, сугубо с согласия донора. Так что спора 0
это скорее вариант многократного клонирования исходной структуры личности
донора, на базе одного и того же варианта носителя. А вот вы, лично,
хотели бы жить после смерти?
- Я?
- Да, вы.
- Это что - официальное предложение?
- Нет, что вы. Пока нет. Это так... на будущее.
- Не знаю... затрудняюсь ответить... Боюсь, что нет.
- Ну что же, теперь вы знаете о таком варианте. У вас еще есть время
подумать. А сейчас пойдемте: ОН ждет!
РУКОПИСЬ
Основные требования предъявляемые к
присылаемым рукописям:
1. Рукописи должны быть отпечатаны на
машинке через два интервала, 30 строк
на странице, 60 знаков в строке, на
одной стороне листа.
2. Рукопись должна быть читабельной!!!
3. Более двух печатных листов не присылать,
менее - редакцией не рассматриваются.
P.S. Редакция рукописи не возвращает, не
рецензирует и не чита...
"Рукописные рукописи - это рукописи,
написанные от руки!"
Д.П.СТАРШИЙ
"Скорей всего начать стоит так: Уважаемая Редакция!
Нет. Абсолютно имбецильное начало. Еще можно было написать только
"Дорогая..." или, чего уж там греха таить, - "Любимая", а лучше
"Обожаемая" или даже "Сексуально-притягательная". "Вожделенная", в
конце-то концов!!!"
Марк скомкал листок, швырнул его в помойное ведро и конечно промазал.
Бумажный ком злорадно протанцевал на кромке ведра победный танец сытого
людоеда, и благополучно миновав, уготованную ему судьбой и Марком,
печальную участь, подкатился к ногам. Ног было пять: две принадлежали
Марку и три табурету, производства местного деревообрабатывающего
комбината. Вообще-то табурет, потенциально, имел четыре ноги, но четвертая
куда-то запропастилась, а у Марка все время руки не доходили... до этих
ног.
На поверхности бумажного кома, покорно застывшего в ожидании
неизвестно чего, можно было различить обрывок фразы:
"...емая ...ция!"
Совершенно беззлобно Марк пнул ком ногой, и тот, стремительно
проделав путь до ведра и обратно, представил взору другой бок, на котором
можно было прочесть:
"Сексу... тягатель..."
Марк отвернулся, и на глаза попалась папка с рукописью. Папка была
синяя, а рукопись - толстая, что, однако, не мешало ей быть
притягательной, по крайней мере для Марка.
Но Уважаемая придерживалась несколько альтернативного мнения, то ли о
рукописях вообще, то ли только о Марковой в частности. Может Дорогой
импонировали худые, то бишь стройные рукописи, а может Любимая вообще была
падка только на блондинок и абсолютно равнодушна к брюнеткам. Хотя Марку,
как стороне заинтересованной, даже более того, непосредственно
сопричастной, но опосредованно оскорбленной, порой казалось, что для все
той же Ликообильной по нраву лишь розовые рукописи и даже отчасти голубые.
Что конечно не соответствовало действительности, ибо у Алкаемой, скорее
всего, была идиосинкразия к цвету. Цветовой параметр рукописи не играл
существенной роли. Публикуемые рукописи концептуально охватывали всю
цветовую палитру, от холодных и теплых, но броских цветов, до оголтело
серых оттенков. Критерий "публикабельности" оставался загадкой, опять же,
по крайней мере для Марка, и закрадывалось подозрение, что для самой
Безответно Вожделенной не вполне ясен и осознаваем, но тем не менее Свято
Блюдимый.
"Уважаемый автор, ваша рукопись написана вполне профессионально, а
если иметь желание проследить как автор "одевает" историю в художественную
форму (надо отметить довольно противоестественное желание, еще можно было
понять, что хочется проследить, как автор раздевает...), то и занятно..."
Вся-то загвоздка оказывается только в этом: "Иметь Желание или Не
Иметь". А если все-таки иметь? Как там у нас с возможностями?
"...то и занятно, НО..."
Вот ОНО! (Да простит меня Неуступчивая!) Система Вежливого Отказа -
изощренная казуистическая штучка с иезуитским акцентом, ловушка для
Неискушенного на дороге, которая далеко не всегда приводит хотя бы
куда-нибудь, а желательно, - в Литературу. Чаще всего это лишь вход в
Лабиринт, где горе-автора уже давно поджидает его Минотавр. Минотавр ждет,
а вот каждому ли дано быть Тесеем?
Марк взял в руки пухлую синюю папку и его вдруг захлестнула волна
глухой ярости. Словно перчатку в лицо злейшему врагу, Марк швырнул
рукопись вверх...
И сотня листов бумаги, стандартного формата А4, еще мгновение назад
Единое Целое объединенное под эгидой мироосознания лично его Марка,
распалась, превратившись в сотню белых птиц, с независимым видом
воспаривших, в одно мгновение ставшем вдруг тесным, ограниченном
пространстве стандартной однокомнатной квартиры, с совмещенным санузлом
(спасибо, что не с кухней). Воспарили назло всем законам Ньютона
одновременно, презирая законы гравитации, нарушая привычный ход времени...
Одна из белых птиц нехотя опустилась к ногам Марка, и на ее безвольно
опавших крыльях он прочел:
"...опять это ощущение безысходной нереальности происходящего.
Странное, ноющее, тупое. Словно ссадина на сердце... И этот унылый
городской пейзаж за окном... Оконное стекло покрыто толстым слоем пыли, но
протереть его нет ни сил, ни желания. Кажется что смахнув пыль, смахнешь и
эти бессмысленные бетонные муравейники за окном, вмести с суетливо
копошащимися в них существами, и мир мгновенно сузится до пределов одной
комнаты. А так, есть иллюзия не ограниченного пространства, свободы воли и
выбора. Иллюзия, что иллюзорность бытия это лишь очередная иллюзия, а
жизнь, на самом деле, и банальней и проще. Да вот же она, за окном. Сотни
маленьких средств, суетясь, стремятся оправдаться сотнями маленьких целей:
целей, которые сливаясь вместе, инициируют одну - РЕЗУЛЬТИРУЮЩУЮ, общую
цель, непознаваемую, но, тем не менее, зависимую от крохотных мини-целей,
целей ближнего прицела и вовсе бесцельного существования. И все это - там
за холодным равнодушным стеклом. А здесь? Наедине с собой? Оправдывает ли
цель затрачиваемые средства, или такое существование можно считать
бесцельным? И именно существование, а не жизнь. Какая же это жизнь? Вот
пыль на стекле, она живет? Но ведь без сомнения существует. А зачем? И
если пыль повторяет рельефы того, что норовит скрыть под своим серым
непроницаемым ковром, приобретает ли она кроме формы еще и содержание, или
даже форма это всего лишь иллюзия? И вытрешь пыль, а там... ничего."
"Господи, ну и галиматья! И чего им неймется? Пишут и пишут, пишут и
пишут... Если, хотя бы раз, заставить их все это прочесть, от начала и до
конца!" - Владимир Федорович Брамс, вот уже тридцать лет честно служивший
редактором молодежного журнала, в недавнем прошлом носившего громкое,
ставшее в одночасье не модным, имя - "На все готов" (ныне спешно
переименованного в более актуальное "Дебилдинг" (Перестройка), тяжело
