- Можете идти, мой мальчик. Следующий сеанс будет сегодня вечером.
Прошло несколько дней, и новая жизнь оказалась не такой
ослепительной, как это представлялось вначале. Мистер Фауст
капризничал.
То ему казалось, что омары не вызывают у Сэма должных вкусовых
ощущений, то его возмущала неспособность Сэма наслаждаться сигарами.
Целую бурю вызвал вопрос о наркотиках. Выкурив первую трубку опиума,
Сэм не испытал ничего, кроме невыносимой тошноты. При этом он забыл
выключить передатчик, и мистера Фауста вырвало на ковер. Но больше
всего недоразумений происходило по поводу Маргариты. Сэму удалось
завязать с ней знакомство. Она даже познакомила его со своим братом
Валентином, оказавшимся таким же стопроцентным американцем, как и его
сестра. Но дальше этого дело не двигалось.
- Даю вам три дня срока, - визжал разъяренный хозяин - Если за это
время вы не справитесь с девчонкой, я порву договор с фирмой или пусть
присылают кого-нибудь другого, а не болванов, у которых после салата с
уксусом начинается отрыжка и вечно чешется левая пятка!
Сегодня срок, назначенный мистером Фаустом истекал.
...Машина плавно подъехала к подъезду ресторана. Черная тень
бросилась к автомобилю и открыла дверцу.
Сэм полез в карман за мелочью, но рука его застыла на месте.
- Том, дружище, ты ли это?
Сомнений не было, перед ним стоял тот самый Том, с которым они
исколесили полстраны в поисках работы.
- Я, Сам, своею собственной персоной, только что из тюрьмы. Им
нужны места, и меня вытурили оттуда досрочно. Но что с тобой, Сэм?! С
каких пор ты начал разъезжать в автомобилях? Уж не получил ли ты
наследство? Теперь ты уже не захочешь якшаться с нищим негром.
- Сейчас я тебе всг расскажу, Том, только раньше всего нужно тебя
покормить, пошли!
- Ты с ума сошел, Сэм! Разве ты не знаешь, что цветным запрещен
здесь вход в ресторан. Если у тебя действительно завелась пара
долларов, то пойдем поищем закусочную.
- Не беспокойся, Том. Со мной тебя сюда пустят. Я тут важная
персона.
- Не советую, мистер Смит, - вмешался шофер. - Вы знаете отношение
мистера Фауста к цветным. Он никогда не потерпит...
- Поезжайте домой! - перебил его Сэм. - Я сам, если нужно,
объяснюсь с хозяином.
В дверях им преградил дорогу швейцар:
- Мне очень жаль, мистер Смит, но я имею строгое предписание...
- Не беспокойтесь. Я знаю, что делаю, - сказал Сэм, отстраняя
рукой швейцара.
В зале их встретил метрдотель:
- Крайне сожалею, мистер Смит, но правила нашего заведения
категорически запрещают появление в нем цветных.
- Даже если это делается по желанию мистера Фауста?
- Если убытки, понесенные заведением, будут компенсированы, -
пробормотал метрдотель, - то... впрочем, я не могу отвечать за
последствия. Предупреждаю, что вы действуете на свой риск. Мы хорошо
знаем мистера Фауста, но боюсь, что даже его имя не может оградить нас
от неприятных инцидентов.
Сэм с Томом сели за столик.
Метрдотель благоразумно удалился.
- Два бифштекса и два виски с содовой, - сказал Сэм лакею,
машинально включая передатчик.
- Но ваш ужин, мистер Смит, - пробормотал смущенный лакей.
- Ужин потом, - сказал Сэм.
Мертвая тишина воцарилась в зале. Все взгляды были обращены на их
столик. Даже оркестр перестал играть.
- Идем отсюда, Сэм, - пробормотал Том, - не нравится мне вся эта
история.
В наступившей тишине резко прозвучал звук разбившегося стекла.
Оттолкнув столик, высокая красивая дама со следами на глазах шла к
выходу. Ее кавалер еле поспевал за ней.
Зал быстро пустел.
Какие-то типы подозрительного вида заглядывали из вестибюля в зал.
Наконец сконфуженный лакей принес заказанное. Том несколько
оживился при виде сочного бифштекса.
- Я здорово рад, Сэм, что наконец встретил тебя.
Рука Сэма потянулась к стакану, но кто-то сзади схватил его за обе
руки и вывернул их назад.
- Будешь знать, как водить сюда всякую негритянскую сволочь!
Их тащили за ноги по лестнице. Сэм чувствовал, как его голова
ударяется о каждую ступень. Последнее, что он видел, был черный
автомобиль, в который кинули Тома, и башмак с металлическими подковами
над своей головой, поднятый для удара...
Сэм открыл глаза и застонал. Ныло все тело, и невыносимо болела
голова. Он дотронулся до лба и нащупал повязку.
- Здорово вас разукрасили! Какой мерзостью у вас была смазана
голова? Нам пришлось перепробовать кучу растворителей, прежде чем
удалось всг эго смыть. Мэри, дайте больному его платье и счет, -
толстый человек в белом халате игриво ткнул Сэма в живот и вышел из
палаты.
- Вот ваш костюм, - сказала сестра, - я его зашила и почистила,
как могла, а вот счет. Двадцать долларов за оказание первой помощи,
пять долларов за удаление лакового покрова на голове и доллар за
ремонт платья. Всего двадцать шесть долларов.
Сэм сунул руку в карман того, что раньше называлось его пиджаком,
вынул бумажник и пересчитал деньги, выданные ему мистером Фаустом на
текущие расходы Набралось всего двадцать пять долларов. Обшарив все
карманы, он наскреб еще доллар и десять центов мелочью.
Домой пришлось идти пешком. Первый, кого он встретил в холле, был
Муррей.
- Где вы шляетесь, Смит? - сказал он. - Звонил Дженингс. С
сегодняшнего дня ваша работа в фирме окончена. Вчера вечером во время
сеанса мистер Фауст умер от кровоизлияния в мозг.
КРАСНЫЕ БУСЫ
Его звали Василий Нилыч. Почему-то это имя у меня вызывало мысли о
купеческих поддевках и мучных лабазах.
Мы с ним жили в одной комнате, что отнюдь не приводило меня в
восторг. По ночам он храпел, и тогда я его остро ненавидел.
Впрочем, нужно сказать, что и днем он не вызывал у меня особой
симпатии.
Это было жалкое, чем-то напуганное существо, погруженное в
глубокое раздумье. У него была неприятная манера вздрагивать, когда к
нему случайно обращались с каким-нибудь вопросом.
Иногда мне казалось, что больше всего он боится, чтобы его мысли
не стали известны посторонним.
Он ничего не читал, кроме толстой, засаленной книги, которую ночью
клал под подушку.
Он был единственным из всех обитателей санатория, ни разу не
купавшимся в море. Ежедневно, в самый солнцепек, он появлялся на пляже
с черным зонтиком под мышкой, в черных кожаных ботинках и в наглухо
застегнутой, выцветшей синей рубашке. Укрепив в песке раскрытый
зонтик, он, одетый, ложился головою в тень и углублялся в свою книгу.
Трудно было определить, сколько ему лет. Иногда он мне карался
очень старым, хотя, скорее всего, это была не старость, а просто
преждевременно окончившаяся молодость. Думаю, что ему было не больше
тридцати пяти лет.
Прожив с ним месяц в одной комнате, я не знал ни его профессии, ни
возраста, ни постоянного местожительства.
Он был первым, что изгладилось из моей памяти о проведенном на юге
отпуске, как только я сел в самолет.
Я торопился домой и был очень раздосадован, когда выяснилось, что
из-за внезапно испортившейся погоды придется на некоторое время
задержаться в промежуточном аэропорту. Мест в гостинице не оказалось.
Сокрушаясь по поводу предстоявшей бессонной ночи, я занял место в
ресторане у окна, выходящего на летное поле, с твердым намерением
обосноваться там до утра. Всг же это было лучше, чем пытаться уснуть в
одном из аэрофлотских кресел.
Мои мысли были целиком заняты служебными делами, и я невольно
вздрогнул, услышав знакомый голос:
- Простите, этот стул свободен?
Передо мной стоял Василий Нилыч с чемоданом в руке и неизменной
толстой книгой под мышкой.
Я очень удивился, увидев его здесь, так как он при мне заказывал
железнодорожный билет курортному агенту.
- Я в последний момент отказался от билета и решил лететь, -
ответил он на мой вопрос. - Боюсь, что дома у меня не всг
благополучно.
Он был в очень возбужденном состоянии и не скрывал своей радости
по поводу того, что встретил "в этой сутолоке", как он выразился,
знакомого человека.
Есть болезнь, именуемая "дорожной лихорадкой". Ей подвержены в
большей или меньшей степени все люди Резче всего она проявляется у
натур неуравновешенных, способных к быстрым переходам от возбуждения к
состоянию депрессии. Такому человеку всегда кажется, что стоящие
впереди него в очереди в кассу купят все билеты, что кассир продает
несколько билетов на одно место, что расписание изменено и поезд уйдет
раньше времени, указанного в посадочном талоне. Он всегда приезжает на
вокзал задолго до посадки и пытается первым проникнуть в вагон,
травмируя встречных своим чемоданом. Он никогда не выходит на
промежуточных станциях, боясь отстать от поезда. Резкий паровозный
гудок способен довести его до нервного припадка.
Достаточно было беглого взгляда на Василия Нилыча, чтобы
безошибочно определить наличие у него самых тяжелых симптомов этой
болезни.
Бледный, с трясущимися руками, он напряженно вслушивался в голос
диктора, объявляющего посадку на самолеты, порываясь каждый раз бежать
куда-то со своим чемоданом.
Он закачал официантке обед, но тут же отменил заказ, боясь, что не
успеет его съесть.
- Понимаете, в справочном мне сказали, что вылет откладывается на
шесть часов утра, но ведь погода может измениться и раньше. Нет, уж
лучше быть наготове.
Мне стоило большого труда успокоить его и заставить поесть.
Удалось даже уговорить его выпить рюмку коньяку.
Мы сидели молча, наблюдая напряженную жизнь летного поля.
Большая ночная бабочка села на яркое пятно, отбрасываемое лампой
на скатерть.
- Подумать только, - сказал я, рассматривая ее крылья, - насколько
природа изобретательнее человека. Мы сжигаем десятки тонн горючего в
моторе самолета, а у этой бабочки небольшое количество цветочной
пыльцы работает в удивительных по своей целесообразности крыльях.
Человек до сих пор не в состоянии воспроизвести то, что достигнуто
природой. Мы изобрели колесо и вращающиеся валы, потому что не умеем
подражать природе, создавшей более совершенные механизмы.
- Все это ерунда! - неожиданно прервал меня Василий Нилыч. - Винт
или машущее крыло, - какое это имеет значение? В природе есть гораздо
более заманчивые явления, которыми мы можем овладеть! Я имею в виду
химические реакции, протекающие в живой клетке, - добавил он после
короткого молчания.
По-видимому, эта тема очень интересовала его, так как он даже
привстал со стула. Я никогда не видел его в таком состоянии. На обычно
бледном лице проступил румянец. Мне казалось, что за месяц знакомства
я впервые вижу его глаза, умные и внимательные.
Куда девался жалкий, пришибленный человечек, оглушенный суетой
аэровокзала? Изменилась даже его манера разговаривать. Голос звучал
твердо и спокойно.
- Раз уж мы заговорили на эту тему, - сказал он, садясь на место,
- пожалуй, я вам кое-что расскажу.
Я химик-органик. Еще в юности меня влекла загадка живой клетки.
Поступая в университет, я твердо решил стать биохимиком. Однако по
причинам, от меня не зависящим, осуществить эту мечту мне не удалось.
После окончания университета я поступил работать в
научно-исследовательский институт, имеющий отношение к производству
пластмасс. У меня было неплохое положение и достаточно хорошие условия
для работы. Никто не стеснял моей инициативы, и передо мной
открывались все возможности для быстрого получения ученой степени,
столь необходимой для того, кто решил навсегда посвятить себя научной
