никого. Но я знаю: Волков сгинет, и тогда очень многие получат право на
покой.
- Так и будет, Кора, - барон уже взял себя в руки. - Только надо
успеть. У меня, к сожалению, очень мало времени...
С утра Корф и Мик, ночевавшие эту ночь у Келюса, отправились к
"Олимпийскому", где намечался концерт. Барон, человек основательный, решил
действовать наверняка и проследить все с самого начала. Правнука он взял с
собой не столько ради автомобиля, поскольку в погоню по оживленным
столичным улицам не очень верил, сколько ради собственного спокойствия.
Корф предпочитал держать своего экспансивного родственника под присмотром,
тем более что Мик отправлялся на первое в своей жизни опасное задание.
Польщенный доверием Плотников клятвенно обещал во всем слушаться
канадского кузена.
Остальные не покидали квартиры, кроме Фрола, который отправился к
художнице, (Лида сама позвонила), обещая вернуться в самое ближайшее
время. Пришел он, однако, нескоро, причем не один, а с девушкой. Лида
заявила, что по-прежнему не понимает, отчего самочинные сыщики не заявят
на Волкова в милицию, но Фрола одного не пустит. Вздохнув, Келюс
согласился, велев дхару не отпускать от себя девушку ни на шаг.
Часа в четыре пополудни позвонил Мик. Пожаловавшись на недостаток
сигарет, он сообщил, что прибыл автомобиль с багажом певицы. Охраняли его
действительно тщательно, но ни Волкова, ни самой Алии пока не было.
Вскоре Келюс дал команду выступать, и все вместе направились к
"Олимпийскому". На станции метро было людно: похоже, намечался аншлаг.
У громадного здания спорткомплекса, стены которого пестрели
гигантскими плакатами, изображавшими полуобнаженную диву с раскосыми
восточными глазами - вероятно, саму певицу, - уже клубились толпы
поклонников. В основном это были юнцы с клеймом ПТУ на лбу, и такого же
сорта девицы; часто мелькали провинциалы, оказавшиеся в эти дни в Столице
и решившие посетить редкое зрелище. Присмотревшись, Келюс заметил группу
крепких мужчин, явно не из тех, что посещают концерты поп-звезд. Лунин
удивился было, но тут один из них развернул имперский бело-черно-золотой
триколор, а еще у нескольких Николай заметил свернутые транспаранты. Все
стало ясно: патриоты готовились к бою.
Народ валил валом, и городские власти заранее оцепили здание тремя
кордонами людей в форме. Первый ощетинился внушительного вида дубинками,
которые время от времени угрожающе вздымались, заставляя толпу сохранять
терпение. Впрочем, зрители вели себя тихо, приберегая эмоции для самого
концерта.
Оставив Фрола и девушек в стороне от основного потока, валившего ко
входу, и запретив им сходить с места, Келюс направился к одной из запасных
дверей, где должны были находиться барон и Мик. Он застал юного Плотникова
в одиночестве: барон, любивший основательность, лично дежурил у наглухо
закрытого служебного хода, надеясь подстеречь нежданных гостей.
Мик держался гордо. Ради пущей таинственности он водрузил на нос
темные очки вместо обычных и демонстративно смотрел в противоположную от
входа сторону, лишь время от времени бросая туда осторожные взгляды.
Первым делом он закурил сигарету из пачки, привезенной Келюсом, а затем
приступил к докладу.
Выгрузку багажа они наблюдали вместе с бароном, который мог лично
опознать Волкова. Однако среди охраны, грузчиков и прочей обслуги майора
обнаружить не удалось. Не мелькали в толпе и черные куртки: охранники Алии
были одеты в цивильное.
- А багаж? - напомнил Келюс.
- Обычный, - пожал плечами Мик. - Аппаратура, усилки, клавишник...
инструменты всякие... В общем, несколько контейнеров.
- Большие контейнеры? - Лунин вспомнил то, что капитан-гэбэшник
рассказывал Корфу.
- Не-а, я же говорю - обычные. - Мик минуту подумал и добавил. -
Один, вроде, крупный. На нем еще надпись - "Не кантовать!", как на
телевизоре...
После того как прибыли музыканты, и стихла суета у запасного входа,
барон, оставив Мика в карауле, отбыл ко второму, запертому, входу. Сделал
он это больше для очистки совести: старая дверь имела совершенно
заброшенный вид, да и ведущая к ней от решетчатой ограды калитка была
заперта на замок.
Лунин задумался. Волков, конечно, мог проскользнуть через запертую
калитку, пока Мик и барон наблюдали за выгрузкой багажа, но это казалось
маловероятным: подступы ко второму входу хорошо просматривались с того
места, где Корф устроил наблюдательный пункт.
Келюс велел Мику подождать еще десять минут, а потом вместе с
полковником идти в зал. Похоже, первая часть замысла (засада) провалилась.
Фрол нетерпеливо поглядывал на Лунина, но тот, отрицательно покачав
головой, в двух словах обрисовал ситуацию. Дхар пожал плечами и поглядел
на Кору. Та кивнула.
- Там два входа, - принялся было объяснять ей Келюс. - Один
открытый...
- Не надо, - остановила его девушка. - Я сама. Дайте мне билет,
Николай, я скоро вернусь...
Вскоре Лида, Фрол и Келюс оказались в зале. Их места были достаточно
далеко от сцены, зато близко от входа, что в данном случае имело свои
преимущества. Для полной гарантии Келюс захватил мощный полевой бинокль,
чтобы не упустить ничего из происходящего в зале.
Публика, заполнившая "Олимпийский", уже свистела и вопила, требуя
начала. Справа от сцены сгрудилась сотня мрачного вида патриотов; они
сидели молча, держа наготове плакаты, транспаранты и, как заметил Келюс,
несколько мегафонов. Вероятно, те, кто готовил концерт, опасались чего-то
подобного, поскольку здесь же расположились люди в синей форме, а у самых
подмостков стояли молодые люди спортивного вида в штатском. Фрол, взяв у
Николая бинокль, внимательно их оглядел, но никто из охранников не
напоминал красномордых головорезов Волкова.
- Наверно, Алия не приехала, - Келюс поглядел на часы. - То-то наши
ее не видели.
- Они всегда опаздывают, - откликнулась Лида, чаще Лунина бывавшая на
таких мероприятиях. - Аппаратуру настраивают... Да и марку держат.
- Марку, елы, - пробормотал Фрол, не бывший поклонником поп-эстрады.
- Обезьяны, в карету их!
- Фрол, нельзя же так обобщать! - удивилась художница. - Алия не
лучшая, конечно, но ведь есть очень приличные...
Дхар пожал плечами. В приличных поп-звезд он явно не верил.
Через несколько минут, когда в зале уже стоял сплошной рев, появились
Мик и барон. Корф устало опустился в кресло и махнул рукой. Келюс понял:
ничего интересного наблюдателям обнаружить не удалось.
- Странно, - пробормотал Плотников, снимая темные очки и надевая
обычные. - Алия так и не приехала! Во, облом...
Тут свет наконец-то погас, грянули аплодисменты, ударила разудалая
музыка, и занавес поехал в сторону. Через несколько секунд на сцене
появилась, вся в цветных пятнах подсветки, высокая худая брюнетка с
красивым восточным лицом, на котором, казалось, навсегда застыла широкая и
абсолютно неестественная улыбка. Брюнетка, размахивая обнаженными руками,
выскочила на середину сцены и послала публике воздушный поцелуй.
- Алия! - констатировал Келюс. - А кто-то, бином, говорил, что не
приехала.
- Ремиз! - растерянно воскликнул Корф. - Первый раз в жизни такое...
Прошляпили!.. Десять суток ареста!..
Алия запела, но Лунин слабо вслушивался: ему было не до сомнительных
вокальных достоинств певицы. Келюс размышлял о предметах более насущных.
Если барон со всем своим опытом не заметил, как Алия проникла в здание, то
приходилось признать: к этой экспедиции они подготовились из рук вон
плохо.
Место рядом с Николаем пустовало: билет был у Коры, но девушка до сих
пор не появилась. Фрол пару раз выразительно поглядывал на Келюса, в ответ
тот лишь пожимал плечами, хотя понемногу начинал волноваться.
Между тем, после нескольких песен обстановка в зале постепенно
накалялась. Наконец зазвучало "Дорогой, ты улыбнулся", и некоторые
наиболее рьяные поклонники полезли прямо на сцену. Заработали милицейские
дубинки, по проходу повели первых задержанных. Келюс уже намеревался
высказаться по поводу всего происходящего, как вдруг почувствовал легкое
движение воздуха перед самым лицом. Ветер был неожиданно холодный,
вызывающий озноб. Келюса передернуло; совершенно случайно он бросил взгляд
налево, где только что было пустое кресло и обомлел: там сидела Кора.
Девушка выглядела очень бледной. То ли из-за плохого освещения, то ли по
иной причине, но кожа на ее лице казалась странного желто-зеленого цвета.
- К-кора... - оторопел Лунин. - Ты... у тебя все в порядке?
- Волков там, - еле слышно отозвалась девушка. - С ним еще двое. Они
переоделись, но я их сразу узнала... Боюсь, они меня тоже, но я успела
уйти.
- Волков тут, - шепнул Келюс барону, а тот передал по цепочке дальше.
Первое отделение подходило к концу, и Алия начала петь свой
знаменитый шлягер, посвященный переживаниям вдрызг пьяной женщины.
Девчонки-пэтэушницы заранее вопили от восторга, кто-то принялся танцевать
прямо в проходе, но тут над правым флангом взвилось трехцветное знамя,
крепкие руки развернули транспаранты, плохо видимые в полутьме, и голоса,
усиленные мощными мегафонами, заревели на весь зал:
- Долой сионизм! До-лой си-о-низм! До!-лой! си!-о!-низм!
Зал ответно взвыл. К транспарантам потянулись ручищи, но патриоты
были, похоже, готовы к такому обороту событий. Вокруг транспарантов, флага
и людей с мегафонами сомкнулась живая стена.
- О чем это они? - поразился барон. - Или у вас так принято?
Мик вкратце объяснил кузену из канадской провинции значение
упомянутого патриотами термина. Барон глубоко задумался, а затем,
нерешительно осведомился:
- Но... мон шер, разве мадемуазель Алия - тоже? В мое время... то
есть, у нас в Канаде ее приняли бы скорее за хивинку... туркменку...
татарку...
- До-лой! До-лой! Си-о-низм! - продолжали стонать патриоты.
- Эх, дядя Майкл! - снисходительно пояснил Мик. - У нас сейчас что
татары, что узбеки, - все они _т_о_ж_е_...
- Как? И узбеки? Однако... - Корф окончательно растерялся.
У эстрады между тем заваривалась серьезная каша. Первый натиск
патриоты отбили успешно. Неорганизованные и необученные болельщики
отступили, милиция же по-прежнему не двигалась с места, словно
происходящее ее не касалось. Алия все еще пела, совершенно не замечая
беспорядка. У Келюса мелькнула мысль, что певица напоминает ему биоробота
из дурных американских фильмов.
- Люди русские! - неожиданно вострубил какой-то бородатый патриот,
перекрикивая общий гвалт. - Православные! Покайтесь! Покайтесь, что пришли
сюда на игрище бесовское! Раздавим врагов Святой Руси от моря Белого до
моря Желтого! Да сгинут предатели, жидами купленные! Черноморский флот
был, есть и будет нашим! Спасай Россию!
Неизвестно, сколько еще длилась бы патриотическая речь, но внезапно в
толпу защитников отчизны врезалось несколько крепких молодых людей из
охраны певицы. Их было немного, но в руке у каждого из них, словно
пропеллер, вращались нунчаки. Послышались сдавленные крики, один из
транспарантов упал, трехцветное знамя накренилось в сторону...
Тут уж не выдержала милиция, и в свалке замелькали синие мундиры.
- Однако, однако... - бормотал, пораженный до глубины души барон. -
Хаживал я на концерты, Плевицкую слушал... Но чтоб такое...
- Ничего, дядя Майкл! - подбодрил его неунывающий наследник. - Это
только начало!
Мик словно в воду глядел: внутри группы патриотов произошло заметное
