Наконец машина затормозила. Китаец открыл дверцу и приглашающе
кивнул. Лунин осторожно выглянул: они остановились во дворе большой,
окруженной забором дачи. Подошла охрана - молчаливые парни в пятнистой
униформе. Николая провели к высоким, окованным железом дверям, за которыми
оказалась лестница, ведущая вниз. Китаец, велев подождать, вновь связался
с кем-то по рации, затем хмыкнул и указал рукой вниз. Спустившись по
лестнице, Келюс оказался в темном сыром коридоре, освещенном слабым светом
электрической лампочки.
- Хорошо здесь, правда? - хмыкнул бхот. - Привыкай, Лунин!
Пройдя по коридору, они остановились у какой-то двери.
- Кажется, здесь, - заметил Шинджа. - Поздоровайся со старым
знакомым, Лунин!
Келюс с испугом подумал о Фроле или о Корфе, но, когда дверь
открылась, он увидел на полу нечто, совершенно не напоминающее человека:
на голом цементе корчился кусок окровавленного мяса. Засохшая кровь
покрывала все тело; правой руки не было - из предплечья торчали обрывки
мышц. Тело еще жило, подергиваясь, вздрагивая, но не издавая ни звука.
Келюс отвернулся: смотреть на это было невозможно.
- Не узнал? - удивился Китаец. - Ай, Лунин, знакомых не признаешь!
"Фраучи!" - вдруг догадался Келюс, и ему стало не по себе. Кем бы ни
был бывший подполковник, такого Николай ему не желал.
- Крепко дрался, - пояснил Китаец. - Живуч! Ну, варды все живучи.
Странно звучит по-русски, правда? Варды - живучи, а?
Шинджа провел Келюса в конец коридора, звякнул связкой ключей, и
Николай оказался в небольшой камере с окошком, когда-то, вероятно,
выходившим во двор, а теперь заложенным кирпичом. Лампочка освещала
деревянный, похожий на пляжный, лежак, маленький столик и умывальник в
углу.
- Не скучай, Лунин! - посоветовал Китаец, закрывая дверь. Николай
остался один.
Первые несколько часов он старался не расслабляться, вздрагивая при
малейшем шуме в ожидании гостей. Но о Келюсе, казалось, забыли. Молчаливый
охранник принес скудный ужин, а еще через пару часов лампочка погасла.
Итак, его тюремщики не спешили. Когда возбуждение спало, Лунин
попытался рассуждать логически. Это оказалось нелегко: страх не отпускал,
перемежаясь со смутной надеждой на помощь. Но кто мог добраться сюда?
Фрол? Корф? Милиция? Нет, надеяться было не на кого...
Все же постепенно Келюс начал кое-что понимать. Его не убили, хотя
Шинджа был уже готов пустить в него свою "хитрую" пулю. Китаец ждал
приказа, но вместо этого неведомый "он" велел доставить Николая в этот
подвал. Зачем? Если он просто опасный свидетель, вопрос давно бы
решился...
Ответ был один - Волков. У его тюремщиков, как намекнул Китаец,
что-то сорвалось. Что? Наверно, налет на Головинское. Окровавленное тело
Фраучи, похоже, оказалось единственным трофеем; ни Волкова, ни бумаг, ни,
самое главное, скантра добыть не удалось. Значит, они хотят как следует
расспросить Келюса, и лишь потом заставить его молчать.
Выводы оказались невеселыми. Из него вытрясут все, а потом Келюс
исчезнет. Китаец даже намекнул, как это будет сделано: Лунин падет жертвой
"врагов демократии". Почему бы и нет? Ведь он защищал Белый Дом, был даже
ранен... Почему-то собственное участие в этих событиях, которым Келюс так
гордился, теперь вызывало только стыд. Приходило на ум то, о чем не
думалось раньше, в августовской горячке. А что если Белый Дом атаковали бы
по-настоящему? Сотни трупов? Танки прошли бы сквозь толпу, как сквозь
масло, - и это называется оборона! А может, как уже поговаривали неглупые
люди, твердыню демократии никто и не думал штурмовать! Келюс уже знал, что
колонна, которой они преградили путь, уходила из города. Что же было на
самом деле? Он уже догадывался - спектакль! Масштабный, страшный, с
настоящими жертвами, в числе которых Келюс не оказался совершенно
случайно. А в это время в небольшой комнатке на восьмом этаже вершилось
главное. Он, Николай Лунин, это видел, и теперь становился опасен.
Весь следующий день Лунин по-прежнему ждал допроса, но его вновь не
беспокоили. Охрана приносила еду, его даже вывели на короткую прогулку во
двор, но никто, даже Китаец, им не интересовался. Вначале это обрадовало,
но затем Келюс ощутил беспокойство и странное нетерпение. Он уговаривал
себя, что задержка - лишь на пользу, время пригодится его друзьям, чтобы
принять меры, но нетерпение росло. Хотелось одного - скорее! И Николай
невольно подумал, не специально ли это придумано. Ожидание - не худший
способ "размягчить" узника.
Так прошли еще два дня. Завтрак, короткая прогулка, обед, ужин... В
недолгие минуты, когда Николай оказывался вне стен камеры, он пытался
присматриваться. Понять удалось одно: он на военном объекте. Часовые,
проволока, охраняемые здания... Правда, все военные без погон и знаков
различия, в одинаковой пятнистой униформе. Постройки были старые, еще
довоенные, но где-то дальше, судя по всему, находилась вертолетная
площадка. На бандитское логово все это никак не походило. Режимный
секретный объект. Значит, он узник не разбойничьей шайки, а той самой
власти, которую защищал в августе.
Вечером третьего дня, после ужина, Келюс внезапно почувствовал себя
странно. Закружилась голова, в ушах послышался легкий далекий звон, все
тело охватила слабость. Лунин присел на койку, а затем, не выдержав,
прилег. Мелькнула запоздалая догадка: что-то подмешали в еду. Значит,
решили отравить? В голове начало мутиться, руки забило мелкой дрожью,
дальний угол комнаты стал расплываться...
"Как просто, - подумал Николай. - Значит, все?"
Впрочем, никакой боли не чувствовалось. Напротив, неподвижное тело
обрело странную легкость, слух, уже не улавливающий никаких реальных
звуков, наполнился странными и нездешними голосами. Глаза еще видели, но
словно сквозь небольшое круглое окошко, окруженное расплывающимся радужным
туманом.
Не слухом, а по какому-то колебанию воздуха Келюс понял: дверь в
камеру отворилась. Кто-то подошел - но тут перед глазами встала серая
пелена. Лунин ощущал только взгляд - внимательный, любопытный. Это
продолжалось долго, возможно, не меньше часа. Наконец, пелена пропала,
камера вновь была пуста. Потянулись долгие минуты, и вот кто-то снова
вошел в комнату. На этот раз Лунин видел гостя. Желтоватое узкоглазое
лицо, покрытое глубокими морщинами, темный плащ, похожий на балахон,
маленькая круглая шапочка... Без труда вспомнилось: ночь в Белом Доме,
комната на восьмом этаже и старик, выходивший из секретной комнаты.
- Приветствую вас, Николай Андреевич, - голос говорил по-русски с
легким акцентом, но чисто, без всякого выражения и эмоций. Келюсу даже
показалось, что он не слышит никакого голоса, а слова возникают сами собой
в его сознании, но в этом он мог и ошибиться. Во всяком случае губы
старика шевелились, но еле заметно, почти не разжимаясь.
- Для начала я хочу кое-что уточнить. Это не займет много времени...
Лунин хотел было возразить, что не намерен беседовать в подобной
обстановке, но внезапно темные глаза гостя приблизились и словно выросли.
Николай почувствовал, как звон в ушах переходит в глухой резкий гул. Еще
мгновение - и сознание исчезло...
...Тишина - абсолютная, недвижная. Каким-то краешком Келюс продолжал
ощущать себя, но время остановилось. Сколько это тянулось, понять было
невозможно. Наконец откуда-то издалека послышался резкий повелительный
голос:
- Очнитесь! Николай Андреевич!
Вздрогнув, Келюс открыл глаза. Смуглое лицо смотрело на него
бесстрастно и холодно.
- Извините за подобный метод. Он, по крайней мере, не сопряжен с
физическими страданиями. Итак, теперь я знаю все, и мы можем поговорить...
Лунин понял: гипноз! Усыпили и заставили все рассказать! Для этого и
подмешали наркотик - чтобы ослабить волю... На миг вспыхнула ненависть, но
тут же исчезла. Остались страх и почему-то - любопытство.
- Как я понял, вы уже сообразили почти все. Да, вы, Николай Андреевич
- совершенно лишний свидетель. Вы увидели, как действует то, что мы
называем "Тропой Света". Это небольшая тайна, но мы ее очень бережем. К
сожалению, благодаря оплошности других людей вы познакомились с некоторыми
важными документами. Вы коснулись Тайны Больших Мертвецов и даже что-то
знаете об Оке Силы. Это очень плохо - для вас. Есть два выхода, и оба вас
не устроят. Первый - тот, которого вы так опасаетесь. Второй - не лучше,
но об этом сейчас не будем. К вашему счастью, тот, кому я служу, не желает
такого. Почему - не так важно. Скажем, вы родственник его очень давнего и
упорного врага. Тот, кому я служу, по-своему справедлив, и не хочет, чтобы
ваше устранение походило на месть...
Лунин невольно удивился, но тут же возникла догадка. Старик говорил о
его деде, старом большевике Лунине! Вот, значит, как? С кем же враждовал
бывший нарком?
- ...Но вы слишком опасны, чтобы вас просто отпустить с миром. К тому
же вы связались со странной компанией, а это еще опаснее. Итак, вы
останетесь здесь и, боюсь, надолго. Через некоторое время вас переведут в
более приличные условия, и мы встретимся снова. Меня зовут Нарак-цэмпо,
запомните это имя...
- А что будет с остальными? - это было первое, о чем решился спросить
Келюс.
- Забудьте о них, Николай Андреевич. Впрочем, вы имеете шанс
несколько улучшить свое положение. Нас беспокоит Соломатин. Он может быть
опасен, а поэтому его следует обезвредить как можно скорее. Надеюсь, вы
окажете нам помощь. Это зачтется...
Хотелось крикнуть, но Лунин сдержался. Они хотят "обезвредить" Фрола?
Не выйдет, воин Фроат им еще покажет...
- Подумайте, - закончил Нарак-цэмпо. - Вы, конечно, догадываетесь,
что у нас есть способы убеждения. Некоторые из них вам не понравятся. До
встречи, Николай Андреевич.
Смуглое морщинистое лицо начало расплываться, и Келюс ощутил, что
вновь теряет сознание. Странные голоса вновь зазвучали в полную силу, свет
перед глазами померк, и Лунин провалился в немую бездну. Тьма поглотила
его; исчезли не только мысли, но и ощущение себя самого - последнее, что
теряет человек...
...Он очнулся - камера была пуста, голова казалась свежей, и все
случившееся в первую секунду представилось Николаю ночным кошмаром. Но
кошмар был наяву: легкая дрожь пальцев еще не прошла, в ушах звучали
отзвуки странного хора, и с каждой пульсацией крови в висках отдавалось
эхом непонятное имя - Нарак-цэмпо.
Первая попытка встать оказалась неудачной: слабость брала свое.
Собравшись с силами, Лунин вновь привстал, и на этот раз дело пошло
успешнее. Он сделал несколько шагов по камере. Одурь постепенно уходила,
и, вспомнив Корфа, начинавшего каждое утро с неизменной гимнастики, Келюс
принялся проделывать какое-то подобие зарядки. Впрочем, его хватило всего
на несколько упражнений. "Нарак-цэмпо... Нарак-цэмпо..." - стучало в
голове. Наконец-то все стало ясно. Его пока не убьют. Зато всех остальных
ждет смерть. А его постараются использовать, чтобы "обезвредить" парня,
который спас Николая дождливой августовской ночью. Чем им так помешал
Фрол? И что за "способы убеждения" имел в виду этот желтолицый? Впрочем,
последний вопрос был самым несложным. Вновь вернулся страх - безграничный,
парализующий волю и чувства...
- Не бойся, воин Николай...
Это прозвучало настолько неожиданно, что Келюс замер, затем
обрадованно вскрикнул и оглянулся. Варфоломей Кириллович стоял посреди
камеры - такой же спокойный и уверенный в себе, как и той страшной
