скоро холод дойдет до сердца...
Степа хотел возмутиться, но понял: все это - правда. Он попытался
вздохнуть, но сообразил, что сделать этого не может - воздух не проходит в
легкие, хотя никакого неудобства от этого не чувствовалось.
- Ну а вы-то зачем здесь? - выговорил, наконец, он. - Вам-то что
радость? Полюбоваться пришли?
- Я - сестра милосердия, - так же тихо и почти без всякого выражения
ответила Ксения. - Вернее, была... - тут она усмехнулась, но одними
губами, глаза оставались спокойными и холодными. - Не знаю почему, но ваши
с Ростиславом судьбы как-то связаны. Мне не дано знать, отчего... Но я не
хочу, чтобы вы погибли. Я не могу помочь каждому, но вам - мне
разрешили...
"Кто?" - подумал Степа, но так и не спросил. Он понял, что этот
вопрос останется без ответа.
- Вы по-прежнему хотите убить Ростислава? - женщина спросила об этом
так спокойно, что Косухин даже поразился. Вопрос, несмотря на всю
невероятность ситуации, его крепко задел.
- Я чего, убийца, чердынь-калуга? - разозлился он. - Ваш Ростислав -
вражина! Такие, как он, всю Сибирь кровью залили! Видели бы вы...
- Я видела... Я видела, как белые убивали красных и как красные
убивали белых. Когда я была жива, то никак не могла понять, откуда это
безумие...
- А теперь - поняли? - зло поинтересовался Косухин.
- Да... Вам это тоже придется понять, Степан. И хорошо, если вы
сумеете понять еще здесь, на этой земле. Впрочем, Венцлава вы уже
видели...
- А чего - Венцлав, - не особо уверенно возразил Степа. - Ну, ладно,
похоже, гад он... Ничего, разберемся! Не я - так другой. И не таких к
стенке ставили!
- Его не поставишь к стенке. Вы видели это сами, Косухин. Его смерть
- не здесь...
- Он что - бес? - спросил Степа, подумав, что такой вопрос никак не
приличествует истинному большевику-атеисту.
- Нет... Когда-то он тоже был человеком. Но не в этом дело, Степан.
- А в чем? - на этот раз вполне серьезно поинтересовался Косухин.
- Вы должны понять это сами. Я думала... Я надеялась, что это сможет
сделать Ростислав. Но он один. Вы должны будете ему помочь...
Степа хотел возмутиться, но смолчал. Не объяснять же этой женщине,
что революционный долг обязывает его пристрелить ее мужа, как собаку.
- Вот чего, - наконец проговорил он. - Вы, Ксения, меня за зверя не
держите. Сидел бы ваш мужа дома... Или шел бы к нам, в
рабоче-крестьянскую! Был бы он мне сейчас первый друг-товарищ. В общем,
чердынь-калуга, не знаю, чего будет дальше, но если не помру сейчас, все
равно этих беляков достану! Бросят оружие - никого не трону. Скажите
своему - сдастся, отведу в Иркутск, а там уж - как решат...
- Он не сдастся, - бесстрастно возразила Ксения. - Я не требую от вас
никаких обещаний, Степан. На все воля Божья. Знаю лишь, что вы с ним
встретитесь... А теперь - вставайте! Откройте глаза! Просыпайтесь, Степан!
Внезапно вокруг стало темно, и Степа почувствовал сильную боль. Он
застонал, дернулся и с трудом открыл глаза. Он еще раз дернулся, боль
стала почти невыносимой, но он все-таки встал и с наслаждением вдохнул
ледяной колючий воздух.
Вокруг была ночь, луна зашла за тучи, и на остывшие угли костра падал
легкий невесомый снег.
Во фляге, к счастью, оставался еще глоток спирта. Степа отхлебнул,
сразу же стало легче и он, сдерживая стон, стал собирать хворост. Надо
было досидеть до утра...
7. СЕМЕН-КРЕСТ
До Сайхена оставалось три дня пути. Правда добраться можно было и
быстрее, но для этого требовалось ехать без ночевок. Люди бы выдержали, но
лошади могли погибнуть, и лучше было не рисковать. Времени, как пояснил
полковник Лебедев, было достаточно. Арцеулов не очень понял, что означает
"достаточно", но спрашивать не стал. Военная служба приучила лишний раз не
задумываться над далекой перспективой.
Утром, когда нужно было покидать очередное село, приютившееся как раз
между верховьями Китоя и Оки, случилось неожиданное - возчики отказались
ехать. Арцеулов вскипел и схватился было за револьвер, но Лебедев удержал
его, попытавшись объясниться. Дело оказалось все в тех же волках, о
которых путешественники уже успели наслышаться. На этот раз это были уже
не слухи - за последнюю неделю в селе погибли двое, причем однажды волки
налетели средь бела дня. Старший возчик - немногословный кержак, с которым
довелось познакомиться в первый же день путешествия, - заявил, что волки
"не простые", и ехать дальше не просто опасно, а грех. Тут уж
заинтересовался профессор Семирадский, вступив с кержаком в научную
дискуссию, после чего стало ясно, что волки эти - какие-то особые
"февральские". Профессор восхитился такой фольклорной глубиной, а
Арцеулову почему-то вспомнились красноглазые серые твари, которые стерегли
его, начиная с Нижнеудинска. Впрочем, большего о таинственных
"февральских" хищниках узнать не удалось - Лебедев прервал дискуссию,
решив, что дальше они поедут сами, а лошадей оставят в селе Орлик,
последнем перед Сайхеном. Профессор обрадовался, заявив, что соскучился по
вожжам, но возчик-кержак хмуро помотал головой, вновь посоветовав не
искушать судьбу. Его племянник лишь испуганно моргал и воспринял
разрешение вернуться в Иркутск с явным облегчением.
Ехать решили на одной тройке. Стало немного тесновато, зато хлопот
ожидалось меньше. Ростислав тоже обрадовался - впервые за время
путешествия можно было пообщаться с кем-нибудь, кроме молчаливого
полковника.
Действительно, разговор завязался сразу. Арцеулов поинтересовался у
профессора, что это за "февральские волки". Тот переадресовал вопрос к
Берг, присовокупив, что если и занимался фольклором, то исключительно
австралийским, и в молодости. Ростислав вопросительно взглянул на девушку.
Та ответила не сразу.
- Это очень древнее предание, Ростислав Александрович. Когда-то
считалось, что в мире борются два начала, два властелина - Белобог и
Чернобог.
- Озирис и Сет, Ариман и Ахура-Мазда, Саваоф и Люцифер, - хмыкнул
Семирадский. - Эх, Наталья Федоровна, матушка! А еще физик!
- Физику это легче понять, Глеб Иннокентьевич, - улыбнулась Берг. -
Особенно после открытия положительных и отрицательных частиц. Но Белобог и
Чернобог - звучит романтичнее, даже для физика... Так вот, господа,
Чернобог был богом смерти, и его время было, естественно, зимой. На, а
самый холодный месяц - это февраль...
- Февраль в древности вообще не любят, - вступил в разговор Лебедев.
- Римляне, по-моему, специально его сократили до 28 дней...
- А ваши римляне, Николай Иванович, были еще суевернее нас с вами, -
вставил профессор и подхлестнул лошадей.
- Ну вот, - продолжала Берг. - Считалось, что февральские волки - это
свита Чернобога. Они, в общем, не волки...
- Оборотни, - внезапно для самого себя произнес Арцеулов.
- Да... Чернобог посылает их перед собой. Они служат ему гонцами. А
когда приходит весна, они возвращаются в царство смерти.
- Вы еще скажите, сударыня, что волков этих пуля не берет, - вновь
хмыкнул профессор. - И еще про осиновые колья...
- Между прочим, господа, осина в самом деле имеет интересные
свойства, - внезапно заговорил Богораз, который, казалось, совсем не
интересовался разговором. - Мне рассказывали. Там есть какой-то любопытный
фермент...
- Против упырей, - хмыкнул профессор. - Ох, господа, эти увлечения
современной молодежи до добра не доведут! Упырей обещать не могу, но
невроз заработаете, как минимум...
- Успокойтесь, господа, - непонятно, в шутку или всерьез, проговорил
Лебедев. - Сегодня, по крайней мере, нам обеспечен спокойный ночлег.
- А что это за село? - поинтересовался Арцеулов.
- Это не село. Это просто дом на берегу реки. Там жил какой-то
раскольничий старец. В общем, думаю, там гонцы Чернобога нас не достанут.
- Там, кажется, стоит какой-то крест, - вспомнил Семирадский.
- Да, - кивнул полковник. - Это место так и называется - Семен-Крест.
- А почему - Семен? - спросила Берг. - Так звали старца?
- Возможно, - согласился Лебедев. - Переночуем, оттуда - к Орлику, ну
а там до Сайхена совсем близко...
К Семен-Кресту Косухин вышел под вечер, позднее, чем рассчитывал.
Идти было нелегко - в голове шумело, к лицу приливала кровь, а по всему
телу расползался озноб. Похоже, ночь у потухшего костра обошлась Степе
недешево, но думать об этом покуда не приходилось. Косухин понимал, что
иного выхода нет, - не дойди он до Семен-Креста, следующую ночь под
ледяным небом станет последней. Да и упускать белых гадов не хотелось -
слишком многим уже пришлось заплатить. Итак, Степа, отбросив ненужные
мысли в сторону, упрямо шел мимо мрачных кедров, то спускаясь в небольшие
балки, то вновь карабкаясь по заснеженным склонам. Ноги уже не слушались,
в висках скопилась тупая тягучая боль, но Косухин все шел и шел, лишь
время от времени поглядывая на проступившее сквозь тучи солнце - если оно
не обманывало, он шел правильно.
Под конец идти стало невмочь. Косухин хотел было кинуть карабин - у
него оставался верный наган, - но тут же одернул себя; он один, а беляков
- минимум четверо. Карабин он оставил и предпочел выбросить вещевой мешок
- все равно, он или доберется до места и встретит беглецов, или к
следующему утру ему уже ничего не будет нужно...
Семен-Крест открылся неожиданно - Степа взобрался на очередную горку,
деревья расступились, и он увидел небольшую заснеженную долину, которую с
двух сторон обступали крутые холмы, серебристую неровную ленту замерзшей
Оки, а прямо внизу - маленький черный квадратик, рядом с которым Косухин с
трудом разглядел тень креста. Все-таки он дошел...
Спускаясь, Степа старался разглядеть, нет ли кого у дома, но сколько
ни смотрел, все было тихо. Даже снег в долине лежал нетронутый. Очевидно,
после ночного снегопада здесь никто не проезжал. Правда, и для Косухина
снег был ни к чему - его следы могли тут же заметить. Поэтому, не доходя
метров ста до избы, Степан остановился и стал размышлять.
Теперь уже было очевидно - дом пуст. Снег во дворе, у крыльца у входа
в сарай лежал чистый, нетронутый. Огромный черный крест стоял чуть в
стороне, около него снег тоже был цел. Итак, он успел первым. Оставалось
решить, как удобнее подобраться к избе.
Вначале Степа подумал было схорониться в стороне и подождать беглецов
где-нибудь за деревом, но потом понял, что попросту замерзнет. Он
прикинул, что "гости" прибудут с востока, от верховьев Оки, и стал
осторожно пробираться к дому с другой, противоположной стороны, надеясь,
что с дороги его следы будут незаметны.
Косухин пробрался к крыльцу, сбросил лыжи и осторожно запрыгнул на
него, минуя ступеньки. Дверь, как он и ожидал, была не заперта. Степа
постоял на пороге, осторожно вслушиваясь в тишину пустого жилища, но
ничего подозрительного не услышал.
Можно было заходить.
Вначале Степа кинулся было к печке, но тут же обозвал себя дураком -
дым из трубы заметят сразу. Он вздохнул, подышал в окоченевшие ладони,
даже попрыгал, чтобы разошлась кровь в ногах, и решил, что пора
готовиться. У него был карабин, наган и финский нож. Конечно, для такой
встречи пригодилась бы и пара гранат - пугнуть контру, - но приходилось
обходиться тем, что есть.
Он аккуратно зарядил карабин и положил его на лавку, подтянув ее к
самой двери. Наган Косухин сунул за пояс и пристроился у небольшого
