точно все будет в порядке!
- Надеюсь, - с сомнением заметил Федорович. - Вначале я не придавал
поискам этих двух офицеров особого значения, но теперь, когда в город
привозят Колчака... По-моему, это становится опасным. Товарищ Косухин, у
меня нет к вам претензий, как к командиру, но может, вам стоит вернуться в
город?
"Ишь ты, - хмуро подумал Степа. - Нет у него, понимаешь, претензий,
эсер проклятый!"
Впрочем, он поймал себя на том, что похвала Федоровича пришлась все
же по душе.
- Прикажете вернуться в город? - нелюбезно осведомился он. Федорович
был, похоже, прав, но Степа никак не мог привыкнуть подчиняться какому-то
эсеру.
- Да, возвращайтесь, - кивнул Федорович, не заметивший всей сложности
косухинских переживаний. - Вы, кажется, уже успели накрыть несколько
офицерских явок? Надеюсь, до завтра вы разберетесь с этими Лебедевым и...
как его?
- Арцеуловым, - подсказал Степа. - Ниче, товарищ Федорович, я этого
гада лично к стенке поставлю...
К полудню Степа был уже в городе. Пров Самсонович после вчерашнего
казуса был несколько не в себе. Очередная травма и несколько глотков газа,
которые довелось вдохнуть ночью, стоили ему потери голоса. Пров Самсонович
теперь не гудел басом, а больше шипел, иногда сбиваясь на сип:
- Обнаглели, белые гады, товарищ Косухин, - сообщил он Степе и
надолго замолчал. Было заметно, что мысли его двигаются медленнее
обычного. Наконец, надумав что-то, решительно просипел:
- Ты... эта... поймай их, товарищ Косухин! Всенепременно поймай!
Степа с сожалением поглядел на раненого льва революции, козырнул и
отправился в соседний кабинет. Но там было пусто - товарищ Венцлав
отсутствовал.
Командира 305-го полка Косухин нашел во дворе. Венцлав стоял перед
строем каких-то незнакомых солдат в таких же, как у него, серых шинелях.
На рукавах краснели треугольные нашивки, на головах - высокие суконные
шлемы со странным знаком - голубым крестом с изогнутыми краями. Степа,
привыкший к своей красной звезде с плугом и молотом, поневоле удивился,
заодно прикинув, что в таких шинелях бойцам будет на здешнем морозе
холодновато. Незнакомые солдаты стояли ровно, как на смотру; красноватые
как у товарища Венцлава лица, были спокойны и равнодушны.
- Здравствуйте, товарищ Косухин, - Венцлав, козырнув Степе, кивнул на
строй в серых шинелях. - Прошу знакомиться: бойцы моего полка. Пришли
сегодня утром. Прорвались через тайгу.
"Ого!" - подумал Степа, по своему опыту знавший, что такое переход
через зимнюю тайгу. Он подошел ближе к строю и, чувствуя неизбежное
волнение - ведь перед ним были бойцы 305-го! - произнес:
- Здравствуйте, товарищи!
- Здра! - дружно и слаженно ответили бойцы, причем, как Степа успел
заметить, даже не покосившись в его сторону. Косухину стало не по себе -
бойцы отвечали непривычно, да и держались они в строю слишком ровно для
отвыкших от дисциплины красноармейцев.
"Ишь, гвардия!" - подумал Косухин и доложил Венцлаву о разговоре с
Федоровичем.
- Знаю, Степан Иванович, - кивнул Венцлав. - К тому времени, когда
сюда привезут адмирала, с Арцеуловым мы покончим. Но Лебедева нужно взять
живым... Запомните - только живым.
- Хоть бы знать, как он выглядит, - неуверенно заметил Степа. - И
фамилию-то настоящую... Может, его и нет вообще, этого Лебедева?
- Думаете, Ирман соврал? - мрачно усмехнулся Венцлав, и Косухин
вздрогнул, вспомнив страшную ночь у могилы генерала. - Нет, Степан
Иванович, мертвые не лгут. Я приказал перерыть архивы военного
министерства. Там многое пропало, но вдруг все же повезет... По городу
идут сплошные обыски, но своих бойцов я держу в резерве. Они еще
понадобятся...
Косухин не удержался и спросил о странном знаке на шлемах у бойцов
305-го.
- Свастика, - чуть улыбнулся Венцлав. - Знак бегущего огня... Введена
приказом Реввоенсовета в некоторых частях. Она мне нравится. Это очень
древний знак, товарищ Косухин...
Степа, решив как-нибудь попозже расспросить товарища Венцлава об этом
странном символе, поинтересовался о дальнейших приказаниях. Венцлав,
подумав, велел Косухину проверить посты внешней охраны, а затем подождать
его в караулке.
- Я бы в город лучше, - возразил Степа. - Потрусил бы буржуев...
Глядишь и накрыли бы, чердынь-калуга!
- Мы найдем их, Степан Иванович, - мрачно усмехнулся Венцлав. - И
если не ошибаюсь, найдем скоро. Вот тогда вы и пригодитесь...
Косухин не стал спорить. Он некоторое время просидел в караулке, где,
перекуривая, выслушал историю ночного нападения на тюрьму. Узнав, что
белый гад Арцеулов затеял это ради освобождения студента-заложника, он
чрезвычайно удивился. Расспросив охрану, он изумился еще более -
оказывается, капитану был нужен тот самый очкарик, которого Косухин
арестовал в доме на Троицкой. Степа вспомнил бедную девушку, которой он
принес генеральскую кошку, и с сожалением подумал, что так и не забежал ее
проведать. Впрочем, он успокоил себя тем, что завтра же выкроит время и
занесет ей кое-что из пайковых продуктов.
- Студент-то, выходит непростой, - рассудил Степа. - Газ, опять же...
Вдобавок этот Лебедев - летчик. Но ведь "Владимир Мономах" - это золотой
запас?
Косухин поневоле задумался. Конечно, летчик вполне мог пригодиться
проклятым белякам - ведь товарищ Венцлав сказал, что тайник с золотом
где-то недалеко. Собственно, и газ - оружие, выдуманное проклятыми
империалистами - мог быть использован для борьбы с победившим
пролетариатом. Но вот зачем этому Лебедеву студент-очкарик с Троицкой?
Значит, те, кого он, Косухин, забрал тогда во время ночного ареста, тоже
могли бы быть связаны с операцией "Мономах"? И даже эта несчастная
девушка?
Впрочем, Степан рассудил, что больная девушка здесь, вероятно, ни при
чем, а вот относительно всего остального, ему следует доложить товарищу
Венцлаву и желательно поскорее...
Он вышел из караулки и пошел искать командира 305-го. Однако, того
нигде не было. Косухин покрутился по двору и обратил внимание, что бойцы в
серых шинелях - красноармейцы Полка Бессмертных героев, - расположились
тут же, прямо во дворе, несмотря на мороз и начавший падать снег. Они
сидели на сваленных у стены бревнах, поставив винтовки в пирамиду. Сидели
они странно - никто не курил и, насколько успел заметить Косухин, не
разговаривал.
"Вот чудики!" - подумал Степа, подходя поближе.
Он не ошибся. Бойцы 305-го сидели молча, не двигаясь и даже не
стряхивая снег, падавший на шинели и высокие шлемы со странным голубым
знаком. Глаза у всех были широко открыты, но Степа заметил еще одну
поразившую его особенность - эти глаза не моргали.
"Ну и странный народ!" - рассудил Косухин. Он стал рядом, попытавшись
заговорить.
- Давно тут, товарищи? - вопрос был глупый, поскольку Степа и так
знал, что бессмертные герои прибыли сегодня утром. Впрочем, это не имело
значения, поскольку никто не думал отвечать. Косухин потоптался еще
минуту, решив было уходить, как вдруг обратил внимание на одного из
красноармейцев. Высокий суконный шлем закрывал половину лица, но странный
краснолицый парень показался знакомым. Степа всмотрелся.
- Федя! Княжко! Ты?!
Слова вырвались сами собой. Красноармеец никак не реагировал, и в ту
же секунду Косухин обругал себя последними словами. Бред! Его друг,
красный командир Федор Княжко никак не мог быть здесь...
Федю ранило под Бугурусланом, и он умер на третий день от заражения
крови. Комполка приказал похоронить красного командира Княжко в центре
освобожденного от белых гадов города, но внезапно из самой Столицы пришла
телеграмма, что прах доблестного героя будет похоронен у стен Главной
Крепости, рядом с павшими защитниками дела пролетариата. Федю уложили в
цинковый гроб и отправили в специальном вагоне. Косухин провожал друга до
станции, хорошо запомнив пустой товарный вагон и серый гроб с нелепыми
цинковыми гирляндами.
- Извини, товарищ, обознался, - пробормотал Степа, хотя тот, кто был
так похож на Федю, кажется, его даже не слышал. И вдруг взгляд Косухина
упал на руку этого, похожего. Рука, как рука, но на кисти синела небольшая
татуировка. Степа был готов поклясться, что узнает буквы "Ф.К." - Княжко,
по его рассказам, сделал эту наколку лет в двенадцать, когда служил в
подмастерьях.
Косухин повернулся, и, стараясь не оглядываться, пошел прочь. Можно
было, конечно, спросить о странном красноармейце у самого товарища
Венцлава, но Степа вдруг понял, что делать этого не станет. Более того,
ему почему-то совсем расхотелось докладывать о квартире на Троицкой. Степа
представил себе, что товарищ Венцлав прикажет доставить сюда эту девушку.
Если интересы революции требуют, чтобы даже мертвецы давали ответ, то
заставить говорить бедную девушку, которая так горевала о пропавшей кошке,
для Венцлава труда не составит.
Подумав некоторое время, Степа все же решил доложить о том, что было
на Троицкой. В конце концов, странный красноармеец, так похожий на
покойного друга, - это его, Косухина, личное дело. А вот борьба с белой
сволочью, прячущей золотой запас Республики - дело, можно сказать,
общепролетарское...
...Ждать Венцлава пришлось около часа. Он появился словно ниоткуда;
во всяком случае Степа, следивший за воротами, его пропустил. Венцлав
быстрым шагом подошел к своим бойцам и что-то скомандовал, те тут же
вскочили и стали разбирать винтовки. Когда Косухин подбежал к товарищу
Венцлаву, бойцы уже стояли неподвижным строем, странные немигающие глаза
смотрели прямо, а острия штыков торчали неправдоподобно ровно.
Степа быстро, глотая слова, рассказал о студенте-очкарике и о
квартире на Троицкой. Он хотел сказать и о девушке, но в последнюю секунду
все же не решился. Впрочем, Венцлав не особо заинтересовался:
- Я так и думал. Наверно, там, на Троицкой у них была явка... Но это
уже не важно. Мы их нашли, Степан Иванович...
- Правда? - обрадовался Степа.
- Да. Они, оказывается, совсем недалеко от вокзала, на Трегубовской.
Там у них пара пулеметов...
- Разрешите... - начал было Косухин и осекся. Товарищ Венцлав,
поглядев на него со странной усмешкой, кивнул:
- Пойдемте, Степан Иванович. Познакомимся с господином Лебедевым. Еще
раз предупреждаю - его - только живым!
- А этого... Арцеулова? - осмелел Косухин. - Его, чердынь-калуга,
тоже живьем?
- Его - как хотите, - вновь усмехнулся Венцлав и дал команду
выдвигаться...
- Надо было уходить еще ночью, - негромко заметил Арцеулов, сидя у
окна и поглядывая на улицу.
- Вы же видели Семена, - так же тихо ответила Наталья Берг, - он не
мог идти... Ничего, уйдем, как стемнеет...
Арцеулов уже не первый час наблюдал из окна за обычно спокойной
улицей, в который раз ругая себя за то, что не настоял на немедленном
уходе из города. Под утро, вернувшись после столь удачной операции, все,
включая даже неутомимого профессора, решили отдохнуть. К тому же
освобожденный из большевистского узилища Семен Богораз совсем расклеился,
заявив, что у него жар, и категорически отказавшись куда-либо идти. Время
было потеряно, а наутро оказалось уже поздно - весь город был заполнен
патрулями, и, как удалось выяснить выскочившему на разведку Казим-беку,
вокруг шли повальные обыски. Оставалось уповать, что им повезет и на этот
раз.
Семен Аскольдович Богораз сразу же не понравился Ростиславу. Дело
было не только в том, что он явно был обузой отряду - со своей подлинной
