масштабам чертовски завлекательная. И, как это в жизни повелось, тут же
наличествуют целые черпаки дегтя - в виде и конкурентов, и "кротов" в моей
собственной фирме, каковые до сих пор выявлены не все. Понимаешь, в общих
чертах? Молодец. Ну, а детали рассказывать не стоит по одной-единственной,
но крайне существенной причине: чтобы мало-мальски тебя ввести в курс
дела, придется пару суток без передышки чесать языком. Я-то в этом уже
десять лет, а ты, извини, консалтинг от лизинга не отличишь без длинной
лекции... Соображаешь?
- Пожалуй.
- Так что поверишь на слово, что это сделка века и другого выхода у меня
нет?
- Придется, - кивнул Петр.
- Молоток, брательник... Короче говоря, нас будет двое. Ты и будешь я. Ты
будешь представительской фигурой - восседать в креслах, посасывать шампань
на банкетах, кивать с умным видом, вообще производить впечатление резко
поглупевшего меня. Поверят. Почему, объясню чуть погодя... Да вдобавок я
тебя предварительно как следует поднатаскаю. И рядом с тобой будет
посвященный человечек. В любой миг придет на помощь. Ну, а я... Меня как
бы и не будет. Я в стороне, в подполье, я как раз и работаю. При том, что
никто, кроме считанных индивидуумов, и не подозревает об истинном
положении дел. Нам понадобится два-три месяца... впрочем, при удаче скорее
два, чем три. а то и в месяц уложимся. Получишь свой законный процент,
сиречь полсотни штук зеленью, - и отвалишь в Новосибирск. Тут тебе и
хорошая квартира, и приличная машина, т, на обзаведенье, на
ложки-поварешки... И на брюлики твоей Кирочке хватит. Что скажешь? Сделка
касается опять-таки самого что ни на есть легальнейшего бизнеса - просто
такова уж се ля ви, у нас ради честнейшего заработка приходится идти на
самые немыслимые финты... Газеты читаешь, телевизор смотришь, должен
понимать. Что насупился?
- Это ж не экзамены... - сказал Петр.
- Да не о том ты! Берешься?
- Я бы с радостью, - признался Петр. - Ради таких денег. Но это, повторяю,
не экзамены. И не история с олимпиадой. И даже не... не случай с Галочкой.
Разоблачат.
- Кто?
- Ну, твои же сотруднички. Партнеры. Деловые знакомые. Весь привычный круг
общения. Мне нужно будет знать столько... Всех и все. Куда там, к черту,
Штирлицу... Не справлюсь.
- Петенька... - поморщился Павел. - Петюнчик... Ну какие в задницу
разоблачения? Ты же будешь не в себе. Точнее, не совсем в себе.
- Это как?
- Ты. страдалец, то бишь я, страдалец, попал в аварию, - серьезно сказал
Павел. - Я очень редко сажусь за руль, все знают. Решил вдруг
проветриться, не справился на повороте с джипером... Когда приедет
"скорая" и менты, их взорам предстанет натуральнейшим образом разбитый
джипер. Митя постарается, у него голова светлая. Причем. повторяю, все
продумано до мелочей. И обломки джипера будут живописно громоздиться на
обочине, и шмотье на тебе будет изодрано художественно, и кровушка из тебя
будет струиться... ну. что ты ежишься? В паре мест аккуратненько
располосуем кожу, ничего страшного, и кровянка немного поструится, и
веночки не будут задеты. Синячок там под глазом... За полсотни тонн
зеленых, право же, стоит чуточку страдануть. Царапины заживут. В общем,
авария. Джипер вдребезги. У тебя сотрясение мозга - каковое, между прочим,
диагностике не поддается совершенно. У меня то бишь сотрясение... ладно,
отныне будет все-таки У тебя. Мало того, у тебя провалы в памяти, у тебя
некие непонятные любому медицинскому светилу завихрения психики. Ну,
врубился? Потому ты и не узнаешь старых знакомых, через одного. Потому у
тебя прошлое из памяти выпало кусками, шматами, пластами. Месяцами и
годами. Потому ты и в бытовых мелочах во мно-огом изменился. И кабинет
свой не помнишь, где что лежит, в толк не возьмешь, и закадычного друга
Вову видишь словно бы впервые... Железное объяснение, Пьер. Ну, недельку
поскучаешь в больнице. Доктор свой. В курсе. За те денежки, что он
получит, из кожи вывернется. Как и мой верный пес, коммерческий директор,
- он тебя будет водить, как ребеночка за ручку, С глазу на глаз даст любые
пояснения. Да и я, пожалуй что, навещу как-нибудь. Есть у меня гример, и
бороду присобачит самую натуральную, и вообще внешность изменит. Сечешь?
Любая нестыковка, любое неузнавание будут замотивированы железнейшим
образом. Никто не удивится, ни одна живая душа. Тебя попросту будут
жалеть. Бедный Павлик, увечный, ушибленный, с перевернутыми мозгами,
жертва роковой аварии... Ну кому тут в голову придет подозревать? О том,
что ты есть, мало кто и помнит. Слышали краем уха, что есть у меня брат;
за тридевять земель, но про то, что он близнец, никто и не знает. Не было
у меня времени за эти десять лет родню вспоминать принародно, уж извини за
откровенность. Вообще у нас мало кто вспоминает о далеких родственниках.
Не та среда. Голова постоянно забита другим. Делами. Ты-то многим
рассказывал с подробностями и живописными деталями, что у тебя есть где-то
в паре тысяч верст брат-близнец?
- А пожалуй что, и немногим, - задумчиво сказал Петр. - Не всегда и случай
выпадает пооткровенничать о родне, тут ты прав...
- Вот видишь. Все шансы... Что до фирмы, то девять человек из десяти со
мной, с биг-боссом, общаются настолько редко, что и не почувствуют
разницы. И вообще, все ходят по струночке. Будут, конечно, сплетничать и
об аварии, и о сопутствующем, но мой эскулап, будь уверен, дело знает.
Преподнесет столь убедительную версию, что все поголовно схавают, не
поморщатся и пальчики оближут. Проскочит. Говорю же. все будут у тебя за
спиной понимающе переглядываться, головой кивать сожа-леючи - ах, жертва
лихачества... Тебе, надеюсь, не так уж стрем но будет пережить смешки в
мой адрес? Это ж меня будут считать убогоньким, приложившимся башкой...
- Подожди. - сказал Петр. - Подчиненные - ладно... А твои? Жена с дочкой?
- С падчерицей, брательник.
- Все равно.
Павел усмехнулся чуть беспомощно:
- Ох, сдается мне, не избежать краткого экскурса в интимную жизнь
монархов... Во-первых, с Катькой - а соответственно, и с чадом ейным
Наденькой - мы живем всего-то четыре с лишним года. Это не Женя, та-то
меня за одиннадцать лет изучила досконально, на молекулярном уровне.
Во-вторых, если уж откровенно, я и дома-то бываю этаким привидением.
Мелькну утром, мелькну вечером, видят они меня пару часов в сутки. И так -
все четыре года. Деньги, браток, сами в руки не плывут. Крутишься, как
белка в колесе, ни ты света белого не видишь, ни дома тебя не видят. Ну и,
в конце-то концов, опять-таки многие несообразности спишем на то самое
сотрясение мозга. Проглотят мои бабы, как миленькие. В конце-то концов, мы
здесь с тобой посидим пару дней, я тебя предварительно поднатаскаю, чтобы
провал в памяти не был очень уж зияющим...
- Нет, ну а если она захочет...
- С муженьком потрахаться? - догадливо подхватил Павел. - Ну и флаг ей в
руки, Катерине свет Алексеевне, пусть трахается. Что плохого, ежели с
законным-то мужем? Она ж мне не изменяет, вот он я, в точности такой же...
И потом, братуха, скажу тебе предельно откровенно - с Катькой у нас,
похоже. окончательно все раздрызгалось. Склеить не получится, да и нет
охоты. Мы и так на грани разбегания, все равно придется этак через
полгодика цивилизованно разводиться. Ты мне только не выражай никаких
соболезнований, нет нужды. Не то что плакать не стану, но и вообще
печалиться - скорее уж от радости буду плясать. Ну не получилось у меня с
Катькой, не получилось. И хрен с ею, если по правде...
- И все же как-то...
- Ох, да не строй ты из себя! - досадливо поморщился Павел. - Я же говорю,
с Катькой у меня все кончено. Если придет ей такая блажь - исполняй
супружеский долг, благословляю. Я тебе потом расскажу кратенько, как там у
нас обычно, что де-лает, чего делать не хочет... А Надюха... Я сам по
себе, она сама по себе. Есть контакт? Нет контакта. Девке четырнадцать,
вещь в себе, дни напролет по Интернету шарит, как наркоманка,
сосуществуем, и только. Нет, дома все должно пройти гладенько. Опять-таки
жалеть тебя будут, то бишь меня...
- Твоими бы устами...
- Ладно, хватит, - с некоторой властностью поднял ладонь Павел. -
Моральные препоны есть? Кажется, нет. Сумма устраивает? Кажется, да.
Работа, в принципе, подходит. Нет, я не говорю, что тебе будет легко, и
попотеть придется, и мозгами ворочать, и на нервах будешь... Все я
понимаю. Только, брательничек мой дорогой, обеспеченное будущее стоит
таких трудов, а? Честно заработал - честно получил.
Петр перевел дух. Ощущения, будто все это происходит в дурном сне, уже не
было, но легонький приступ нереальности не отпускал. Кабанья голова
равнодушно и тупо глазела на него со стены янтарно-желтыми бельмами.
Пятьдесят тысяч долларов. Новая машина. Киру можно будет одеть, как
куколку, да мало ли... Прав Пашка - это будущее. Обеспеченное, без
унизительного привкуса бедности, никчемности.
Что удивительно, откуда-то из неведомых глубин вновь вернулся молодой
азарт, с которым вроде бы расставался навсегда. Близнецы Савельевы через
столько лет задумали очередную хохму, превосходящую все прежние по
дерзости, по замаху. Сорок четыре года - это еще не старость, господа...
С улыбочкой наблюдавший за ним Павел нагнулся, похлопал по плечу:
- Помнишь "Принца и нищего"? Ведь любил ты когда-то товарища Твена, спасу
нет...
- Я и теперь не разлюбил.
- Вот и отлично. Устроим переиздание бессмертного романа, братуха? По
нашим наметкам?
- Устроим, - сказал Петр.
Павел длинно, шумно, с неподдельным облегчением вздохнул:
- Ф-фу... Семь потов сошло. Ну, выпьем за успех?
Глава вторая
ЧТО-ТО С ПАМЯТЬЮ МОЕЙ СТАЛО...
Они явно торопились уйти, хотя и просидели совсем недолго - трое мужчин,
отмеченные всеми признаками преуспеяния, от мобильников и впечатляющих
перстней до невиданных Петром галстуков (правда, вопреки массе сочиненных
оголодавшей интеллигенцией анекдотов никто из них не блистал малиновым
пиджаком, никто не носил килограммовых золотых цепей и не гнул пальцы
веером).
Заметно торопились, от них так и веяло брезгливой жалостью Полное
впечатление, боялись подцепить некую заразу, которой тут было неоткуда
взяться. Мешая друг другу, кинулись хлопать его по плечу, с ноткой
растерянной фальши уверять: ерунда, Павлик, все образуется, платная
медицина и не с такими казусами справлялась, вон и Семеныча ты сразу
узнал, и меня помнишь, и физиономия поджила, и видок, в общем,
посвежевший... В таком примерно духе. Петр механически кивал, отвечая
что-то краткое, дежурное. Еще пара секунд - и за ними захлопнулась дверь.
Отвернувшись к окну и тяжко вздохнув, Петр в уме посчитал: седьмой,
восьмой, девятый. Сегодня нему наконец-то разрешили пускать посетителей.
Сначала пришли трое, потом - двое и еще раз двое, теперь - эти трое...
черт, сбился, десять получается, а не девять... Ерунда. Главное, ни одна
из четырех компаний ничего не заподозрила. Соратники и партнеры, сытые
капитаны шантарского бизнеса явились посочувствовать попавшему в беду
собрату. Посидели на краешках мягких стульев, бормоча нечто сочувственное,
но в глазах у каждого, право, так и полыхало примитивное любопытство, так
и подмывало бухнуть: "Павлик, у тебя что, совсем память вырубило?"
Вслух, конечно, не спросили, люди воспитанные. Но глаза выдавали. Ну и
наплевать. Экзамен, похоже, блистательно выдержал. Приходится при-знать,
что Пашкины мозги дорого стоят - брательник рассчитал все отлично и
оказался сущим пророком...
Тихонечко отворилась дверь, белая, бесшумная. Вошла Анжела, с утра
выполнявшая при нем функ-ции опытной и придирчивой секретарши, -
черноволосая красоточка в белоснежном, довольно-таки бессовестном халате,
открывавшем ножки на всю длину и облегавшем, словно купальник. За неделю
Петр немножко привык к ее убойной сексапильности, но все равно по спине
всякий раз пробегали жаркие мурашки, поскольку юная чертовка, усугубляя
ситуацию, держалась так, словно участвовала в конкурсе на очередную мисс,
