телями, но они не сходятся в способах и путях этого спасения... С интел-
лигентским движением происходит нечто вроде самоотравления... Интелли-
генция, страдающая "якобинизмом", стремящаяся к "захвату власти", к
"диктатуре" во имя народа, неизбежно разбивается и распыляется на враж-
дующие меж собой фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше подни-
мается температура героизма... Герой есть до некоторой степени сверхче-
ловек, становящийся по отношению к ближним своим в горделивую и вызываю-
щую позу спасителя, и при всем своем стремлении к демократизму интелли-
генция есть лишь особая разновидность сословного аристократизма, надмен-
но противопоставляющая себя "обывателям". Кто жил в интеллигентских кру-
гах, хорошо знает это высокомерие и самомнение, сознание своей непогре-
шимости и пренебрежение к инакомыслящим... Вследствие своего максимализ-
ма интеллигенция остается малодоступна к доводам исторического реализма
и научного знания...
...В нашей литературе много раз указывалась духовная оторванность на-
шей интеллигенции от народа. По мнению Достоевского, она пророчески
предсказана была уже Пушкиным, сначала в образе вечного скитальца Алеко,
а затем Евгения Онегина... И действительно, чувства кровной исторической
связи, сочувственного интереса, любви к своей истории, эстетического ее
восприятия поразительно мало у интеллигенции, на ее палитре преобладают
две краски, черная для прошлого и розовая для будущего..."
М.О. ГЕРШЕНЗОН: "Что делала наша интеллигентская мысль последние пол-
века? Я говорю, разумеется, об интеллигентской массе. Кучка революционе-
ров ходила из дома в дом и стучала в каждую дверь: "Все на улицу! Стыдно
сидеть дома!" - и все создания высыпали на площадь: хромые, слепые, без-
рукие, ни одно не осталось дома. Полвека толкутся они на площади, голося
и перебраниваясь. Дома - грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до
этого. Он на людях, он спасает народ - да оно и легче, и занятнее, чем
черная работа дома. Никто не жил - все делали (или делали вид, что дела-
ют) общественное дело... а в целом интеллигентский быт ужасен: подлинная
мерзость запустения, ни малейшей дисциплины, ни малейшей последова-
тельности даже во внешнем, день уходит неизвестно на что, сегодня так, а
завтра, по вдохновению, все вверх ногами; праздность, неряшливость, го-
мерическая неаккуратность в личной жизни, наивная недобросовестность в
работе, в общественных делах необузданная склонность к деспотизму и со-
вершенное отсутствие уважения к чужой личности, перед властью то гордый
вызов, то покладистость - не коллективная*, я не о ней говорю, а лич-
ная...
* Насмотрелись и коллективной покладистости, групповых призывов "раз-
давить гадину" и в 37-м, и в 93-м...
Примечание ко 2-му изданию: эта характеристика нашей интеллигентской
массы была признана клеветою и кощунством**. Но вот что, десять лет на-
зад, писал Чехов: "Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальши-
вую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает
и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр" (письмо к И.И.
Орлову 22 февраля 1889 г. в вышедшем на днях сборнике писем А.П. Чехова
под ред. Бочкарева). Последние слова Чехова содержат в себе верный на-
мек: русская бюрократия есть в значительной мере плоть от плоти русской
интеллигенции...
...Чем подлиннее был талант, тем ненавистнее ему были шоры интелли-
гентской общественно-утилитарной морали, так что силу художественного
гения у нас почти безошибочно можно было измерять степенью его ненависти
к интеллигенции: достаточно назвать гениальнейших: Л. Толстого и Досто-
евского, Тютчева и Фета... То, чем жила интеллигенция, для них не су-
ществовало... в лице своих духовных вождей она (интеллигенция - А.Б.)
творила партийный суд над свободной истиной творчества и выносила приго-
воры: Тютчеву - за невнимание, Фету - за посмеяние, Достоевского объяв-
ляла реакционным, а Чехова индифферентным... А масса этой интеллигенции
была безлична, со всеми свойствами стада: тупой косностью своего радика-
лизма и фанатической нетерпимостью. Могла ли эта кучка искалеченных душ
остаться близкой народу?
** Ну разумеется, шум после выхода книги поднялся страшный, удивля-
юсь, как никого из авторов тогда не убили... Однако взбешенная "либе-
ральная интеллигенция" разослала по России ораторов, читавших лекции о
реакционности, полнейшем ничтожестве и профессиональной несостоятельнос-
ти авторов "Вех"...
...Она выбивалась из сил, чтобы просветить народ, она засыпала его
миллионами экземпляров популярно-научных книжек, учреждала для него биб-
лиотеки и читальни, издавала для него дешевые журналы - и все без толку,
потому что она не заботилась о том, чтобы приноровить весь этот материал
к его уже готовым понятиям, и объясняла ему частные вопросы знания без
всякого отношения к его центральным убеждениям, которых она не только не
знала, но даже не предполагала ни в нем, ни вообще в человеке... Сонмище
больных, изолированных в родной стране, - вот что такое русская интелли-
генция... в длинной веренице интеллигентских типов, зарисованных таким
тонким наблюдателем, как Чехов, едва ли найдется пятьшесть нормальных
человек. Наша интеллигенция на девять десятых поражена неврастенией:
между ними почти нет здоровых людей - все желчные, угрюмые, беспокойные
лица, искаженные какой-то тайной неудовлетворенностью, все недовольны,
не то озлоблены, не то огорчены..."
А.С. ИЗГОЕВ: "До последних революционных лет творческие даровитые на-
туры в России как-то сторонились от революционной интеллигенции, не вы-
нося ее высокомерия и деспотизма".
Б.А. КИСТЯКОВСКИЙ: "Русская интеллигенция никогда не уважала права,
никогда не видела в нем ценности, из всех культурных ценностей право на-
ходилось у нас в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интелли-
генции не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее
стоит на крайне низком уровне развития... Русская интеллигенция состоит
из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы...
В идейном развитии нашей интеллигенции, поскольку оно отразилось в лите-
ратуре, не участвовала ни одна правовая идея. И теперь в той совокупнос-
ти идей, из которой слагается мировоззрение нашей интеллигенции, идея
права не играет никакой роли".
П.Б. СТРУВЕ: "В 60-х годах с их развитием журналистики и публицистики
"интеллигенция" явственно отделяется от образованного класса, как нечто
духовно особое. Замечательно, что наша национальная литература остается
областью, которую интеллигенция не может захватить.* Великие писатели
Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чехов не носят интел-
лигентского лика... даже Герцен, несмотря на свой социализм и атеизм,
вечно борется в себе с интеллигентским ликом...
* Увы, с тех пор произошли роковые перемены.
...Интеллигенция нашла в народных массах лишь смутные инстинкты, ко-
торые говорили далекими голосами слившимися в какой-то гул. Вместо того,
чтобы этот гул претворить систематической воспитательной работой в соз-
нательные членораздельные звуки национальной личности, интеллигенция
прицепила к этому гулу свои короткие книжные формулы. Когда гул стих,
формулы повисли в воздухе..."**
** Точное описание нашей "перестройки"...
С.Л. ФРАНК: Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценнос-
тей, кроме критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального
разграничения людей, поступков, состоянии на хорошие и дурные, добрые и
злые.* У нас нужны особые, настойчивые указания, исключительно громкие
призывы, которые для большинства звучат всегда несколько неестественно и
аффектированно... Ценности теоретические, эстетические, религиозные не
имеют власти над сердцем русского интеллигента, ощущаются им смутно и
неинтенсивно и, во всяком случае, всегда приносятся им в жертву мо-
ральным ценностям... Начиная с восторженного поклонения естествознанию в
60-х годах и кончая самоновейшими научными увлечениями вроде эмпириокри-
тицизма, наша интеллигенция искала в мыслителях и их системах не истины
научной, а пользы для жизни, оправдания или освящения какой-либо общест-
венно-моральной тенденции... Эта характерная особенность русского интел-
лигентского мышления - неразвитость в нем того, что Ницше называл интел-
лектуальной совестью, - настолько общеизвестна и очевидна, что разногла-
сия может вызвать, собственно, не ее констатация, а лишь ее оценка...
* Блестящее подтверждение того, что эти слова нисколько не устарели,
мы имеем и в наши дни. Российский парламент 1993 г. был "плохой" - и его
можно расстрелять из танков. Белорусский парламент 1996 г. был "хороший"
- и Лукашенко, распустивший его (всего лишь распустив!), - фашист и ти-
ран...
...Лучи варварского иконоборчества, неизменно горящие в интелли-
гентском сознании..."
После Октября интеллектуалов либо уничтожали, либо высылали за грани-
цу (как произошло и с некоторыми авторами "Вех") - зато интеллигенция
самым великолепным образом устроилась при большевиках, поскольку ее ми-
ровоззрению как нельзя лучше отвечали идеи "всемирного пожара" и "нового
искусства". Двадцать лет после революции интеллигенция правила бал, пока
реалист Сталин не выбрал синицу в руках - и интеллигентов долго топтали
сапогами в тех же самых подвалах, где они сами измывались над теми, кто
входил в понятие "неизбежные издержки".
Лучше всего о том, что и сегодня не потеряла актуальности ни единая
строчка "Вех", свидетельствует статья Солженицына "Образованщина", вы-
шедшая в 1974 г. [75].
Солженицын: "Интеллигенция сумела раскачать Россию до космического
взрыва, но не сумела управить ее обломками. Потом, озираясь из эмигра-
ции, сформулировала интеллигенция оправдание себе: оказался "народ - не
такой", "народ обманул ожидания интеллигенции". Так в этом и состоял ди-
агноз "Вех", что, обожествляя народ, интеллигенция не знала его, была от
него безнадежно отобщена!"
И не только "отобщена"... Тот же С.Н. Булгаков предупреждал, что вера
в чудо преобразования мира и души человека может привести к "особой раз-
новидности духовного аристократизма, надменно противопоставляющего себя
обывателям". И разъяснял свою мысль подробно: "В своем отношении к наро-
ду, служение которому ставит своей задачей интеллигенция, она постоянно
и неизбежно колеблется между двумя крайностями - народопоклонничества и
духовного аристократизма. Потребность народопоклонничества... вытекает
из самих основ интеллигентской веры. Но из нее же с необходимостью выте-
кает и противоположное - высокомерное отношение к народу как к объекту
спасительного воздействия, как к несовершеннолетнему, нуждающемуся в
няньке для воспитания "сознательности", непросвещенному в интелли-
гентском смысле слова".
Этот "духовный аристократизм" привел к тому, что в первые годы Со-
ветской власти среди лютовавших чекистов хватало самых что ни на есть
патентованных интеллигентов - от Менжинского до доктора Кедрова. (По не-
коему странному совпадению чуть ли не вся гитлеровская верхушка состояла
опять-таки из классической интеллигенции - неудачливый художник, фарма-
цевт, журналисты, вообще гуманитарии, не добившиеся, стоит подчеркнуть,
успехов в науке и оттого создавшие свою, людоедскую. Альфред Розенберг
получил прекрасное образование, кстати, в высших учебных заведениях Рос-
сийской империи - рассадниках интеллигенции.)
И народники, и большевистские интеллигенты, и соратники Гитлера - все
вместе подходят под определение известного социалиста М. Бакунина: "Осо-
бенно страшен деспотизм интеллигентного и потому привилегированного
меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем
сам народ. Во-первых, представители этого меньшинства попытаются во что
