гранатометчиков. Водяной держал палец на кнопке, а в углу хрипел раненый
часовой, которого никто не спешил добивать, потому что все боялись
пропустить сигнал. Черный юмор был в том, что они-то как раз играли на
стороне атакующих, а не обороняющихся - о чем обе стороны и не подозревали -
и рвануть без приказа заложенные заряды было никак невозможно: в последний
миг могло оказаться, что надлежит не взрывать, а воспрепятствовать взрыву. А
потом оттуда еще предстояло выбраться так, чтобы ни одна живая душа не
узнала о непредусмотренных правилами игры фигурах, тенями промчавшихся по
доске.
Рванули в конце концов, и даже выбрались. Философски рассуждая, все
оказалось зря, потому что победители, которым они подыгрывали, через малое
время, как водится, начали истреблять друг друга в череде нелепых
переворотов. Но это уже другая история, а если что не так, не наше дело, как
говорится - Родина велела...
Редко случалось, чтобы он столь остро ощущал географию, пространство - до
Шантарска добрых две тысячи километров, до Мурманска не ближе, зато к полюсу
он оказался так близко, как никогда прежде.
Одно утешало: впервые за все время их одиссеи "Морская звезда" оказалась
в столь спокойном месте, на пирсе, огороженном бетонной стеной с колючей
проволокой, запертыми ворота-ми и серьезно бдящими охранниками. Никто не
митинговал на причале, не лез в душу, не надоедал. Должно быть, примерно по
тем же соображениям именно здесь ошвартовался белый красавец "Федор
Достоевский", опустившийся-таки по Шантаре к океану, чтобы заплатившему
валютой зарубежному народу (а также отдельным представителям отечества) не
докучали общением аборигены. "Достоевский" красовался совсем неподалеку.
Мазур со своего места, не вставая, видел, как в неведомо зачем привезенный
сюда с Большой земли красный "Икарус" грузятся немногочисленные туристы -
те, кто по собственному желанию захотел осмотреть Тиксон, надеясь, должно
быть, на крутейшую экзотику. В городе наверняка уже навели порядок, а может,
и восстановили линию электропередачи, но все равно сыщется немало выбитых
витрин. Да и сгоревший музей благолепия не добавляет. Интересно, зачем их
вообще пустили в город? Видимо, скрепя сердце решили показать, что
пресловутый железный занавес окончательно сдан в металлолом, и жители
братского зарубежья могут шататься везде, где им заблагорассудится.
Наверняка ухитрятся провезти их так, чтобы объехать за километр и погорелый
музей, и наиболее уныло выглядящие магазины,- не привыкать...
Вошел Кацуба. Мазур не стал спрашивать - все было ясно и так. Майор с
преувеличенно бодрым видом прошелся по каюте - на сей раз для разнообразия
наискосок, выглянул в иллюминатор:
- Знакомых не видно? Мазур покачал головой.
- Последние известия. Линию поправили в ударном темпе. А в городе
относительный порядок. Только мэр буйствовал, требуя наших скальпов, но
силовики вежливо разводят руками и кандалы на нас надевать не спешат. Зато
по столичному телевидению уже, быть может, сегодня вечером все здешние
сенсации будут изложены с соответствующими комментариями. Огребет начальство
положительные эмоции...
- Как ты думаешь, почему они молчат?
- Мон колонель...-досадливо поморщился Кацуба.- Удивляюсь я тебе, право:
четверть века таскаешь погоны и все еще пытаешься понять начальство?
Прогуляться не хочешь?
- Куда?
- Схожу к портовикам, попытаюсь звякнуть по обычному телефону. Должен же
хоть один дежурный оказаться на месте? Я, конечно, к нынешним временам
отношусь со всем омерзением, но не поверю, чтобы нашу контору в одночасье
отменили и выкинули на улицу... Идешь?
- А, пошли,- сказал Мазур.- Не торчать же здесь...
- Подышим воздухом, пройдемся, Величко обещал, что проблем с телефоном не
будет...
Вошел матрос и с порога сунул Кацубе бумажку, пояснив:
- Только что приняли.
Мазур деликатно отодвинулся, чтобы не косить глазом в секретные бумажки,
на каковые ему по нынешнему своему положению глядеть не полагалось.
- Интересные дела,- сказал Кацуба, изучив радиограмму.
- Что там еще на нашу голову?
- На нашу, к счастью, ничегошеньки пока. А вот наш капитан в затылке
сейчас скребет со страшной силой, и я его понимаю... Вариант под
незатейливым названием "четвертый".
- Это что такое?
- Легализация корабля. Капут легендам. Капитану предписано из столицы...
Под высоким Андреевским стягом и девизом "Авось!"
- А мы?
- Что до нас, тут ситуация несколько пикантная,- сказал Кацуба, напяливая
куртку.- Приказ касается только корабля и команды, про нас ни словечка, мы
ведь не в столичном подчинении. Да и потом, где ж для нас мундиры-то взять?
Когда они спускались по трапу, на корабле уже полным ходом внедрялись
перемены - на кормовом флагштоке поднимали Андреевский флаг, за каковой
процедурой надзирал Степан Ильич, оказавшийся капитан-лейтенантом. Вахтенный
у трапа щеголял в полной форме, лихо заломленной бескозырке и с автоматом на
плече. Собственно, все внешние перемены этим и должны были исчерпаться.
На "Достоевском" не прошел незамеченным "ряд волшебных изменений" - пара
дюжин зевак наблюдала с кормы, щелкая фотоаппаратами. Притворившись, что они
тут люди совершенно посторонние, Мазур и Кацуба с независимым видом
направились к четырехэтажному зданию, откуда портовики еще пытались чем-то
управ-лять.
- Ты тут поскучай, а я постараюсь быстренько обернуться,- сказал Кацуба и
взбежал по выщербленным ступенькам.
Мазур остался скучать. Море немного волновалось, но по соответствующей
шкале это равнялось одному баллу, не более. Небо оставалось ясным, корабли
стояли у пирса, словно полузабытые слоники, приносившие якобы счастье,- как
ни смотри, справа налево или слева направо. "Федор Достоевский", красивый и
белоснежный, "Морская звезда", никак не способная с ним тягаться, но все же
не напоминавшая угольную баржу, и безымянный пограничный сторожевик под
номером двести семнадцать. На нем тоже заинтересовались творящимися с
"Морской звездой" метаморфозами - двое моряков в куртках с меховыми
воротниками и низко нахлобученных фуражках вышли на палубу, обогнули пулемет
на турели и, остановившись на носу, задумчиво созерцали, как полощется на
прохладном северном ветру белый флаг с Андреевским крестом.
Мазур подозрительно покосился на остановившегося совсем рядом детину, по
облику и повадкам классического нового русского. И не сразу опознал Пашу,- в
джинсовом жилете поверх элегантного свитера, затемненных очках, при каком-то
немыслимо ярком шарфе.
Паша как ни в чем не бывало поднялся по ступенькам, достал сигарету:
- Дай прикурить. Это я не ради конспирации - ив самом деле зажигалку
забыл в старых джинсах. Ничего, в буфете куплю... Майор где?
- Там где-то,- Мазур ткнул большим пальцем за спину.- Звонит. Тебе бы еще
сотовый телефончик...
- Э, нет, это уже перебор...
- Внедрился, судя по виду?
- Ага. Сунул там одному лакею достаточное число бумажек - и моментально
отыскалась каютка. Не высший сорт, ну да мне не приемы там устраивать...
Ага! Глянь-ка!
У трапа "Достоевского" остановился белый японский микроавтобусик, и
оттуда вылезла теплая компания - Джен со своим напарником и Даша Шевчук, все
с внушавшими уважение импортными спортивными сумками. С раскованно-светским
видом поднялись по трапу.
- Интересно,- сказал Паша.- Зачем трем человекам четыре каюты? Рыжая
определенно насчет четырех старалась... Ладно, раз такое дело, взойду-ка я
тоже на борт... Скажешь майору. Бай!
И вразвалочку побрел к "Достоевскому", оглядывая его с таким видом,
словно раздумывал, не купить ли супруге в подарок к восьмому марта именно
этот кораблик.
Появился Кацуба.
- Ну, на Шипке все спокойно?
- Ага,- оглянувшись, сказал Мазур.- Паша только что появлялся. Закрепился
на борту, сунул кому-то денежки, и обустроили его мгновенно.
- Ну вот, а жеманился...
- И конкуренты нагрянули. Даша со штатниками. Уже на корабле.
- Только трое?
- Я только троих видел. Никого с ними больше не было.
- А кают заказывали четыре...
- Да, Паша тоже удивлялся... Ну?
- А что там "ну"? - протянул Кацуба.- Хорошая новость - контора, судя во
всему, на месте и продолжает функционировать. Плохая новость - у дежурного
никаких инструкций персонально для нас. Не станешь же открытым текстом
требовать, чтобы отыскал Глагола, по этой линии все равно серьезных
разговоров вести нельзя. Я доложил, конечно, наши новости - несколько
метафорично, ну, да умные люди поймут, пленочку прослушав...
- Диспозиция? - спросил Мазур.
- Какая может быть диспозиция в такой ситуации? Поступаем строго по
уставу: выполняем все отданные допрежь приказы до поступления новых...
Поскольку мы еще кое-что недовыполнили, надо приступать. Конкретнее - будем
обследовать "Ладогу".
- А нахрен? - тоскливо вопросил в пространство Мазур.
- Мой друг, прекрасно понимаю обуревающие вас сомнения. Я и сам плохо
верю, что на "Ладоге" обнаружится нечто интересное. Но приказ у нас был
недвусмысленный: обследовать все три корабля. При том, что возможностей для
нормальной работы в городе у нас в одночасье не стало, выбор небогат... А
люди мы военные. Ничего, не журись. Я тут поразмыслил и пришел к выводу, что
ничегошеньки мы не запороли и нигде не напортачили. Делали в этих условиях
все, что могли. Выяснили все, что могли. А с тебя вообще спрос невелик: тебе
говорили погружаться, и ты исправно делал "бульк", как то глюкало из
анекдота...
Однако он был угрюм, и Мазур прекрасно понимал, что гнетет майора:
доказать, будто ты сделал все, что мог, иногда бывает чертовски тяжело,
начальство сплошь и рядом склонно считать, что оно тебя отправило на задание
не затем, чтобы ты педантично и четко выполнял приказы, а для того, чтобы ты
совершал чудеса, желательно в немеренном количестве. Хотя прямо этого и не
говорится, большинство начальственных резолюций на рапортах, равно как и
разносов, сводится к сей нехитрой истине: отчего вы, такие-сякие, совершили
мало чудес?
- Слушай,- сказал он осторожно.- Коли уж теперь кораблю велено выступать
в своем подлинном обличье... Может, всеми наличными силами высадить десант
на тот островок? Смотришь, и найдем что-то интересное...
- Если найдем,- сказал Кацуба, подумав. Великодушно добавил: - Мысль, по
идее, неплохая. Но после того, как они в хорошем темпе превратили своих
жмуриков в жертв нашей неосторожности, я к ним начинаю относиться, как к
твердым профессионалам. А у хорошего профессионала должно что-то быть
припасено в загашнике против лихой высадки десанта средь бела дня, я не об
отражении штурма огневыми средствами говорю... Хотя... Ты знаешь, не мешает
пройти мимо и посмотреть в бинокль, что там нынче творится. В конце-то
концов, нам никто не запрещал плавать в тех местах, это Величко в хреновом
положении. Пошли, вдруг да радист наконец достучался...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
ТЯЖЕЛАЯ АРТИЛЛЕРИЯ
Он поднял воротник и направился к кораблю. Мазур немного замешкался,
выбрасывая окурок в урну,- и первым заметил далеко слева, у ворот, некое
оживление. Остановился, присмотрелся и окликнул майора:
- Не по нашу ли душу?
Кацуба Остановился, взглянул туда, куда указывал Мазур. От ворот,
успевших уже закрыть-ся, надвигались ало-синие вспышки мигалки, чрезвычайно
похожей на милицейскую.
-Ходу,- не мешкая, распорядился майор.- Если что, лучше уж сидеть на
корабле, он сейчас - территория воинской части со всеми вытекающими отсюда
последствиями...
Они взлетели на борт - вахтенный торопливо посторонился, заняли удобную
