если не ошибаюсь, тоже - в связи с появлением людей в так называемой
Татарской пустыне.
Его слова с трудом преодолевали стену молчания. Было слышно, как по
залу носится муха.
- Речь идет... - продолжал полковник, - речь идет о воинских
подразделениях северного государства, которым поручено разметить
пограничную линию, как это сделали и мы много лет назад. Поэтому они не
подойдут к Крепости, а, скорее всего, разбившись на небольшие отряды,
поднимутся в горы. О чем и сообщает мне в письме его превосходительство
начальник генерального штаба.
Говоря это, Филиморе испускал продолжительные вздохи,
свидетельствовавшие не о нетерпении или страдании, а просто о старости;
казалось, даже голос у него вдруг постарел, таким он стал глухим и
надтреснутым, а глаза подернулись мутной желтоватой пленкой.
Да, полковник Филиморе с самого начала чувствовал, что так и будет.
Что это не враг - ему было совершенно ясно: конечно же, он не создан
для славы, в чем имел возможность убедиться всякий раз, когда поддавался
глупым иллюзиям. Ну почему, яростно спрашивал он себя, почему ты опять
позволил себя обмануть? Ведь с самого начала чувствовал, что все кончится
именно так!
- Вам известно, - продолжал он нарочито безразличным тоном, стараясь не
выдать всей накопившейся в душе горечи, - что пограничные столбы и другие
демаркационные знаки были установлены нами много лет назад. Но, как
сообщает его превосходительство, остался один неразмеченный участок. Для
завершения этой работы на место отправится подразделение под командованием
капитана и одного из младших офицеров. Участок находится в горах, там, где
тянутся две или три параллельные гряды. Нет нужды добавлять, как было бы
хорошо, если бы мы смогли продвинуться поглубже и оставить северный склон
за собой. Дело не в том, что он так уж важен в стратегическом отношении,
надеюсь, вы понимаете, что там, наверху, никакие военные действия
невозможны, да и для маневров место неподходящее... - Полковник немного
помолчал, о чем-то задумавшись, потом добавил: - Да, для маневров... так
на чем я остановился?
- Вы сказали, что нужно продвинуться как можно глубже, - подсказал
майор Матти с подозрительной поспешностью.
- Ах да, я сказал, что нам следовало бы продвинуться как можно глубже.
К сожалению, дело это нелегкое: северяне нас опередили. И все же... Ну да
ладно, об этом потом, - сказал он, глядя на подполковника Николози.
Полковник умолк, словно речь эта его утомила. От его внимания не
укрылось, что, пока он говорил, на лица офицеров легла тень разочарования,
прямо на глазах они из рвущихся в бой героев превратились в ничем не
примечательных гарнизонных служивых. Ну ничего, думал полковник, они
молоды, у них еще все впереди.
- Так, - продолжал полковник, - а теперь я, к огорчению своему, должен
многим из вас сделать замечание. Мне неоднократно доводилось видеть, как
во время смены караула некоторые взводы являются на построение без
командира. Вероятно, эти офицеры полагают, что им позволено опаздывать...
Муха летала по залу, флаг на крыше форта повис, как тряпка, полковник
говорил о дисциплине и уставе, по северной равнине двигались вооруженные
люди, но это был не жаждущий боя враг, а такие же безобидные солдаты, как
они сами, и шли они не на смертельную схватку, а для осуществления
банальной кадастровой операции; их винтовки были не заряжены, палаши не
наточены. С севера на юг по пустыне двигалось вполне безопасное подобие
войска, а в Крепости снова воцарилась повседневная рутина.
XV
Отряд, получивший задание разметить границу на участке, остававшемся
открытым, вышел из Крепости на рассвете следующего дня. Командовал им
здоровенный капитан Монти, в помощь которому были приданы лейтенант
Ангустина и один из старших сержантов.
Каждому сообщили пароль на этот и на четыре следующих дня. Вряд ли,
конечно, они могли погибнуть все разом, но на всякий случай одному из
старослужащих было дано указание расстегнуть мундир погибшего или
потерявшего сознание командира, сунуть руку во внутренний карман и вынуть
запечатанный сургучом пакет, в котором находился листок с паролем,
служившим пропуском в Крепость.
Вооруженный отряд из четырех десятков человек вышел из Крепости на
северную сторону, когда из-за горизонта только-только показалось солнце. У
капитана Монти были тяжелые, подбитые шипами ботинки - такие же, как и у
солдат. Один только Ангустина шел в сапогах, и капитан перед выходом из
Крепости посмотрел на них с преувеличенным интересом, ничего, однако, не
сказав.
Пройдя вниз по галечнику метров сто, свернули направо и, больше уже не
спускаясь, двинулись к горловине узкого скалистого ущелья, уходившего в
глубь гор.
Примерно через полчаса капитан заметил:
- В этих вот... - он указал на сапоги Ангустины, - вам туго придется.
Ангустина промолчал.
- Мне бы не хотелось задерживаться, - спустя некоторое время вновь
заговорил капитан. - А в них вы намучаетесь, вот увидите.
На что Ангустина возразил:
- Теперь уже поздно, господин капитан, если уж на то пошло, вы могли бы
сказать мне об этом раньше.
- Говори не говори, - возразил Монти, - вы все равно бы их надели, я же
вас знаю.
Монти терпеть не мог лейтенанта. Скажите, какой гордый! Ну ничего,
скоро ты у меня хватишь лиха, думал он и подгонял отряд даже на самых
трудных участках, хотя ему было известно, что Ангустина не отличается
крепким здоровьем. Между тем они уже добрались до основания отвесных
склонов. Щебень здесь был мельче, ноги вязли в нем, и вытаскивать их
становилось все труднее.
Капитан сказал:
- Обычно из этого ущелья дует адский ветер... Но сегодня, слава богу,
здесь тихо.
Лейтенант Ангустина ничего не ответил.
- Хорошо еще, что солнца нет, - снова подал голос Монти. - Да, сегодня
нам, можно сказать, повезло.
- А вы разве уже бывали в этих местах? - спросил Ангустина.
- Один раз, когда мы ловили дезер...
Он не окончил фразу, так как с верхушки нависавшей над ними серой стены
донесся шум обвала. Камни, с силой ударяясь о скалы, рикошетируя и
поднимая облачка пыли, с бешеной скоростью неслись вниз, в пропасть.
Громоподобный гул катился от стены к стене.
Неожиданный обвал продолжался несколько минут, но вскоре, так и не
достигнув дна глубоких каньонов, камнепад прекратился; до галечника, где
они остановились, докатилось лишь два-три камешка.
Все примолкли: в грохоте обвала ощущалось присутствие какой-то
враждебной силы. Монти бросил на Ангустину взгляд, в котором сквозил
вызов. Он рассчитывал, что лейтенант испугается, но ошибся. Зато было
заметно, что даже после такого короткого перехода Ангустина весь взмок;
его элегантная форма измялась.
Скажите, гордый какой, опять подумал Монти. Что ж, посмотрим, что ты
запоешь потом. Он сразу повел группу дальше, заставляя солдат двигаться
все быстрее и время от времени поглядывая назад, на Ангустину. Да, как он
предполагал и надеялся, сапоги начали натирать лейтенанту ноги. Не то
чтобы Ангустина сбавил темп или на лице его были написаны муки. Нет, это
было заметно по тому, как он ступал, и по выражению суровой решимости на
его лице.
- Кажется, я мог бы идти без передышки хоть шесть часов. Если бы не
солдаты... Очень уж сегодня нам везет, - с видимым злорадством продолжал
гнуть свое капитан. - Как вы там, Ангустина?
- Простите, капитан, - откликнулся тот, - вы что-то сказали?
- Ничего, - ответил Монти с недоброй улыбкой. - Я спросил, как у вас
дела.
- А, да, спасибо, - уклончиво ответил Ангустина и после паузы, стараясь
скрыть, что на крутизне дыхание у него срывается, добавил: - Жаль только...
- Что?.. - спросил Монти, надеясь услышать от лейтенанта жалобу на
усталость.
- Жаль, что нельзя приходить сюда почаще, места здесь очень красивые, -
сказал тот и по обыкновению отстраненно улыбнулся.
Монти еще ускорил шаг. Но Ангустина не отставал; лицо его побледнело от
усталости, из-под фуражки по лицу стекали струйки пота, да и на спине
ткань мундира потемнела, но он не жаловался, и дистанция между ним и
капитаном не увеличивалась.
Отряд уже продвигался среди скал. Со всех сторон вздымались страшные
серые стены, казалось, ущелье тянется куда-то на невероятную высоту.
Последние признаки знакомого пейзажа исчезли, уступив место
безжизненному унынию гор. Очарованный этим зрелищем, Ангустина то и дело
устремлял взгляд вверх, на гребни, нависавшие над ними.
- Привал сделаем попозже, - сказал Монти, не спускавший с него глаз. -
Пока я не вижу подходящего места. Признайтесь откровенно, вы ведь устали,
правда? Некоторым здесь бывает не по себе. Конечно, нам непредвиденные
задержки ни к чему, но лучше сказать сразу.
- Пошли, пошли, - ответил Ангустина таким тоном, словно старшим здесь
был он.
- Я почему говорю? Потому что каждому может быть не по себе.
Только поэтому...
Ангустина был бледен, из-под фуражки стекали ручейки пота, мундир был -
хоть выжимай. Но лейтенант стиснул зубы и крепился:
скорее бы он умер, чем спасовал. Незаметно для капитана он
действительно поглядывал вверх, стараясь угадать, когда наступит конец
мучительному подъему.
Солнце стояло уже высоко и освещало самые дальние пики, но свет этот не
был чистым и ярким, как обычно в тихие осенние утра. По небу медленно и
равномерно расползалась какая-то странная, зловещая дымка.
Да еще и сапоги стали причинять адскую боль, особенно в подъеме; судя
по мучительному жжению, кожа, наверно, была уже стерта в кровь.
Внезапно осыпь кончилась, и ущелье уперлось в небольшую, поросшую
чахлой травкой поляну у края цирка, образованного отвесными скалами. Со
всех сторон его обступали высоченные стены, испещренные сложными узорами
выступов и трещин.
Капитан Монти неохотно, правда, но все же распорядился сделать привал,
чтобы перекусить. Ангустина чинно сел на большой камень, хотя весь дрожал
от ветра, леденившего его потное тело. Они поделили с капитаном ломоть
хлеба, немного ветчины и сыра, бутылку вина.
Ангустине было холодно, он поглядывал на капитана и солдат в надежде,
что кто-нибудь из них развернет скатанную шинель, и тогда он сможет
последовать его примеру. Но солдаты, казалось, совершенно не чувствовали
холода и перекидывались шутками; капитан ел жадно, с удовольствием, время
от времени бросая взгляд на вздыбившуюся над ними крутую гору.
- Теперь, - объявил он, - я знаю, где нам лучше подниматься, - и
показал на отвесную стенку, за которой сразу начинался спорный участок. -
Надо двигаться прямо туда. Придется поднажать, а, лейтенант?
Ангустина взглянул на стенку. Чтобы добраться до пограничного гребня,
действительно надо было вскарабкаться по стенке или же попытаться обойти
гору через какой-нибудь перевал. Но на это потребовалось бы гораздо больше
времени, а им следовало торопиться:
северяне были в более выгодных условиях, так как шли с опережением, и к
тому же с их стороны путь был значительно легче. Да, не иначе, стенку
придется брать в лоб.
- Туда? - спросил Ангустина, разглядывая обрывистые склоны, и заметил,
что сотней метров левее подниматься будет гораздо легче.
- Туда, прямиком, - подтвердил капитан. - А вы как считаете?
- Главное - прийти первыми, - сказал Ангустина.
Капитан глянул на него с неприязнью.
- Хорошо, - сказал он. - А теперь перекинемся в картишки. Он вытащил из
кармана колоду, разостлал на плоском камне свою шинель и, приглашая
Ангустину, сказал:
- А, эти тучи. Вы вот все на них поглядываете, но не беспокойтесь, они
погоду не испортят... - И рассмеялся, будто изрек что-то необычайно
остроумное.
Стали играть. Ангустина чувствовал, что просто коченеет на ветру.
Капитан устроился между двумя большими камнями, служившими ему
укрытием, Ангустине же ветер бил прямо в спину. Теперь уж точно заболею,
думал он.
- Ну что же вы, дать такого маху! - даже не закричал, а завопил вдруг
