Монреале сам расположил предметы, необходимые для этого заклинания.
- Это будет более заклинание духа над духом, чем духа над материей. Надо выбрать наилучшие символы для сосредотачивания. И все же я предпочел бы иметь какое-нибудь материальное звено. Прядь, что-то из носильной одежды... Но с тем же успехом я мог бы пожелать, чтобы из-за холмов появилось папское войско. - Он вздохнул, но тут же повеселел. - Однако мне известно настоящее имя Вителли. Без него все, несомненно, пошло бы насмарку, и я бы даже не знал почему. - Он взял новую палочку белого мела и начал тщательно чертить на столе.
Кончив фигуру, Монреале положил нож, обмотанный зеленой с золотом нитью, параллельно жезлу из сухой ивовой ветки, обмотанному красной и черной нитями. Ферранте и Вителли, воин и духовно иссушенный маг. Монреале отступил, разглядывая их.
Достаточно ли?.. Ведь такое расстояние... Больше мили.
"Их следовало бы скрестить острыми концами вниз в знак их сообщничества и зла в них", - подумала Фьяметта, но промолчала. Отец сурово ее наказывал, если она осмеливалась что-либо советовать на людях.
И уж конечно, Монреале лучше знает, что делает.
А он положил кусок сложенной полупрозрачной ткани возле ножа и жезла. Собственно, это была реднина, взятая из монастырской кухни.
- Шелк был бы уместнее, - пробормотал Монреале. - Но она хотя бы новая.
А еще лучше была бы паутина, подумала Фьяметта. Но не посмела предложить, что наберет сколько нужно. Уж конечно, паутины найдется много в темных закоулках монастыря. Таких темных.., странных!
- Заклинание, ввергающее в глубокий сон, - объяснил Монреале. - В сущности, такое же, к какому прибегают наши целители, когда пациент опасается ножа. Очень сильное. Но мы должны еще его усилить, чтобы одолеть сразу двоих, причем без их содействия, не говоря уж о том, что один способен оказать упрямое сопротивление. И возможно, он выставил заслоны...
"Так почему бы не наложить заклятия по очереди? Начав с Вителли?" - Главное, что меня смущает, - пробормотал Монреале, - это белая сущность заклинания, его духовная благотворность. Это камень преткновения.
- Как? - сказала Фьяметта. - Почему? Оно же не убьет их. Разве что тот или другой будет перевешиваться через перила балкона в минуту наложения, а это маловероятно. Заклинание целителя! Что может быть белее?
- А потом, если мы победим, - губы Монреале искривились, - их обоих ждет костер. Такое ли уж белое намерение, пусть средство и законное?
- А если победят они, то будут считаться с законностью?
- Чтобы удержать захваченное, они должны скрыть свои преступления под покрывалом законопослушности. Свидетели обратного окажутся.., в большой опасности.
"И я в том числе", - с дрожью сообразила Фьяметта.
- Теперь это потребует настоящей бойни. - Монреале вздохнул. - Ну, я готов. Пока лейтенант не пришел доложить, что собрал своих людей, давайте помолимся.
"Так я и знала!" Однако Фьяметта послушно опустилась на колени перед распятием на стене кабинета Монреале. Ей было о чем помолиться. Она с грустью вспомнила все молитвы, которые расточала в прошлом во имя пустяков - кружевной шапочки, серебряного браслета, как у Маддалены, пони.., мужа. Однако все это было получено: шапочка и браслет от отца, белый мерин... Тейр? Что за непонятная девичья сила, которая вынуждает неумолимый мир к исполнению ее желаний? "Ах, поскорее все кончилось бы!" Наконец оставшийся в живых офицер Сандрино вернулся и коротко побеседовал с Монреале. В тени под стальным шлемом мрачно поблескивали его глаза. Промятый нагрудник был свинцово-тусклым. Не столько вера в успех, сколько решимость заставляла его сжимать челюсти. Но возможно, при встрече с врагом это чувство было надежнее. Предложение десятилетнего герцога самому повести свое войско было тактично отклонено, сообщил лейтенант, но, казалось, оно придало ему сил. Монреале благословил его и отправил в путь, похлопав по кирасе, отозвавшейся глухим лязгом в беленой келье.
Затем Монреале повел Перотто, Амброза и Фьяметту в рабочую комнату. Приор последовал в качестве святителя. Он был более управляющим, чем магом, целителем и даже, как решила про себя Фьяметта, настоящим монахом. Однако все эти тяжкие дни он оставался правой рукой Монреале во всех житейских хлопотах, заботясь о людях, их размещении, дневном пропитании.
Монреале поставил монахов у стола, где все было приготовлено для заклинания, склонил голову еще в одной, слава Богу, короткой молитве и протянул правую руку Амброзу, а левую Перотто.
- Братья, одолжите мне свою силу. Фьяметта шагнула к четвертой стороне стола.
- Отче, я с радостью одолжу мою.
На лбу Монреале собрались глубокие морщины.
- Нет.., нет, - сказал он медленно. - Я не хочу, чтобы ты попала под ответный удар, если наша попытка окажется неудачной.
- Но моя малая лепта может составить разницу между неудачей и успехом. Да и не такая уж она малая, если на то пошло!
Монреале грустно улыбнулся, хотя брат Перотто негодующе нахмурился.
- Ты добрая девочка, Фьяметта, - сказал Монреале. - Но нет, и, пожалуйста, не отвлекай меня больше.
Он поднял ладонь, предупреждая ее возражения, и она промолчала, а горло ей сжала судорога. Потом она отошла от стола на ту сторону, где стоял приор, и сплела пальцы за спиной.
- Амброз, Перотто, возьмитесь за руки, - сказал Монреале, что они и сделали, сомкнув кольцо. Монреале крепче сжал их руки в своих.
- Первый удар потребует всего в нас, чтобы одолеть Шпренгера. - Он опустил взгляд на символы на столе - нож и жезл, и начал говорить нараспев ровным тоном целителя.
Фьяметта почувствовала, как накапливается сила, точно над столом возникала невидимая сфера. По сравнению с выразительными широкими жестами ее отца движения Монреале казались очень точными, тщательными, почти чопорными. "Монреале ничего не тратит напрасно". И все же.., такая экономность расходует время и внимание, решила Фьяметта. "Изобилие может позволить себе смелость!" Сфера засветилась видимым мерцающим белым огнем, колыхавшимся и на ее поверхности и в самом сердце, по мере того как нарастала ее мощь. А вот это было расточительством. Ее отец всегда утверждал, что заклятие, налагаемое надлежащим образом, должно сохранять невидимость и не излучать жара. Но возможно, попытка объединить силы Амброза и Перотто порождает неизбежное трение. Фьяметта затаила дыхание. "Нанеси же удар, не то Вителли почувствует и будет предупрежден".
Но Монреале все еще выжидал, накапливая силу. Кружевная сфера отбрасывала на стены тени монахов. Затем свет точно вода полился в сосуды ножа и жезла. Они наполнились: лезвие ножа смутно засияло, как луна в тумане. Беззвучно реднина поднялась в воздух, скользнула над двумя светящимися символами и мягко опустилась на них.
Глаза Монреале открылись, он прошептал последний слог своего песнопения. Амброз торжествующе улыбнулся, и даже угрюмый Перотто посветлел. Монреале вздохнул и хотел что-то сказать.
Сухой ивовый жезл вдруг запылал, огонь перебросился на реднину и пожрал ее, оставив черный пепел. Белое пламя, загрязненное багровым, полыхнуло в лицо Монреале, будто неправильно подожженный запал. Освещенное снизу, оно судорожно исказилось. В глазах Фьяметты закружились алые и зеленые пятна, и она беспомощно замигала, прижимая ладони ко рту, чтобы удержать крик.
Глаза Монреале закатились, и он упал, никем не подхваченный: Амброз прижимал руки к глазам, а Перотто сам зашатался. Монреале ударился лбом об стол. Лица всех троих багровели ожогами.
Фьяметта и приор, толкая друг друга, кинулись к столу. Приор опустился на колени возле окровавленного лица Монреале, но побоялся прикоснуться к аббату из опасения прервать новое заклинание. Но прерывать было нечего, почувствовала Фьяметта. Круг и заклятие были разорваны.
- Отец Монреале! Отец Монреале! - испуганно кричал приор. Лицо Монреале побелело, так что пятна ожогов казались еще краснее. От его сгоревших бровей поднимался смрад паленых волос. Преодолев колебания, приор прижал ухо к одеянию на груди Монреале. - Я ничего не слышу.
Фьяметта подбежала к ларцу, схватила лежавшее на нем зеркальце и поднесла его к носу Монреале.
- Затуманилось! Он дышит. Перотто стонал, Амброз лежал в такой же неестественной позе, как и его аббат.
- Что произошло? - спросил приор. - Вителли нанес ответный удар? Но каким образом?
- Да, но.., ответный выпад Вителли можно было предотвратить. Следовало бы предотвратить. Беда была в избытке жара и иссушенности прута. Аббат Монреале допустил, чтобы накопился избыток жара.
Приор нахмурился на такое порицание и вытер кровь с шишки, уже вздувавшейся на лбу Монреале. Потом ощупал его голову:
- Кость цела. Думаю, он скоро придет в себя. "А я так не думаю!" Монреале потерял сознание не просто от того, что расшиб лоб. Причина была в заклинании, повернутом против его источника - она не знала, как Вителли устроил это, но словно бы видела темную руку, прижатую к лицу Монреале. Словно кто-то удерживал голову своего врага под водой. Странно! Она помотала головой, чтобы избавиться от этого наваждения. Последнее время вокруг нее было слишком уж много магии, и пять ее чувств будто песком начистили и они стали восприимчивыми до болезненности. Может, Амброз сумеет убрать призрачную руку, когда очнется... Если очнется!
Брат Перотто сел сам без помощи приора. Глаза брата Амброза наконец открылись, но он был оглушен и не мог собраться с мыслями Еще постояв в нерешительности, приор побежал за старшим целителем, братом Марио. Целитель приказал еще нескольким монахам унести всех троих и уложить в их постели. Фьяметта подождала, чтобы Марио спросил ее, что произошло, но он и не подумал, а потому она попыталась сама ему рассказать.
- Ты! - Перотто, поддерживаемый двумя монахами, обернулся к ней. - Из-за тебя заклинание не удалось! Тебе здесь не место.
- Из-за меня? Мне приказал быть тут аббат Монреале! - сказала Фьяметта.
- Нечистая... - простонал Перотто.
- Да как вы смеете! - Фьяметта негодующе выпрямилась. - Я девственница.
"К несчастью". И обречена девственницей остаться, судя по помощи, какую теперь получит Тейр! То есть пока лозимонцы не возьмут монастырь штурмом. Не следует ли ей перед тем наложить на себя руки? Но ведь и это обречет ее на вечную погибель. Сердце ей жгли гнев и обида. С какой стати она должна умереть и быть проклятой за преступления мужчин?! Нет уж! Лучше драться, царапаться и избежать судьбы женщин и сирот!
Приор взял ее за локоть и вывел на галерею.
- Нет, нет, он не хотел тебя оскорбить. Но поистине тебе не подобает находиться в этой части монастыря. Вернись в женское помещение, Фьяметта, и оставайся там.
- До каких пор? Пока лозимонцы не хлынут через стены?
Если аббат не придет в себя в скором времени... - Приор облизнул пересохшие губы.
- Он за-ча-ро-ван! И не придет в себя, пока не снимут заклятие. Наверное, можно найти способ, как его снять. Вителли ведь тоже, как и мы, вынужден действовать на большом расстоянии.
- Я пригляжу, чтобы целители сделали все, что в их силах.
- Здесь требуется не просто целитель!
- Как бы то ни было, нам придется обходиться целителями. Разве что Амброз придет в себя.
- А что вы будете делать, если ни тот, ни другой скоро в себя не придут? Или вообще никогда?
Плечи приора поникли, словно на них легла вся тяжесть забот Монреале.
- Я.., я подожду до утра. Может, утро принесет перемены. Но если посланец Ферранте вернется снова нас терзать.., может, будет разумнее сдаться на предложенных условиях. Пока не поздно.
- Сдаться Ферранте? И вы думаете, он будет соблюдать свои условия? - вскричала Фьяметта.
Повисшие вдоль боков руки приора бессильно сжались в кулаки.
- Отправляйся в женское помещение, Фьяметта! Ты не понимаешь первого принципа поведения мужчин!
