- Мои начатые работы.., драгоценности, деньги - все пропало! Мой великий Персей! О злополучный день! Если бы я из глупого тщеславия не пожелал вручить солонку прямо на пиру, мы могли бы затаиться, и пусть власть имущие сами решают свои дела. Фортуна крутит свое смертоносное колесо, растаптывая одного герцога, вознося другого. Может, если бы Ферранте утвердился правителем Монтефольи, он бы подтвердил мои заказы. Ну а теперь.., теперь он меня знает. Я обжог его. Боюсь, это было опасной ошибкой!
- Может, - с робкой надеждой сказала Фьяметта, - может, сеньор Ферранте будет побежден. Вдруг его уже сразили?
- Хм. Или Монреале удастся забрать из замка маленького Асканио. Я бы не стал сбрасывать Монреале со счетов. Но в таком случае начнется усобица. Избави меня, Господи, от дел власть имущих! Но ведь только их покровительство открывает возможность для создания великих произведений. Мой бедный Персей! Венец моей жизни!
- Но Руберта и Тесео?
- Они-то сбегут. А моя статуя этого не может. - Он мрачно задумался.
- Но.., если солдаты войдут в наш дом.., может, они не заметят Персея, - предположила Фьяметта, напуганная тем, как волнение ухудшило его и без того плохое состояние.
- В нем семь футов, Фьяметта! Не заметить его довольно-таки трудно!
- Вовсе нет. Он же сейчас облеплен глиной и стоит во дворе глыба глыбой. А такого большого не унести. Уж конечно, солдаты будут искать золото и драгоценности, которые могут припрятать на себе.
Но вдруг они возьмут.., бронзовую маску? Она маленькая, ее унести нетрудно.
- А потом поищут вина, - простонал мастер Бенефорте. - И тогда напьются. И начнут все крушить. Глина и мой гений - они так хрупки! - Казалось, он тоже вот-вот заплачет.
- Вы спасли солонку.
- Проклятое изделие! Так бы и швырнул ее в озеро. Пусть накликает беду на рыб. - Однако он этого не сделал и только крепче прижал к себе узел.
Фьяметта зачерпнула озерной воды для них обоих оловянной кружкой рыбака, которую нашла под скамьей. Мастер Бенефорте попил, зажмурился от яркого света и потер морщинистый лоб скрюченными пальцами.
- Вас беспокоит солнце, батюшка. Почему бы вам не надеть эту соломенную шляпу, чтобы защитить глаза.
Он взял шляпу, перевернул и брезгливо фыркнул. "Воняет!" Но все-таки надел, и его могучий нос укрыла тень. Он потер грудь. В ней все еще таилась боль. Глубокая, щемящая, решила Фьяметта, заметив с каким трудом он перевернулся на бок, а потом опять на спину в поисках облегчения.
- Почему, батюшка, вы не прибегли к магии, чтобы спастись из замка? - Она вспомнила, как сеньор Ферранте поднял сверкающее кольцо на сжатой в кулак руке. - Или.., вы к ней прибегли?
"Будь я ученым магом, я бы попробовала спасти храброго капитана!" Но попробовала ли бы? В ту минуту она себя не помнила от ужаса и смятения. И еле-еле спаслась вопреки собственной предательской юбке.
- Магия на службе насилия губительна. - Мастер Бенефорте вздохнул. - Но я прибегал к магии, и. Господи помилуй меня, творил насилие, даже убийства. Я ведь рассказывал тебе, как отомстил капралу Баргелло за смерть моего брата. Мне тогда только двадцать исполнилось. Я был горяч и глуп, но грех я совершил великий, хотя папа и даровал мне прощение. Но с помощью магии я насилия не творил никогда. Даже в двадцать я не был настолько глуп. И пустил в ход кинжал.
- Но кольцо сеньора Ферранте? Я дважды видела, как он творил им насилие.
- Но один раз оно прожгло его и другой службы не сослужило. - Мастер Бенефорте улыбнулся в бороду, но тут же его улыбка угасла. - Это кольцо оказалось полно зла даже больше, чем я думал.
- А что такое кольцо духов, батюшка? Вы говорили, что видели такое кольцо у владетеля Флоренции, и это не было грехом.
- Кольцо духов, ныне на пальце Лоренцо Медичи, дитя, сделано мной! - с тихим вздохом признался мастер Бенефорте и с тревогой взглянул на дочь из-под полей шляпы. - Церковь запретила эти кольца, и по веской причине, но я счел, что то, как мы взялись за него, даст мне возможность создать сильный талисман, но остаться чистым. Не знаю... Видишь ли, если сохранять труп умершего без покаяния и не погребенного (что есть нарушение святого закона), то, только что отлетевши, дух остается возле тела. И если сделать все надлежащим образом, этого духа можно подчинить чьей-то воле.
- Обратить в рабство? - Фьяметта нахмурилась: это слово оставило на ее языке неприятный привкус железа.
- Да.., или.., в кабалу. А во Флоренции дело обстояло так: у сеньора Лоренцо был друг, который запутался в долгах, а потом смертельно заболел. И сеньор Лоренцо заключил с ним договор. За службу его души в кольце после его естественной кончины Лоренцо обещал содержать его семью. И клятву эту, насколько мне известно, сеньор Лоренцо свято блюдет по сей день. И еще он поклялся освободить дух покойного, когда почувствует приближение собственной смерти. Магия духов чрезвычайно сильна. Мне кажется, в том, что мы сделали, греха не было. Но реши какой-нибудь узколобый инквизитор иначе, гореть бы Лоренцо и мне спина к спине на одном костре. А потому сохрани мой рассказ в тайне, дитя. - Мастер Бенефорте добавил, вспоминая:
- Тело мы спрятали в старом сухом колодце под одной из новых построек Медичи в самом сердце Флоренции. Сила кольца уменьшается, если забрать его далеко от былого телесного приюта. Фьяметта задрожала:
- Вы видели мертвого младенчика, когда сундучок с солью раскрылся?
- Да, видел. - Мастер Бенефорте испустил тяжкий вздох.
- Это не мог быть.., малый грех.
- Да. - Губы мастера Бенефорте сурово сжались. - Ты стояла ближе. Ты не разглядела, была это девочка?
- Да, - Боюсь.., это была собственная мертворожденная дочь сеньора Ферранте. Противно естеству...
- Мертворожденная? Или убитая? Но конечно же, только бедняки тайно придушивают нежеланных дочерей.
Мастер Бенефорте склонил голову.
- В этом секрет, видишь ли. Дух убитого.., обладает особыми силами. Особой злобой. Убитый, некрещеный, непогребенный младенец... - он поежился, несмотря на жару.
- И вы все еще считаете, что в мире нет ничего совсем черного.
- М-м... - Он скорчился в лодке. - Признаюсь, - прошептал он, - я боюсь подумать, какого цвета сердце Уберто Ферранте.
- Младенец не может по своей воле отдать свой дух в кабалу. Значит, ее поработили, - сказала Фьяметта нахмурясь. - Принудили без ее ведома.
Губы мастера Бенефорте изогнулись.
- Но это позади. Я выпустил ее из кольца. Она унеслась и той вспышке, которую ты видела. Фьяметта выпрямилась.
- Ах, батюшка, как хорошо! Спасибо! Он поднял брови, сбитый с толку ее горячностью, тронутый вопреки себе.
- Ну.., не знаю, хорошо ли это обернется. Сеньор Ферранте, наверное, на многое пошел, лишь бы подчинить эти силы своей воле. И ярость его будет безгранична - сразу лишиться плода стольких стараний! Ожог на пальце - ничто в сравнении с потерей такого могущества. Но ожог будет служить ему напоминанием. О да. Он меня не забудет.
- Но вы всегда хотели, чтобы вас помнили. - Да, - вздохнул он. - Но боюсь, такая слава может оказаться слишком губительной.
День тянулся и тянулся. Под южным ветерком тяжелая лодка двигалась еле-еле, ее и пешком можно было бы обогнать, но зато ровно и непрерывно. Берег менялся: крестьянские дома, виноградники, рощи справа, осыпи, колючие кусты, каменные обрывы слева. К большому облегчение Фьяметты, мастер Бенефорте некоторое время дремал. Она молилась, чтобы, проснувшись, он почувствовал себя лучше. И правда, когда его глаза открылись в косых лучах предвечернего солнца, он впервые сел прямо.
- Как мы плывем?
- По-моему, озеру придет конец тогда же, когда и дневному свету.
Она почти пожалела, что озеро не тянется на север без конца, но когда холмы у этой последней излучины разошлись, за ней оказалась не уходящая вдаль водная гладь, а замыкающий берег и крохотная деревушка Сеччино, примостившаяся на его краю.
- Ну, пока ветер не стихнет...
- Последний час он стал капризным, - призналась Фьяметта и снова поправила парус.
Мастер Бенефорте смотрел на бирюзовую чашу неба, изогнувшуюся между холмами.
- Будем уповать, что вечером не разразится буря. А если ветер совсем стихнет, у нас есть весла.
Она поглядела на весла с тревогой. Тщетной оказалась ее последняя надежда избежать страшного берега, пусть даже ветер и стих бы совсем, что как будто и должно было произойти. Последние полчаса они еле продвигались вперед. Поверхность озера стала совершенно шелковой, и пошлепывание с борта маленьких поднятых ветром волн совсем стихло. До деревни оставалась еще миля. Фьяметта наконец сдалась и опустила парус.
Она вставила тяжелые весла в уключины и хотела пересесть на среднюю скамью, но мастер Бенефорте сердито фыркнул.
- Пусти-ка! - сказал он. - Твои детские ручонки и до ночи туда не догребут.
Он прогнал ее со скамьи взмахом руки и сел па весла. Крякнув, он погнал лодку вперед сильными гребками, всплескивая воду и оставляя крутящиеся воронки на зеркальной поверхности. Но минуты через две он опустил весла, и его лицо вновь стало серым даже в оранжевых отблесках заката. Он отдал ей весла без возражений и некоторое время сидел молча.
Уже смеркалось, когда Фьяметта наконец уткнула нос лодки на галечный пляж. Ковыляя на затекших ногах, они выбрались из лодки и втащили ее еще повыше на берег. Мастер Бенефорте бросил чалку на хрустевшую под ногами гальку.
- Мы останемся тут на ночь? - с тревогой спросила Фьяметта.
- Нет, если мне удастся раздобыть лошадей, - сказал мастер Бенефорте. - Тут не спрятаться. Я вздохну свободнее, только когда мы переберемся через границу. Укроемся где-нибудь, где сеньору Ферранте до нас не дотянуться, и тогда подумаем, что делать дальше.
- А мы.., когда-нибудь вернемся домой?
Он поглядел на юг над темнеющей водой озера.
- Мое сердце осталось у меня во дворе в Монтефолье, спрятанное под глиной. Клянусь Господом и всеми святыми, я не могу долго оставаться в разлуке с моим сердцем.
На протяжении следующего часа им пришлось убедиться, что рыбаки - не большие любители лошадей. Лодкам ведь не требуются дорогое сено и ячмень. Один покачивающий головой хозяин хижины отсылал их к другому с радушием, которое заметно убывало по мере того, как сгущался мрак. Под конец Фьяметта и ее отец оказались в сарае на самом конце деревни, где стоял жирный белый одер с разбитыми коленями, седой мордой в жесткой щетине и самого почтенного возраста.
- А вы уверены, что нам не придется тащить его на себе? - уныло спросил владельца мерина мастер Бенефорте. Фьяметта поглаживала бархатистую морду и слушала. У нее никогда прежде не было лошади.
Хозяин принялся подробно описывать силу и многочисленные достоинства своего коняги, добавив, что он ему просто сын родной.
- Дедушка, - проворчал в бороду мастер Бенефорте. Но после дальнейших переговоров сделка была заключена: драгоценный камень и лодка за мерина. Мастер Бенефорте выковырял алмаз из рукоятки кинжала под подозрительным взглядом продавца. Но резко возразил, когда тот потребовал еще алмаз за седло. Слово за словом - и сделка чуть было не оказалась расторгнутой.
Тем не менее владелец мерина предложил им хлеба, сыра и вина. Мастер Бенефорте ответил, что не хочет есть, но немного вина они с Фьяметтой выпили. А сыр и хлеб завернули на дорогу.
Восходящая луна как раз выплыла из-под восточной гряды холмов, когда крестьянин наконец подсадил Фьяметту позади ее отца уа широкую теплую лошадиную спину. Прогнутость крупа оказалась удобным седлом. Ночь была ясной, и луна, хотя и шла на ущерб, светила достаточно ярко, чтобы можно было видеть дорогу перед собой. А быстрота, на которую был способен их скакун, делала ее вполне безопасной. Мастер Бенефорте усмехнулся, ударил каблуками по жирным бокам мерина, и тот затрусил вперед. Когда деревушка осталась позади, мерина такая перемена в его жизни, видимо, подбодрила и он.., сказать, перешел на быструю рысь, было бы, пожалуй, слишком сильно. Но, во всяком случае, на вполне пристойную рысцу.
