интереса к необычайным событиям в небесах. Большинство отвело для них
целых пол-колонки на первой странице (хотя и без шапки) с продолжением на
третьей. Длина продолжения зависела от числа заявлений видных и не очень
видных астрономов, которыми удалось заручиться редактору.
Однако в этих заявлениях ученые ограничивались сухими фактами,
предпочитая никак их не истолковывать. По их словам, сами факты были
достаточно поразительными и следовало избегать скоропалительных выводов.
Подождите, скоро все прояснится. Во всяком случае, то движение, что мы
наблюдаем сейчас, можно назвать движением с большой скоростью.
- Но с какой именно? - спросил один из редакторов.
- С большей, чем это возможно, - был ответ.
Впрочем, все-таки нельзя утверждать, что ни одному газетчику не
удалось тогда же вытянуть из ученых хоть какие-то выводы. Чарльз Уонгрен,
предприимчивый издатель чикагского "Лезвия", спустил солидную сумму на
междугородные телефонные разговоры. Шестьдесят с лишним попыток все-таки
дали результаты, и ему удалось связаться с директорами пяти известных
обсерваторий. И каждому он задал один и тот же вопрос: "Все-таки какова,
по вашему мнению, причина, пусть самая невероятная, движения звезд,
наблюдающегося в последние двое суток?"
Он составил сводку ответов:
"Если бы я знал!" - Дж.Ф.Стэббс, Триппская обсерватория, Лонг-Айленд.
"Кто-то свихнулся или что-то свихнулось. И лучше, чтобы это был я", -
Генри Коллистер Мак-Адамс, обсерватория Ллойда, Бостон.
"Того, что происходит, быть не может, и, следовательно, никаких
причин для этого нет", - Леттер Тушауэр Тинни, Бургойнская обсерватория,
Альбукерк.
"Ищу в штат опытного астролога. Не порекомендуете ли?" - Патрик
Уайтекер, Льюкасская обсерватория, штат Вермонт.
Окинув грустным взглядом эту сводку, которая обошлась ему в 187
долларов 35 центов, включая налоги, Чарльз Уонгрен подписал чек на оплату
телефонных разговоров и выбросил сводку в корзину. Потом он позвонил
постоянному сотруднику своего научного отдела.
- Не можете ли вы написать нам серию статей по восемьдесят
машинописных страниц про эту астрономическую сенсацию?
- Конечно, могу, - отозвался автор. - А про какую сенсацию?
И тут выяснилось, что последнюю неделю он провел на лоне природы, где
удил рыбу, газет не читал и на небо не смотрел. Впрочем, статьи он
написал. И даже придал им некоторую пикантность, проиллюстрировав их
старинными звездными картами, на которых созвездия изображались в
дезабилье, и добавил фотографию современной девицы в невидимом купальнике,
но зато с подзорной трубой в руке, наведенной предположительно на одну из
загулявших звезд. Тираж "Лезвия" повысился на 21,7%.
И вновь в Коулской обсерватории настало пять часов - ровно через
двадцать четыре часа пятнадцать минут после начала всей этой неразберихи.
Роджер Пфлюггер - да-да, мы вновь возвращаемся к нему - внезапно
проснулся, потому что на его плечо легла отеческая ладонь.
- Идите домой, Роджер, - ласково сказал Кервин Армбрестер, директор
обсерватории.
Роджер подскочил, как ужаленный.
- Извините, мистер Армбрестер. Я нечаянно.
- Чепуха! Конечно, вы не можете сидеть здесь без конца. Да и мы все
тоже. Идите, идите домой.
Роджер Пфлюггер пошел домой. Но когда он принял душ, спать ему
расхотелось. Да и часы показывали всего четверть седьмого. Он позвонил
Элси.
- Мне ужасно жалко, Роджер, но я уже договорилась с подругой. Но что
творится? Я имею в виду - со звездами.
- Они движутся, Элси. И никто не знает почему.
- А я думала, что звезды всегда движутся, - возразила Элси. - Ведь и
Солнце - тоже звезда? А ты мне объяснял, что Солнце движется к какой-то
там точке в Самсоне.
- В Геркулесе, - поправил Роджер.
- Ну да, в Геркулесе. Ведь ты же сам говорил, что все звезды
движутся. Так что же тут такого?
- Это совсем другое дело, - сказал Роджер. - Возьми, к примеру,
Канопус. Он вдруг начал двигаться со скоростью семь световых лет в день. А
этого не может быть!
- Отчего не мотает?
- Ничто не может двигаться быстрее света, вот отчего, - терпеливо
объяснил Роджер.
- Но если этот твой Канопус движется быстрее, значит, он может! -
рассудительно заметила Элси. - Или у тебя телескоп испортился, или еще
что-нибудь. Да и вообще до него же далеко!
- Сто шестьдесят световых лет. Так далеко, что сейчас мы видим его
таким, каким он был сто шестьдесят лет назад.
- Так, может, он вовсе и не движется, - заявила Элси. - То есть он
подвигался и перестал сто пятьдесят лет назад, а вы тут с ума сходите
из-за того, чего больше и нет. А ты меня еще любишь?
- Очень. А ты никак не можешь пере-договориться с подругой?
- Боюсь, что нет, Роджер. Мне самой очень жалко.
Роджеру пришлось удовлетвориться этим. Он решил пойти куда-нибудь
поужинать.
Было совсем светло, и звезды в густо-синем небе еще не загорались. Но
Роджер знал, что в эту ночь от многих созвездий останутся только
воспоминания.
Шагая по тротуару, он перебирал в уме замечания Элси - ей-богу, они
были нисколько не глупее тех, что он наслушался у себя в обсерватории. И
они натолкнули его на мысль, которая раньше ему в голову не приходила, -
поведение звезд оказалось даже еще непонятнее, чем он думал. Ведь все они
начали двигаться в один и тот же вечер, но здесь было что-то не так. Альфа
и бета Центавра должны были начать двигаться года четыре тому назад,
Ригель же - пятьсот сорок лет назад, когда Христофор Колумб еще бегал в
коротких штанишках, а то и вовсе без них. Вега пустилась в путь в год его,
Роджера, рождения, двадцать шесть лет назад. Другими словами, каждая из
этой сотни звезд должна была прийти в движение в момент, определявшийся ее
расстоянием от Земли. Причем с точностью до одной световой секунды, так
как изучение снятых в предыдущую ночь фотографий показало, что новое
движение всех до единой звезд началось ровно в четыре часа десять минут по
Гринвичу. Ну и клубочек!
Разве что свет обладает бесконечной скоростью...
Если же это не так (о душевном состоянии Роджера можно судить по тому
факту, что он начал свои рассуждения с немыслимого "если"), то... то... то
- что? Он по-прежнему ничего не понимал. И испытывал жгучее возмущение: да
что же это такое, в самом деле?!
Роджер вошел в закусочную и сел. Из радиоприемника неслись
оглушительные звуки - самые последние достижения в области антиритма,
исполнявшиеся на струнно-духовых инструментах и на вложенных друг в друга
барабанах. В паузах диктор исступленно восхвалял тот или иной товар.
Роджер жевал бутерброд, наслаждался антиритмикой и выключал из своего
сознания рекламу - это искусство он, как и все люди восьмидесятых годов,
постиг в совершенстве. По этой причине и последние известия, которые
сменили музыкальную программу, продолжали влетать в одно ухо Роджера и
вылетать из другого, не задерживаясь в его сознании. И прошло довольно
много времени, прежде чем он понял, что пропускает мимо ушей отнюдь не
панегирик очередному пищевому концентрату. Собственно говоря, его внимание
привлек знакомый голос, и после двух-трех фраз он уже не сомневался, что
слушает Милтона Хейла, прославленного физика, чья новая теория принципа
индетерминантности совсем недавно вызвала такую бурю в научных кругах.
Профессор Хейл, по-видимому, давал интервью радиокомментатору.
- ...и, следовательно, небесное тело может обладать позицией или
скоростью, но не тем и другим сразу в пределах данной системы пространства
- времени.
- Доктор Хейл, не могли бы вы объяснить это на более понятном языке?
- медовым голосом осведомился радиокомментатор.
- Это и есть понятный язык, сэр! Если же прибегнуть к научной
терминологии, то, исходя из гейзенберговского принципа сжатия, эн в
седьмой степени в скобках, определяющее псевдопозицию дитриховского целого
числа квантов, деленное на коэффициент искривления массы в седьмой
степени...
- Благодарю вас, доктор Хейл, но, боюсь, это не совсем понятно нашим
слушателям.
"Зато тебе понятно!" - раздраженно подумал Роджер Пфлюггер.
- Я не сомневаюсь, доктор Хейл, что больше всего нашим слушателям
хотелось бы узнать, действительно ли звезды пришли в движение или это
только иллюзия.
- И то, и другое. Это движение реально в системе пространства, но не
в системе пространства - времени.
- Не могли бы вы, объяснить это подробнее, профессор?
- Конечно. Трудность здесь носит чисто гносеологический характер.
Исходя из чистой причинности, воздействие макроскопического...
"А за нею во всю прыть тихими шагами волк старался переплыть миску с
пирогами", - подумал Роджер Пфлюггер.
- ...на параллелизм градиента энтропии...
- Ха! - сказал Роджер вслух.
- Вы что-то сказали, сэр? - спросила официантка. До этого Роджер не
обращал на нее никакого внимания. Она оказалась миниатюрной и очень
симпатичной блондинкой. Роджер улыбнулся ей.
- Все зависит от того, с точки зрения какой системы пространства -
времени оценивать эту проблему, - задумчиво ответил он. - Трудность тут
гносеологическая.
Чтобы загладить эту выходку, он дал ей на чай больше, чем позволяли
его средства, и вышел из закусочной.
Именитый физик явно знал о происходящем меньше, чем человек с улицы.
Человек с улицы знал хотя бы, что звезды либо движутся, либо нет.
Профессор Хейл не знал, по-видимому, и этого. Спрятавшись за дымовую
завесу звучных определений, он намекнул, что звезды одновременна и
движутся, и не движутся.
Роджер задрал голову, но в небе, озаренном разноцветными огнями
реклам, слабо светились лишь две-три звезды. Еще рано, решил он.
Роджер завернул в бар, но не допил даже первой рюмки, так как виски
показалось ему удивительно противным. Он не понимал, что продолжительная
бессонница действует на него сильнее всякого алкоголя. Он знал только, что
вовсе не хочет спать, и собирался бродить по городу, пока не почувствует,
что уже пора ложиться. Тот, кто в эту минуту оглушил бы его ударом не
слишком тяжелого мешка с песком, оказал бы ему большую услугу, но такого
благодетеля не нашлось.
Роджер шел и шел, пока не увидел ослепительные огни синерамы. Он
купил билет и добрался до своего места в тот момент, когда на экране
замелькали заключительные кадры сладенького финала первой из
полнометражных картин программы. Несколько рекламных мультфильмов он
пропустил, так сказать, мимо глаз, хотя взгляд его и был устремлен на
экран.
- А теперь, - прозвучал голос диктора, - мы предлагаем вашему
вниманию вид ночного неба над Лондоном в три часа утра.
Экран усеяли сотни крохотных пятнышек. Это были звезды. Роджер
наклонился вперед, чтобы ничего не упустить - наконец-то вместо всяческой
словесной шелухи он увидят и услышит нечто стоящее.
- Стрелка, - произнес голос за кадром, когда на экране возникла
стрелка, - указывает на Полярную звезду, которая в настоящее время
сместилась на десять градусов в направлении к Большой Медведице. Сама же
Большая Медведица утратила форму ковша, однако сейчас стрелка укажет
звезды, из которых он прежде слагался.
Роджер, затаив дыхание, следил за стрелкой и слушал голос.
- Алькаид и Дубге, - произнес голос. - Неизменные звезды утратили
неизменность, но... - на экране внезапно вспыхнуло изображение
ультрасовременной кухни - плиты с маркой "Две звезды" неизменно сохраняют