народ.
Однако не верить в Единого Отца неизменности и неподвижности я теперь
не мог.
Почему?
Потому что благодаря одной Его слезе я узнал, понял, нашел то, чего
не знал раньше.
Я почувствовал зов и обернулся. На пороге комнаты стояла Эргэнэ. Она
приглашала меня в угол грифонов.
Существо взирало на меня из вольера.
- Как его зовут?
- Эргэнэ!
Рыжее туловище завершалось пушистым хвостом с золотистой кисточкой.
Задние лапы неуклюже прогибались: в планы Отца Гор, как видно, не входило,
чтобы существо быстро бегало или крадучись пробиралось через лес. Шерсть
на загривке по молодости стояла дыбом. Крылья были сложены, а угрожающе
вздернутый клюв с трудом уживался рядом с глубокими карими глазами.
Я уже видел грифонов издалека, но на расстоянии двух свордов от
"страшного чудовища" находился впервые.
Взгляд его был почти осознанным.
- Эргэнэ? - переспросил я.
А возможно, мне показалось, что я произнес вслух ее имя.
Эргэнэ накинула на грифона странное сплетение кожаных ремней и удобно
устроилась между крыльев. Ремень на себя, крылья расправились - и грифон,
вдруг сделавшись собранным целенаправленным зверем, поднялся в воздух.
- Выше! - вскричал я.
Пройдет три года, три торна вечных дварров, и он станет настоящим
боевым грифоном, взрослым, и тогда никто, кроме Эргэнэ, не сможет даже
подойти к нему.
- Еще выше!
Грифон взбирался на высоту кругами, его крылья совершали несколько
взмахов - и выигрывали по восемь-десять свордов на каждый взмах. Все выше
и выше... Дети гор, дети высоты. Я вспомнил касаток, управляющихся с
парусами. Они тоже смотрели на мир сверху. Сейчас Эргэнэ увидит море...
И вдруг грифон бросился вниз, стремительно отдавая понемногу
завоеванные сворды, он не летел, он падал, падение было неотвратимым, оба
не могли не разбиться, я зажмурился...
Когда я открыл глаза, Эргэнэ бежала ко мне и кричала. Это было
невероятно, кричащая Эргэнэ, но она кричала и размахивала руками. Она
подбежала ближе, и я увидел, что крик Эргэнэ обращен не ко мне. Я
обернулся. Вдалеке стоял хнум-хранитель. Вдруг он тоже развернулся и
побежал.
Лишь теперь я разложил ее крик на отдельные слова.
- Черный корабль! - кричала Эргэнэ. - Дварры! Черный корабль!!!
СОСТОЯНИЕ СЕДЬМОЕ. МЕЛОДИИ ЛИЛОВОГО ЦВЕТКА
...И молния после долгого перерыва снова запела свою песню. И меч
заныл, как ноет часть тела, уставшая быть без движения. И торны зазвенели
над головой. Уходя в никуда, отсчитывая шансы.
Я стоял на стене между левой и средней башнями. Внизу строились для
атаки черные рыцари.
Корабль, обнаруженный Эргэнэ, был не один. Спустя час
наблюдатель-дварр из морской башни сообщил о появлении эскадры.
Я вспомнил: история этой земли могла быть совсем иной, если бы Черный
Властелин однажды вышел из своей столицы.
Эргэнэ - уже не грима, но еще не гриффина - была единственной в
народе дварров, кто принял оружие для битвы. Два коротких копья. И кроме
меня ей не нашлось пары.
Я считал железных бойцов, то и дело сбиваясь со счета. Больше тысячи.
И столько же хнумов на стенах. Диких, мудрых, одетых в шкуры безоружных
хранителей против закованных в броню рыцарей с прекрасным, должно быть,
оружием.
Я вспомнил: серые убили тьму и покорили черную цитадель. Эй, Путник,
а это кто тогда по-твоему?
Рыцари вытянулись правильными рядами, ровными, как горизонт. Ряды
двигались к нам, к подножию скалы, расцветающей Темным Аметистом. Они
маршировали так, словно вот сейчас согласно плану колонны воинов, не теряя
строя, перейдут в наступление по вертикальной стене и каждый упавший будет
считаться преступником, нарушителем боевого порядка.
Колонн было уже шестнадцать, первые три подошли вплотную и уперлись в
скалу. Рыцари собирались атаковать по всей длине стен, крайняя левая
колонна нацелилась на угол грифонов. Сомнений в том, что атака состоится,
быть не могло.
Но как?! Я не видел пока ни одного осадного приспособления.
Вдруг все хнумы замерли. Каждый опустил голову и защитился от звуков
мира ладонями. Они что-то говорили, как всегда, молча, и мне, как всегда,
оставалось только догадываться, но Эргэнэ, быстро взглянув на меня,
произнесла:
- Повторяй!
Был день. Луна отдыхала с той стороны неба, и потому я тоже посмотрел
вниз, стараясь прозреть нечто глубоко под землей. Я повторял за
женщиной-дварром, чей грифон еще не стал боевым:
- Поднимись, Отец, в гневе и силе.
- Поднимись, Отец, в гневе и силе.
- Восстань против врагов наших, моих и Твоих, пробудись, Отец, ради
суда.
- Восстань против врагов наших, моих и Твоих, пробудись, Отец, ради
суда.
Ради синевы...
- Поднимись из глубин, Отец. Суди мое искусство, суди Свой народ, по
закону и по желанию Своему.
- Поднимись из глубин, Отец. Суди мое искусство, суди Свой народ, по
закону и по желанию Своему.
Ради свободной стихии готов я идти в бой...
- Да разобьется о камень злоба врагов, да разобьется о горы их
победоносность. Неси, Отец, оружие мое, ведь в Твоих руках мое оружие.
- Да разобьется о камень злоба врагов, да разобьется о горы их
победоносность. Неси, Отец, оружие мое, ведь в Твоих руках мое оружие.
Мы не говорим речи перед битвой, но мы знаем, что за нами прекрасные
города...
- Да обратится железо врагов в их руках, да упадут их замыслы на их
головы. Ради Тебя, Отец, выступаем мы в бой.
- Да обратится железо врагов в их руках, да упадут их замыслы на их
головы. Ради Тебя, Отец, выступаем мы в бой.
"Луна зовет на золотую службу..." Что дальше? Дьявол, я должен, я
обязан вспомнить, что дальше!..
- Услышь, Отец, слова мои, слова наши. Приди, Отец, поддержать нас.
- Услышь, Отец, слова мои, слова наши. Приди, Отец, поддержать нас.
- Славим Тебя, Отец, и слушаем Твой голос.
- Славим Тебя, Отец, и слушаем Твой голос.
О Луна, помоги мне, дай хотя бы маленькую частицу твоей силы, и тогда
никто не сможет одолеть меня в предстоящей битве!
- Славим Тебя, Отец, и слушаем Твой голос.
- Славим Тебя, Отец, и слушаем Твой голос.
- Славим и слушаем.
- Славим и слушаем.
Больше слов не было. Я поднял голову.
И тогда каждый хнум подошел к стоящему рядом и прикоснулся губами к
его лбу. А стоящий рядом проделал то же со следующим.
О, дьявол!..
И Эргэнэ, приподнявшись на носках (мне пришлось наклониться),
прикоснулась губами к моему лбу.
О, дьявол!..
Это было отвратительно.
Я взглянул на следующего по стене - на Лайка. Дикий обряд! Неужели и
с ним?.. Однако Лайк посмотрел на меня точно так же и прикоснулся губами к
одному из клинков Грей-Дварра. Я поднял меч и сделал то же самое.
В мире много обычаев, у разных народов разные. Селентинцы терпимее
других относятся к чужим обрядам. Но прикосновение тела к телу у всех без
исключения всегда вызывало крайне неприятные ощущения. И никто не пытался
бороться с этим законом природы. Конечно, в битве могут соприкоснуться
незащищенные части, или один из противников схватит другого за шею... Но
даже в битвах, где не до мелочей, каждый старается ухватить за одежду или
за волосы. Альфы, например, специально воевали голыми и обритыми, чтобы
враги боялись к ним прикоснуться. И наши акулы, когда приходилось драться
на кораблях, частенько прибегали к тому же приему. Однажды, года три
назад, во время чаепития я соприкоснулся пальцами с Гаем. Тогда мне тоже
было очень нехорошо. И сейчас... Мерзкое чувство скользкого и шершавого
одновременно, да еще рыхлого, проваливающегося... Смысл битвы - не дать
никому притронуться к твоему телу. Может быть, хнумы как раз и хотят
подчеркнуть такой смысл? Только сам, только сам ты владеешь своим лицом,
руками, мышцами...
Тем временем из прохода между скалами на равнину потекли новые
рыцари. Торны звенели, стучали над головой, а внизу аккуратно, неторопливо
выстраивались вторые шестнадцать колонн.
Что они будут делать?! Блаберонить гору насквозь своими шлемами?..
- Пора! - закричал, не выдержав, Грей-Дварр. Он кричал вниз, рыцарям.
- Пора! В бой!!!
Да, без сомнения он первый воин. Но, если честно, я не понимаю, как
такой человек мог быть Верховным Стратегом Селентины.
Вторые шестнадцать колонн встали позади первых. Однако новые рыцари
уже создавали следующие шестнадцать колонн.
Они встанут на плечи друг другу, и тогда верхушка пирамиды начнет бой
на стенах замка.
Вся равнина была заполнена темными сверкающими доспехами. Лайк
внимательно рассматривал врагов. Эргэнэ, кажется, нервничала. Красота
ужаса. Красота смерти. Впрочем, я видел красоту, я ощущал смерть, но не
чувствовал никакого ужаса.
И от красоты смерти, лишенной страха, мне вдруг стало невероятно
хорошо.
Славим и слушаем Отца Гор.
Славим и слушаем.
Сорок восемь черно-багровых знамен взвились над колоннами.
И все-таки: как?!
Но едва я задал себе этот вопрос... Но как только сорок восьмое знамя
заколыхалось и распрямилось под ониксовым ветром...
Крики хнумов-хранителей, вопль воплощенного молчания, заставили меня
оглянуться и увидеть. Со стороны горы, сверху, величественно и страшно
летели, спускались на Темный Аметист два громадных, чудовищных, нереальных
создания...
Два дракона.
Изображения в свитках. Сказочные рисунки на вазах. Древний значок
далекого южного Мартона.
Темно-зеленый трехголовый зверь размерами с дом коменданта Луция
редко взмахивал десятисвордовыми крыльями с красным отливом; он медленно
приближался к правой угловой башне. Второй, абсолютно черный, сверкал так,
словно его остроугольное тело было сделано из неизвестного академикам
Лунной Заводи металла. У него имелась одна голова, всего одна,
прямоугольная и металлическая, но на ней, вернее над ней, в том месте, где
голова переходит в шею, - повтор или издевательство, маленькое точное
подобие, такая же прямоугольная головка раз в пять меньше.
Черный дракон повторил утренний маневр Эргэнэ: он опустился на
уровень замка, оценил его защитников, воспарил высоко вверх, дабы затем
стремительно низвергнуться на стену. Но перед тем как взмыть в небо,
дракон пристально поглядел на меня, именно на меня, и, кажется, даже
подмигнул большой головой. На один короткий торн мне представилось, что я
не здесь. Нет хнумов, нет Темного Аметиста, я сижу в уютной башне и читаю
свиток. Изречения Селентина Александра пробуждают сознание, в тишине я
проникаюсь их смыслом и между строчками пью крепкий крупнолистный чай,
заваренный моим любимым способом.
Черный дракон несся вниз, я переглянулся с Эргэнэ, краем глаза
заметил Грей-Дварра с двумя клинками, принял стойку поустойчивее и
выставил меч перед собой.
Следующим ощущением был звон, заполнивший равнину. Я вздрогнул, так
неожиданно он раздался. Это рыцари там, под стенами, одновременно ударили
мечами о щиты. У хнумов - обращение к Отцу, у черных воинов - звон и
скрежет железа. А у нас:
Воин, не бойся, ты не умрешь,
Если готов умереть.
В лапах у черного дракона оказались крючья, он сбросил их на стену;
крючья зацепились и вниз по стене упали лестницы из металлического жгута.
Рубить их было бессмысленно, да и нечем: учение Единого не предусматривало
металлических лестниц, сбрасываемых на стены сказочными чудовищами. Хнумы
растерялись. Ударами хвоста и головы, ударами освободившихся лап дракон в
