превращался в безгласный придаток агрегата по перевариванию всякой дряни,
ибо беллигран был воистину всеяден. Эспер, связанный с Лигой или
Корпорацией, доставлялся тюрьму, где в вольерах содержалось небольшое
стадо беллигранов. Лучшие врачи-эсперы Патруля подключали его сознание к
животному, а дальше необузданный поток психоэнергии беллиграна снимал волю
человека, и тот на долгие годы превращался в отросток пищеварительного
тракта. Снимал мучения хозяина, принимая их на себя.
Герта еще раз содрогнулась и быстро ответила:
- Ты, может быть, еще будешь об этом мечтать. А мне нужен Ключ, и я
его получу, с твоим согласием или без него - безразлично. Но получу.
Рамрод рассмеялся ей в лицо. Он почувствовал ее неуверенность. К тому
же Херрингу удалось протянуть тоненькую, еле ощутимую ниточку энергии к
сознанию Рамрода. Но в любой момент эта ниточка была готова превратиться в
клокочущий поток. В этом был определенный риск, мозг мог не выдержать, но
появлялся шанс противостоять атаке.
- Абгемахт, ко мне - приказала Герта.
Кот недовольно подергивал ушами, он явно чуял связь Рамрода с
Херрингом, но не вмешивался после резкой отповеди. Он подошел и прыгнул
Герте на плечо. Потерся боком о щеку, мурлыкнул и обрушил удар своих
зеленых лазеров на распятого Рамрода.
Началось! Если он не выдержит, то его заставят делать все, что только
она пожелает.
Словно огромная холодная плита навалилась на голову, чудовищная глыба
зеленого льда. Мыслещит затрещал и прогнулся под ее напором, но выдержал
первый удар. За первым последовал второй, более сильный. Глыба потяжелела,
но, собрав всю свою волю, Рамрод мощным ответным ударом отшвырнул ее. Кот
недовольно взвизгнул, словно ему наступили наступили на лапу, закачался на
плече у Герты и наверняка свалился бы на пол, если бы хозяйка не
подхватила его.
А Герта посмотрела на Рамрода с одобрением. Так ему показалось.
Кот же придя в неистовство, поднял хвост трубой, зафыркал и начал
раздуваться, как аэростат. Безжалостная холодная лапа ворвалась под череп
Рамроду и начала таскать и комкать мозг, сдавливая, снимая его. Рамрод
застонал. В потоке зеленого свечения, затопившего его голову, мелькали
золотистые искорки управляющей мысли Герты. Как же она...
Но тот час где-то в самом отдаленном уголке черепа возникло и начало
распухать розовое облачко. Оно увеличивалось, увеличивалось... Это пришел
на помощь Херринг. Розовый цвет столкнулся с зеленым, родив испепеляющее
бриллиантовое сияние, заставившее Рамрода задергаться в цепях.
Он словно бы со стороны увидел себя. Встрепанный, мокрый человек
бьется и извивается, как пришпиленная бабочка, беззвучно кричит, разевая
черный провал рта, губы искусаны в кровь, бронзовые браслеты впиваются в
кожу, рвут ее в клочья...
Отчаяние придавало ему силы. И постепенно розовый цвет начал
вытеснять зеленый. В перед рванулись тысячи тонких шевелящихся струек, и
зеленый столб с золотистыми прожилками стал медленно сокращаться,
отступать. Торжествующе гудя, розовое облако заполнило сознание Рамрода,
извергая разящие золотые молнии. Еще одна ослепительно белая вспышка - и
все кончено. Зеленый свет погас.
Рамрод мешком обвис на стене, но заставил себя поднять голову.
Герта лежала на ослизлых плитах пола без сознания. Абгемахт, потеряв
свой величаво-холеный вид, грязно-рыжим клубком катался по полу, пачкая
свою роскошную шубу, собирая мокриц и водоросли. Он жалобно с надрывом
мяукал, как от нестерпимой боли, и тер лапками уши.
Рамрод хмуро усмехнулся. Он выиграл. Они с Херрингом выиграли. И
потерял сознание. Теперь он мог позволить себе такую роскошь.
Когда Рамрод очнулся, в подвале не было никого. И Герта, и Абгемахт
пропали. Забывшись, он рванулся, но острая боль в запястьях отрезвила,
бронзовые кольца держали крепко. Он попытался решить, что делать дальше,
но голова буквально раскалывалась, при малейшем движении начинало тошнить.
В висках застучало, и из розовой пелены выплыл голос Херринга:
- Рамрод!
Он повел головой, стены подземелья закружились вокруг него в бешеном
танце.
- Рамрод!
Херринг был по-настоящему за него испуган, и Рамрод был благодарен
ему за это.
- Слушаю...
- Я пр-ослушал ее. Она побежала искать визиря. Теперь он займется
тобой.
Мгновение в памяти все щедрые авансы благородного Маумуррила,
четвертого визиря. Да, иногда хочется, чтобы память работала не так
исправно.
- Что делать?
- Бежать, - ответил Херринг. - И немедленно.
- Как?
- Думай сам.
Думай. Легко ему там болтать.
- Я ничего не могу сделать. Я прикован.
- Разбей цепи.
Рамрод скривился, но усмешка не получилась. Однако мысль о возможном
визите толстяка с подручными придала силы. Родившийся план был совершенно
диким, в здравом уме Рамрод никогда не додумался бы до такого, но сейчас
выбирать не приходилось. Утопающий хватается за соломинку.
- Херринг!
- Помоги. Мне нужна энергия, но слишком много. Небольшое перемещение.
- Хор-рошо.
И снова розовая река хлынула в измученную голову Рамрода. Он
сосредоточился на истертых, позеленевших браслетах, державших руки и ноги.
Недалеко, всего на метр или два...
Что-то слегка нарушилось в сознании Рамрода, слишком много ему
пришлось перенести, сломалась координация движений. Первыми вылетели из
стены ручные кольца, растянув его как лягушку на препараторском столике,
едва не разорвав на двое. Он закричал от нестерпимой боли. На дыбе и то
растягивают слабее. Мускулы и сухожилия рук уже готовы были лопнуть, когда
с сухим треском ножные кольца тоже оторвались от стены, и Рамрод кувырком
покатился по холодному мокрому полу. Очумелый, не до конца веря в
освобождение, он вскочил и заметался по подземелью. Но трезвый голос
Херринга остановил его:
- Они идут.
- Кто?
- Визирь и палачи. Спасайся.
Из закрытого наглухо подземелья. Юморист.
- Ищи Двер-рь, - проскрипел Херринг.
Внезапно блеснувший серебристый отсвет заставил Рамрода шарахнуться в
сторону. Но потом он перевел дух и рассмеялся. Он спасен! Придется снова
воспользоваться Дверью Времени, хотя и не известно, куда она выведет.
Рамрод поднял правую руку и провел ладонью по груди, убеждаясь, что Ключ
все еще висит на разлохматившемся шнурке. Вот только Херринг далековато.
Ладно, будем пробовать. Зачем откладывать неизбежное.
Херринг сам подсказал это решение, правда с неохотой. Им снова
приходилось расставаться, и не ясно было, встретятся ли они когда-нибудь
еще. Но помочь пес согласился сразу и удачи пожелал искренне.
Рамрод снова направил поток психоэнергии на Ключ, уже без страха, а с
одним только любопытством следя, как, выбрасывая серебристые щупальца,
Дверь подползает к нему, как распахиваются плоские крылья-створки и
начинают загибаться, окружая его. Он хотел проследить, что будет в самый
момент перехода, однако мягкая, но тяжелая масса рухнула ему на голову, и
он уже привычно потерял сознание.
...Он лежал на боку, бессильно раскинув длинные худые руки. Только
что закончился очередной приступ, страшный приступ, он отнял все силы.
Шашсуисс не помнил такого. Впервые... Впервые? Да, точно. С тех пор, как
он стал Охранителем, ни разу еще Большое Болото не бросалось на стены
города с такой яростью и силой и с такой настойчивостью.
Шашсуисс...
Или Рамрод...
Рамрод... Какое странное сочетание непривычных звуков. Ничего не
значит, но кажется знакомым. Почему оно вертится в голове? Непонятно. Кто
такой Рамрод? Он Шашсуисс, Охранитель, Пастух хассесосов.
Шум Болта, хищное чавканье бледно-зеленой засасывающей пучины, треск
ветвей кустарников-кровососов и хруст, постоянный хруст непрерывного
пережевывания. Его комната на самой вершине сторожевой башни вся дрожит,
воздух наполнен постоянным шипением, так напоминающим язык народа
Сошшасасс. Но это голос дикости, голос Болота. Его гнев направлен против
города, против Хишассоша. Выдержат ли стены следующий приступ? А если да,
то - следующий и следующий?
Башня вздрогнула. Шашсуиссу не было нужды выглядывать в окно, чтобы
видеть, как это происходит. Темно-зеленая, почти черная масляная жижа,
покрытая бледно-зеленым ковром ряски-сонки, поднялась столбом и сначала
медленно, но постепенно все ускоряя движение, подкатилась к стене,
ударилась о стекловидную голубую массу и, скрутившись жгутом, цепляясь за
малейшие неровности неровности стены, полезла вверх. Но щупальца тонки и
слабы, а черная вода тяжела, и она под собственной тяжестью оборвалась
вниз, беззвучно погрузилась в пучину, не поднимая брызг.
Шашсуисс!
Его голос перекрикивает вкрадчиво-льстивое шипение Болота, точно он
пытается разбудить себя, подготовить к встрече с реальностью. Он поднял
руки, слабые и гибкие плети, почти бескостные, похожие на лианы. Они
должны что-то держать. Что?
Страх потерять неведомую, но важную вещь заставил его перевернуться
на живот, он лихорадочно, слепо зашарил руками по полу, роясь в толстом
ворсе бледно-голубого ковра. При каждом движении раздавался звон листьев
дерева шсосс. Куртка из блестящих и жестких листьев была надета поверх
прозрачной тонкой туники, сквозь которую просвечивала кожа - зеленая,
золотистая или голубая. Определеннее вряд ли можно было сказать. Ведь
грудь ее была покрыта чешуей, игравшей и переливающейся под солнцем,
словно на кожу были наклеены тысячи пластинок из драгоценных камней.
Он Шашсуисс, Охранитель.
Улыбнулся снисходительно. Потерять Кнут... Как такое могло ему в
голову прийти... Глупость. Кнут находится там, где ему и положено, - на
правом запястье. Вот он, привязан тонкой гибкой лианой, сросшейся кольцом
вокруг руки. Скорее можно разорвать слабые хрящики конечности, чем порвать
это кольцо. Только когда он сам захочет отказаться от звания Пастуха,
только тогда жидкая гниль съест лиану, и Кнут сам отпадет.
Но Кнут хотел, чтобы он оставался Пастухом. Шашсуисс погладил левой
рукой скользкую зеленоватую кожу. Кнут был теплым и ласковым, шелковистым
и мягким... Но это для него одного. Для хассесосов он был другим - жгучим
и колким.
Он был Шашсуисс и... Он был Рамрод! Горячая волна прокатилась по
мозгу, растапливая лед забытья, смывая липкую грязь, привнесенную Болотом,
расчищая путь совсем другим мыслям и чувствам. Он с удивлением осмотрелся.
Шашсуисс все это знал, но для Рамрода это было абсолютно неизвестно.
Стены комнаты были нежно-голубыми, слегка светящимися изнутри и
искрящимися как-то особенно празднично и весело, слегка напоминая
перламутр. Ковер на полу тоже голубой, толстый, мягкий и пружинистый. Он
как будто живет своей собственной жизнью, настолько напоминает шкуру
зверька. Вообще голубой цвет - цвет чистой воды и неба, такой яркий и
резкий, - особо почитался в Хишассоше, Городе-на-Болоте... Два окна -
длинные и узкие щели...
Рамрод-Шашсуисс подошел к ближайшему, выглянул, слегка прищурившись,
чтобы долетавшие с порывами ветра листки ряски-сонки не попали в глаза.
Попадет - заклеит, заклеит - заснешь, заснешь - пропадешь. Окно было на
самом верху приземистой четырехугольной башни, от которой отходили вправо
и в лево двойные тускло-голубые стены. Пока они стояли прочно, но если они
рухнут, если Болото вернется на отвоеванный людьми в жесточайшей борьбе
клочок суши, о и людям придется возвращаться назад. Назад, и вниз, в
Болото, в эту самую черную жижу, снова превратится в тех, кто не живет, а
