Сатурна вокруг Солнца. И из другой вселенной могла прийти другая; во
вселенной с нормальным веществом, моноблок стал бы лишь началом, но для
вселенной из антивещества - концом. Во вселенной с нормальной энтропией,
моноблок - непереносим и должен взорваться; во вселенной с отрицательной
энтропией, тепловая смерть непереносима и вещество должно сжиматься. В
любом случае, повеление таково: _Д_а _б_у_д_е_т _с_в_е_т_.
Что же наша видимая, реальная вселенная, представляла собой до
моноблока, тем нее менее, считалось по общему соглашению скорее всего
навсегда неизвестным. Классическое утверждение, сделанное за многие века
до этого научного спора Святым Августином, который, когда его спросили,
что мог делать Бог до того, как Он создал вселенную, ответил, что Он
занимался созданием ада для тех, кто задает подобные вопросы; таким
образом, "время до Августина" стало чем-то таким, о котором могли знать
историки, но для физика, по определению - ничем существенным.
Так было до сих пор.
Но если только Ониане правы, то им немножко удалось приподнять
занавес и уловить мимолетный проблеск неведомого.
И посмотреть теперь этому неведомому в лицо, по настоящему, уже могло
оказаться и не столь фатальным.
Во время своего ликующего полета к галактике Андромеды, Ониане
обнаружили, что один из их спиндиззи - самое странное, что это оказалась
машина специально только что созданная в соответствии с проектом, а не
один из тех старых и довольно потрепанных двигателей, размонтированных и
переправленных из города Бродяг - почему-то начал разогреваться. Это
оказалось проблемой тогда совершенно новой для них, и вместо того, чтобы
рисковать возможностью появления каких-либо неизвестных эффектов, которые
могли проявиться в результате работы такой машины, если бы ей позволили
разогнаться по-настоящему, они отключили практически полностью все свою
планетарную сеть спиндиззи, оставив лишь 0.02 процентный экран,
необходимый для поддержания атмосферы планеты и теплового баланса.
И именно тогда, там, в абсолютном спокойствии межгалактического
пространства, их инструменты засекли в первый раз в истории человечества
шепот постоянного творения: крошечное _т_р_е_н_ь_к_а_н_и_е_ новых атомов
водорода, рождавшихся одни за другим совершенно из ничего.
Даже одно это уже могло бы оказаться весьма отрезвляющим опытом для
любого человека, с мыслительным складом ума, даже для того, который не
обладал бы историческим опытом долгого преобладания религиозных тенденций
в истории Ониан; никто еще не мог наблюдать рождения первобытной материи,
из которой состояла вся известная вселенная, и при этом из того, что
демонстративно являлось как бы ничем, и чтобы у него в сей же момент не
появилась вдруг мысль, нет - убежденность, что должен обязательно
существовать и Создатель, и что Он должен находиться где-то тут,
поблизости, где происходит Его работа. Это крошечные звяканье и
треньканье, слышимое приборами Ониан, казалось, сперва не оставило
никакого места для долгих споров по космогонии и космологии, касавшихся
любой из циклических моделей вселенной, любой и вечной диастолы
[физиологический термин] от моноблока к тепловой смерти - и обратно, в то
время как от Создателя требовалось лишь отдаленное воздействие на
ритмический процесс - а то и вообще ничего. Здесь шел сам процесс
созидания: невидимые Пальцы касались пустоты; безграничный абсурд,
который, потому что являлся безграничным, не мог быть ничем иным, как
божественным.
И все же Ониане оказались достаточно умны, чтобы кое-что заподозрить.
В истории, фундаментальные открытия довольно часто зависели от
амбиций; это же открытие, с виду вроде бы обеспечивало четкий ответ на
двадцать пять тысяч лет постоянных теологических споров, и в результате
утверждение о том, что Господь неопровержимо существует в первый раз за то
время, с тех пор как было постулировано Его существование каким-то
солнцепоклонником еще Каменного века или, быть может, мистиком,
обжиравшимся галлюциногенными грибами, теперь уже не могло быть столь
простым, как казалось. Слишком уж легко этот спор оказался выигран;
слишком многое намекало на постоянное созидающее присутствие Бога,
существовавшего в этот момент времени, чтобы сделать логичным то, что
такое существование должно быть доказано столь простыми, но одиночными
физическими данными, полученными в результате того, что по настоящему
можно честно описать как обычный случай.
Гиффорд Боннер несколько позже отметил, что просто невообразимо
повезло, когда первыми это открытие сделали Ониане, люди, лишь недавно
вернувшиеся к какому-то подобию общества, в котором могла существовать
какая-то наука; но которые в то же время, так и не потеряли своего
ощущения непрерывности и чрезмерной сложности теологии нынешнего времени в
век науки, повезло, что именно им было позволено услышать эти крошечные
родовые вскрики в этих яслях времени. Для типичного землянина конца
Третьего Тысячелетия, с как правило, инженерной базой знаний, философски
закутанного в паутину примерно в равной степени распределенного "обычного
смысла" и чистой, наивной мистики Прогресса (именно в этот момент анализа
Боннера у Амальфи появилось слабое желание смутиться), оказалось бы
довольно легко принять эти данные по их видимой ценности и установить их
на соответствующую полочку, наравне с трясиной телепатии, расового
подсознания, персональной реинкарнации или прочих сотен ловушек, которые
подстерегают человека с научно ориентированным складом ума и который не
знает, что он такой же закоренелый мистик, как какой-нибудь факир,
возлежащий на ложе из гвоздей.
Но Ониане оказались подозрительными; они сперва попытались
разобраться в своем открытии исходя только из того, что оно представляло
собой с виду. Теология могла и подождать. Если постоянное созидание -
факт, тогда, в основном, это исключало существование моноблока в истории
вселенной, или то, что неизбежна ее тепловая смерть; вместо этого, все
должно постоянно происходить именно вот так - мир без конца. Таким
образом, это открытие оказалось столь фундаментально неопределенным, как
оказывались прежде и все подобные открытия, что в один и тот же момент оно
- это открытие могло означать совершенно противоположное; только задайте
т_а_к_о_й_ вопрос, и посмотрите, каков будет ответ.
Этот четкий подход немедленно принес свои результаты, хотя
дальнейшие, предложенные им для проверки намеки, оказалось переварить
ничуть не легче, чем самый первый, противоречивый набор. Понадеявшись на
счастливый шанс и на свои, в основном еще им самим незнакомые машины,
Ониане вообще отключили свои спиндиззи и начали прислушиваться еще
упорнее.
И в этом самом совершенном из могильных молчаний, поразивший их шепот
постоянного созидания, оказалось, имел два голоса. Каждое треньканье при
рождении являлось не одним голосом, а дуэтом. С появлением из ниоткуда
каждого из атомов водорода в нашей вселенной, в тот же момент появлялся
зловещий двойник, атом водорода антивещества, чтобы в тот же момент
погибнуть. Появлялся... откуда-то еще.
Вот так. Даже то, что казалось фундаментальным, неопровержимым
доказательством существования течении времени в одном направлении и
постоянного созидания, могло быть также неоспоримым свидетельством
циклической космогонии. И некоторым образом, для Ониан это показалось
удовлетворительным; это была физика, знакомая им, что-то вроде идиота,
стоящего на перекрестке и орущего "Господь пошел во-о-он той дорогой!", и
каким-то образом умудрявшегося показывать сразу во всего четырех
направлениях. Тем не менее, наследство какого-то чувства угрозы у них
осталось. Это единственное многоголосое бормотание данных, которые
невозможно было заполучить при иных обстоятельствах, само по себе
оказалось достаточным для подтверждения существования второй целой
вселенной антивещества, до точки конгруэнтной со вселенной нормального
вещества, но совершенно противоположной ей по знаку. То, что походило на
рождение атомов антиводорода, одновременно с рождением атомов обычного
водорода, в действительности было смертью; теперь уже не было сомнения в
том, что во вселенной антивещества время бежало вспять и то же самое
касалось градиента энтропии, так как одно являлось демонстративным
проявлением другого.
Концепция, конечно же, была весьма старой - столь старой, что на
самом деле Амальфи лишь с огромным трудом смог ее припомнить. Просто во
время его жизни она стала столь привычной, что он полностью забыл о ней. И
возрождение этой концепции сейчас и здесь Онианами сперва показалось ему
огромным анахронизмом, вычисленным лишь для того, чтобы сбить с пути
настоящую работу практичных людей. В особенности недоверчиво он отнесся к
предположению о вселенной, в которой негативная энтропия являлась
главенствующим принципом; при таких обстоятельствах, как указала его
скрежещущая, будто заржавелая, память, причина и следствие не могли
предохранить даже примерные статистические соотношения, которые
дозволялись для вселенной, доступной его чувствам. Энергия должна была
аккумулироваться, события должны были совершаться в обратном направлении,
вода должна была течь вверх по склону горы, старики - пробуждаться к жизни
из воздуха и почвы и учиться в обратном порядке своей жизни, в направлении
возврата обратно в лоно матерей.
- В общем-то так или иначе, это с ними и происходит, - мягко отметил
Гиффорд Боннер. - Но в действительности, я сомневаюсь, что это
парадоксально, Амальфи. Обе эти вселенных можно воспринимать как
разворачивающиеся, и двигающиеся к своему концу, и теряющие энергию при
каждом переходе. Тот факт, что с нашей точки зрения вселенная
антивещества, кажется, накапливает энергию - всего-лишь предубеждение,
встроенное в тот образ, каким мы привыкли смотреть на вещи. В
действительности, обе эти вселенные, наверное, просто разворачиваются в
противоположных направлениях, подобно двум жерновам. И хотя, с первого
взгляда обе стрелы времени указывают в противоположных направлениях, в
действительности они обе скорее всего указывают вниз, под гору, подобно
указателям на верхушке холма одной и той же дороги. Но если вас беспокоит
динамика этого процесса, то пожалуйста, помните то, что оба наших
пространства являются четырехмерными и с такой точки зрения - совершенно
статичны.
- Что соответственно приводит как жизненно важному вопросу смежности,
- весело ворвался в разговор Джейк. - Дело в том, что оба этих
четырехмерных континуума полностью взаимосвязаны, что совершенно ясно
доказано двойным событием, наблюдавшимся Онианами; и я предполагаю, это
должно означать, что нам необходимо предположить существование по крайней
мере шестнадцати измерений для поддержки всей системы. В общем-то все это
- вовсе неудивительно; вам нужно по меньшей мере столько же, чтобы описать
довольно четко ядро атома средней сложности. Что же удивительно на самом
деле, так это то, что оба континуума приближаются друг к другу; я согласен
с Мирамоном, что наблюдения, произведенные его учеными невозможно
интерпретировать каким-либо иным способом. До сих пор, сам факт, что
тяготение в двух вселенных также противоположно друг другу по знаку,
