хватило бы даже на то, чтобы наполнить пригоршню. Охваченная торжеством
Эйффи еще продолжала плескаться и играть, а глубоко внизу под ее радостно
бьющими ногами возник неторопливый водоворот, сделавший воду сначала
темно-зеленой, потом красной, потом оранжевой; он медленно расширялся,
набирая скорость, пока весь грот не загудел и не запел, и не завибрировал
на все возвышающейся, зияющей ноте, отдававшейся у троицы зрителей уже не
в ушах, но в зубах и в костях. Эйффи спохватилась слишком поздно, она
вцепилась в скалу и душераздирающе завопила в попытке вернуть себе власть,
но водяной смерч смел ее, взмыв в полный рост и кружась уже столь
стремительно, что поднятый им колоссальный ветер прорвал в обезумевшем
небе белесые дыры и вышвырнул Эйффи прочь из озера. На верхушке смерча
плясала, подогнув одну ногу и вращаясь ему навстречу, Зия; согнутые в
острых локтях руки прикрывали грудь ее и лицо. Фаррелл знал, что она снова
поет, хоть и не мог ее слышать.
Голая, мокрая, полуоглушенная Эйффи, приподнявшись на четвереньки,
уже упорно ползла по кругу против стрелки часов, что-то бормоча себе под
нос, как старуха-старьевщица, и выскребая с трудом различимые знаки на
всяком попавшемся под руку клочке не заросшей травой земли. Она не
повернулась, когда поверхность озера начали рассекать высокие кожистые
плавники и большие покатые спины. Она не дрогнула, даже когда из воды
выставились шеи, покрытые чешуищами размером с кирпич каждая, по которым
струйками стекала вода, и здоровенные челюсти распялилисиь, едва не
вывернувшись наизнанку в стараниях сцапать Зию и стащить ее вниз. И лишь
когда смерч занялся огнем, взлетающим по нему с легким шипом горящей
газеты, она выпрямилась и стала смотреть, привественно воздев стиснутые
кулаки перед небывалой пламенеющей крепостью, еще раз скрывшей от нее Зию.
- Шевелись, старая сука! - устало, но непримиримо закричала она. - Я
же сказала, что тебе нигде не будет покоя! Вперед, вперед, пошевеливайся!
При звуках ее голоса смерч взволновался, на миг обратясь в подобие
человеческой фигуры, какую видишь порой в гуще горящего фейерверка -
рассыпающиеся искрами бедра и живот, как огненное колесо, - и тут же
беззвучно опал внутрь себя и вместе с огнем без следа сгинул. Остался лишь
ветер, но и он стал иным, обольстительно лукавым, словно глаза Зии,
игривым, как Брисеида, дорвавшаяся до своего любимого полотенца.
Собственно, у ветра, как у Брисеиды, имелась своя игрушка - последний из
уцелевших угольков, еще тлеющий, казавшийся снизу маленьким, не больше
мелкой монетки, но раздутый ласковым мошенником-ветерком до блеска
крохотной сверхновой, высоко воспарившей над перекошенным гротом.
Подбрасываемый вверх, беспечно роняемый и снова ловимый, уголек разгорался
все ярче и глазу, чтобы вынести блеск его недолгой жизни, требовались
усилия столь же болезненные, сколь уху - для усвоения гневных воплей
Эйффи.
Далеко внизу под ним стояла неподвижная Эйффи, наблюдая за танцующей
искоркой. Прошло немало времени, прежде чем и сама она опять начала
танцевать, медленно-медленно, странно косными, полными неясной угрозы
движениями. Танцуя, она держала голову сильно откинутой назад, за правое
плечо, и щелкала челюстями.
Сравнительно с большинством людей, Фарреллу довелось повидать
порядочное число телесных метаморфоз. Каждый раз он выходил из подобного
испытания все с меньшей честью, и каждый раз ощущал себя потом словно бы
вывихнутым и утратившим способность ориентироваться в пространстве - как
будто это ему пришлось испытать сладкий, тошный трепет молекул,
завершающийся выходом на четырех лапах под полную луну. Когда то же самое
случилось с Эйффи, он, как всегда, постарался отвести взгляд, но сделал
это недостаточно быстро. Плечи Эйффи вздернулись вверх, одновременно
налившись тяжестью, шея и ноги укорачивались так быстро, что казалось,
будто она рывком опускается на колени. Изменения, претерпеваемые ее
головой, уже были достаточно пугающими - кости черепа зримо вминались и
разглаживались, между тем как лицо вытягивалось вперед, обращаясь не в
хищно изогнутый клюв, но в род оперенного рыла, с серых губ которого
сочилась слюна. Однако хуже всего были руки. Они судорожно, как от
электрических ударов, дергались, сгибаясь и выгибаясь под волшебными
углами, и Фаррелл услышал скрежет суставов, с которым Эйффи оторвалась от
земли, еще до того, как окончательно сформировалось оперение цвета
ржавчины и лишайника. На ногах у Эйффи отросли огромные желтовато-серые
когти, согнувшиеся под собственной тяжестью, словно их поразил артрит.
Даже покрывавшие их чешуйки выглядели миниатюрными когтями.
Фаррелл услышал смех Бена и еле понял, что это за звук. Птица Эйффи
набирала высоту, как вертолет, но сама мощь ее приближения к ярко
светящейся добыче раз за разом отгоняла последнюю тем дальше, чем пуще
старалась Эйффи приблизиться к ней. Ни одна ласточка не выписывала еще
таких виражей в погоне за комаром, но уголек все ускользал, раскаленный
почти до белизны совсем близким неистовым биением крыл. Огромные когти раз
за разом впивались в пустоту, слюнявая пасть раз за разом щелкала, а
внизу, на земле, Бен едва ли не с жалостью прошептал:
- Вот ведь дура.
Именно при этих словах Джулия вцепилась Фарреллу в запястье и
сказала:
- Смотри, внизу.
Фаррелл посмотрел и увидел, что пока они, разинув рты, следили за
птицей Эйффи, грот со всем, что его окружало, обратился в лес где-то на
севере Европы, полный древней тьмы и громадных дубов, вязов, ясеней,
кленов, уходящий почти за пределы доступной Фарреллу видимости, в снежную
пустоту, куда он заглянул только раз и больше старался не смотреть. {Здесь
нет горизонта. Лес кончается там, где он ей больше не нужен.}
Неподалеку от места, в котором стояли Фаррелл, Бен и Джулия, горбился
под вязом затянутый в красное лучник, накладывая стрелу на тетиву. Когда
он выпрямился, Фаррелл увидел, что лицо ему заменяет то же белое ничто, и
только на месте глаз пульсировует ничто угольно-красное. Птица Эйффи
попыталась увернуться от стрелы, но стрела, танцуя, преследовала ее,
описывая те же отчаянные двойные петли, отвесно падая, пока для Эйффи
осталась только одна надежда - прямо в воздухе вернуть себе прежний облик.
Она камнем пошла вниз, и стрела, блеснув, вонзилась между ее уже
человеческой шеей и плечьми.
У Джулии в горле, казалось, разбилось что-то стеклянное, а Бен
завопил: "Зия!", словно то было не имя, но благословение войску; Фаррелл
же и тут остался верен себе, ибо услышал, как с его губ исступленно
срываются обрывки старинной баллады о короле, который хотел научиться
летать:
{И он воспарил над шпилями крыш,
И солнце блистало в короне златой,
И парил он, как сокол, но ловчий его
Сразил Короля каленой стрелой.}
Эйффи кувыркнулась в воздухе, на мгновение раскорячившись и
забившись, перед тем, как выправиться и что-то резко сказать несущейся
навстречу земле. Острые ветви откачнулись, пропуская ее со свистом летящую
наготу, а земля вздыбилась и покрылась рябью, словно взбитые сливки, и
нежно приняла Эйффи в свое всепрощающее зеленое лоно, так что та не успела
и охнуть. Уголек, порхая с некоторой ленцой, последовал за ней и истаял,
подобно снежинке, еще не достигнув земли.
Эйффи мгновенно вскочила на ноги, с пружинистостью боксера, желающего
показать, что он всего только подскользнулся, что никакого нокдауна не
было. Но движение это явно поглотило остатки дикой энергии, творившей тем
вечером небывалых существ и настоящие бури, метавшей молнии, раздиравшей в
куски деревья и скалы, врывавшейся в созданное богиней небо и там
парившей, как сокол. Теперь она с трудом переставляла спотыкающиеся ноги,
способная только на мертворожденные заклинания, сдирающие с земли
пригоршни грязи и мечущие их в воздух, так что во все стороны летели песок
и камушки. Позади нее медленно - лениво - материализовалась из пыльного
дождичка Зия, {вот так она в давние времена возникла из крови и черного
камня.} Обретая форму, она продолжала танец, но в этот раз и танец, и сама
Зия были иными.
- Ну хватит, - сказал внутри Фаррелла ее голос, и при этих словах
огромный лес пропал, и все они вернулись в памятную Фарреллу неопределенно
приятную комнату, окна которой заполняли лишь сумерки в Авиценне да старик
и женщина, смеющиеся на уличном углу. Зия мирно сидела в своем уклончивом
кресле лицом к Эйффи, глядевшей на нее из середины комнаты, помраченно
оправляя вновь вернувшееся на ее тело бархатное платье. Фаррелл, Бен и
Джулия бок о бок замерли у запыленных книжных шкафов, а в дальнем углу
комнаты Брисеида с опаской сторожила Никласа Боннера. Он стоял, не
двигаясь, опустив руки вдоль тела и неотрывно глядя на Зию. Страшная
жалость к нему внезапно пронизала Фаррелла, и какое-то время он не мог
отвести от юноши глаз. {Кем еще мог он быть, как не тем, кто он есть -
одушевленной оболочкой невыносимо растянутой поверх черной дыры? Кем мог
он быть, как не тем, кого сотворила когда-то она, еще молодая?}
- Хватит, - снова сказала Зия. Даже сидящая, она все еще танцевала,
неспешно выводя ступней узоры, похожие на алхимические уравнения, и
движения Эйффи становились все более медленными. Ладони Зии раскрылись,
обнаружив горстку отброшенной Эйффи смешанной с песком земли - покрытые
пылью бело-голубые кристаллы в правой руке, красновато-золотые в левой.
Она подняла руки и выпустила кристаллы так, что они посыпались на землю.
Эйффи завопила, пронзительно и страшно, тем страшнее, что лицо ее
сохраняло полную неподвижность. Джулия дернулась к ней, но Бен преградил
ей дорогу.
Зия улыбалась. Резким движением она метнула в воздух золотые
кристаллы, поймав их в левую руку, между тем как бело-голубые каменья
плавно оседали ей на правую ладонь. Казалось, что она небрежно играет с
кристаллами, не жонглируя, но позволяя им по собственному усмотрению, абы
как взвиваться из ее ладоней вверх, подобно дельфинам или языкам пламени.
Эйффи наполовину проплыла, наполовину проковыляла несколько шагов в
сторону Зии и вновь замерла, словно они вдвоем играли в какую-то игру
посреди тротуара. Зия опять запела, однако на этот раз Фаррелл отчетливо
различал каждое ее смертельно нежное слово.
{Гордая сестра, все, во что ты верила - ложь,
Гордая сестра, все, что ты знала, изменило тебе,
Для души и для тела твоих ничего не осталось,
ишь тень, одна только тень,
только тень теперь - твой единственный друг,
Сестра моя, меньшая сестра, тени ждут,
они хотят насладиться тобой,
уходи же к ним,
уходи же к ним,
уходи...}
С каждым повторяемым ею словом кристаллы взвивались вверх, на одно
изумрудное мгновение сливаясь и тая точно на уровне Эйффиных глаз и вновь
осыпаясь каскадом, такие же невероятные, как охваченный пламенем
скрученный водный столб, и ни единый камушек ни разу не опустился не в ту
руку. Постепенно вращение их убыстрялось, Фарреллу потребовалось долгое
время, чтобы определить момент, в который они вдруг полностью пропадали из
виду, ибо стремительность их движения уже не позволяла глазам уловить
совершенное их отсутствие в воздухе. Но даже заставив себя осознать, что
на пути из ладони в ладонь они пролетают, танцуя, сквозь голову Эйффи,
