- Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! - запмела Зинька.
И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке.
И старый Воробей сказал ей:
- Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни:
месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А
теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет.
И Зинька скорей полетела в лес.
МАЙ
В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями, и
солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с
осени рожь, а лес все еще стоял голый.
Но уже было в нем весело, не то что зимой. Налетело много разных
птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели, - пели
на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе.
Солнце теперь вставало оченоь рано, ложилось поздно и так усердно
светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не
надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло - хорошо, не найдет
- и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще.
И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Легкий
зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А когда на следующий
день над лесом поднялось солнце, на каждой березе, на всякой веточке
показались точно маленькие зеленые пальчики: это стали распускаться
листья.
Тут и начался лесной праздник.
Засвистал, защелкал в кустах соловей.
В каждой луже урчали и квакали лягушки.
Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьем носились между
ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка.
Друг Зиньки - дятел-красношапочник - и тот не тужил, что не умеет
петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему
лесу слышна звонкая барабанная дробь.
А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухе
головокружительные фокусы и мертвые летли. Каждый веселился на свой лад,
кто как умел.
Зиньке все было любопытно. зинька всюду поспевала и радовалась вместе
со всеми.
По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в
трубы кто-то трубил где-то за лесом.
Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки
на нем растут.
И ходят на боботе такие большие птицы, каких никогда еще Зинька не
видела, - прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли
они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят:
- Тррру-рру-у! Тррру-рру!
Совсем оглушили синичку.
Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до
земли соседям да вдруг и пошел в пляс: засмеменил, засеменил ногами и
пошел по кругу, все по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то
поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет - умора!
А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают.
Не у кого было зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и
полетела она в город к Старому Воробью.
И Старый Воробей сказал ей:
- Это журавли; птицы серьезные, почтенные, а сейчас видишь, что
выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и все
цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую
всем радость дало.
ИЮНЬ
Решила Зинька:
"Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку...
Все осмотрю".
Первым делом наведалась к старому другу своему -
дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал:
- Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения!
Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг!
Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на
груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток - нет их на старом месте! А
ведь целая стая была. Куда все подевались?
Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла:
сидит во ржи, - а рожь уж высокая, - кричит:
- Чир-вик! Чир-вик!
Зинька - к нему. А он ей:
- Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда!
- Как так! - рассердилась синичка. - Давно ли я всех вас от смерти
спасла - из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не
пускаешь?
- Чир-вир! - смутился куропачий петушок. - Правда, от смерти спасла.
Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время другое,
мне вот как драться хочется!
Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька, уж так
ей обидно, так горько стало!
Повернулась молча, полетела на реку.
Летит над кустами, вдруг из кустов - серый зверь!
Зинька так и шарахнулась в сторону.
- Не узнала? - смеется зверь. - А ведь мы с тобой старые друзья.
- А ты кто? - спрашивает Зинька.
- Заяц я. Беляк.
- Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый,
только на ушках черное.
- Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я
серый.
Ну и разхговорились. Ничего, с ним не ссорились.
А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке,
- Это месяц июнь - начало лета. У всех нас, у птиц, в это время -
гнезда, а в гнездах - драгоценные яички и птенчики. К своим гнездам мы
никого не подпускаем - ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить
яичко. У зверей - тоже детеныши, звери тоже никого к своей норе не
подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесву, и
думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые
дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку
зубрят. Теперь, - прибавил Старый Воробей, - солнце в самой силе, и самый
длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим
малышам животики.
ИЮЛЬ
- С новогодней елки, - сказал Старый Воробей, - прошло уже шесть
месяйцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый
разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для
птенцов и для зверят, пиотому что кругом всего очень много: и солнечного
света, и тепла, и разной вкусной еды.
- Спасибо, - сказала Зинька.
И полетела.
"Пора мне остепениться, - подумала она. - Дупел в влесу много. Займу,
какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!"
Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать.
Все дупла в лесу заняты. во всех гнездах птенрцы. У кого еще
крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да все равно
желторотые, целый день пищат, есть просят.
Родители хлопочут, овзад-вперед летают, ловят мух, комаров, ловят
бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам ностя. И
ничего: не жалуются, еще песни поют.
Скучно Зиньке одной.
"Дай, - думает, - я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне
спасибо скажут".
Нашал на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать.
Слышит - на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке.
Зинька скорей туда - и сунула бабочку одному щегленку в разинутый
рот.
Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно.
Глупый птенчик старается, давится - ничего не выходит.
И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать.
Тут щеглиха прилетела. Сейчас - раз! - ухватила бебочку, вытащила у
щегленка из горола и прочь бросила.
А Зиньке говорит:
- Марш отсюда! Ты чуть моего птенцика не погубила. Разве можно давать
маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала!
Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно.
Потом много дней по лесу летала, - нет, никто ее в компанию к себе не
принимсает!
А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками,
веселые; идут - песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и
в корзиночки. Уже малина поспела.
Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей
синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они - ее.
И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идет
тихонько, ягоды берет.
А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг8 видит: большой
страшный медвеоь в малиннике.
девочка как раз к нему подходит, - его не видит.
И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст - и себе в
рот.
"Вот сейчас, - думает Зинька, - наткнется на него девочка -
страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!"
И закричала с дерева по-своему, по-синичьему:
- Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай!
Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла.
А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где
девочка?
"Ну, - решщила Зинька, - пропала маленькая!"
А медведь увидел девочку, опустился на все чтерые лапы - да как
книется от нее наутек через кусты!
Вот удивилась Зинька:
"Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое
страшилище, а маленького человечка боится!"
С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку:
Зинь-зань-ле! Зань-зинь-ле!
Кто пораньше встает,
Тот грибы себе берет,
А сонливый да ленивый
Идут после за крапивой.
Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила в
лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.
АВГУСТ
- После июля, - сказал Старый Воробей, - идет август. Третий - и,
заметь себе это, - последний месяц лета.
- Август, - повторила Зинька.
И принялась думать, что ей в этом месяце делать.
Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте усидеть
не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз
головой.
Много так не надумаешь.
Пожила немножко в городе - скучно. И сама не заметила, как опять
очутилась в лесу.
Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось?
Только что все гнали ее, близко к себе и к своим птенцам не
подпускали, а теперь только и слышит: "Зинька, лети к нам!", "Зинька,
сюда!", "Зинька, полетай с нами!", "Зинька, Зинька, Зинька!".
Смотрит - все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы выросли
и летать научились. Дети и родители все вместе живут, так выводками и
летают, а уж на месте никто не видит, и гнезда им больше не нужны. И
гостье все рады: веселей в компании-то кочевать.
Зинька то к одним пристанет, то к другим; один день с хохлатыми
синичками проведет, другой - с гаечками-пухлячками. Беззаботно живет:
тепло, светло, еды сколько хочешь.
И вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговарилась с ней.
Смотрит - белка с дерева на землю спустилась и что-то ищет там в
траве. Нашла гриб, схватила его в зубы - и марш с ним назад на дерево.
Нашла там сучочек острый, ткнула на него гриб, а есть не есть его:
поскакала дальше. И опять на землю - грибы искать.
Зинька подлетела к ней и спрашивает:
- Что ты, белочка, делаешь? Зачем не ешь грибы, а на сучки их
накалываешь?
- Как зачем? - отвечает белка. - Впрок собираю, сушу в запас. Зима
придет - пропадешь без запаса.
Стала тут Зинька примечать: не только белки - многие зверюшки запасы
себе собирабт. Мышки, пллевки, хомяки с поля зерна за щеками таскают в
свои норки, набивают там свои кладовочки. Начала и Зинька кое-что
припрятывать на черный день; найдет вквсные семечки, поклюет их, а что
лишнее - сунет куда-нибудь в кору, в щелочку.
Солвоей это увидел и смеется:
- Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать? Этак
тебе тоже нору копать впору.
Зинька смутилась.
- А ты как же, - спрашивает, - зимой думаешь?
