женщиной (но не слишком красивой), тебе была бы обеспечена легкая и
роскошная жизнь. Но ты всего лишь мужчина, и тебя убьют, чтобы как-то
скрасить однообразную и скучную жизнь Немоны.
-- Интересно, что же может случиться с женщиной, если она слишком
красива? -- спросил Тарзан.
-- Ей будет достаточно того, чтобы Немона увидела ее, -- равнодушно
вымолвил Фобек. -- Быть более красивой, чем королева, приравнивается к
государственной измене. Вот почему некоторые граждане Катны скрывают своих
жен и дочерей, если они очень красивы. Среди них есть люди, которые рискнут
спрятать чужеземного узника. Я знаю человека, у которого очень красивая
жена, -- продолжал Фобек. -- Она никогда не выходит из дому в дневное время
и рассказывает своим соседям, что муж скрывает ее от Немоны. Но однажды
королева все-таки увидела эту женщину и тут же приказала отрезать ей уши и
нос. Я счастлив, что я всего лишь обыкновенный мужчина, а не красивая
женщина.
-- А сама королева красива или нет? -- спросил Тарзан.
-- Да, клянусь Всевышним, она самая красивая женщина в мире.
-- Судя по тому, как ты описал ее поступки, -- заметил
человек-обезьяна, -- я охотно верю тому, что королева -- самая красивая
женщина Катны, и она останется такой, пока будет жить и править страной.
-- Пойми меня правильно, -- сказал Фобек, -- она действительно
прекрасно, но... -- и он понизил голос до шепота, -- это не женщина, а
дьявол. Даже я, преданно служивший ей, не могу рассчитывать на ее
милосердие.
-- А за что тебя заперли в эту камеру? -- поинтересовался
человек-обезьяна.
-- Я нечаянно наступил на хвост божества, -- мрачно изрек Фобек.
Странные признания этого человека не прошли мимо внимания Тарзана, а
его последнее замечание о божестве удивило хозяина джунглей. Однако общение
с людьми научило его узнавать о многом, наблюдая за ними и изучая их, а не
задавая прямые вопросы. И он знал, что вопросы религии у них всегда на
первом месте. Вот почему сейчас он лишь заметил:
-- И за это тебя наказывают?
-- Пока еще нет, -- ответил Фобек. -- Форма моего наказания еще не
определена. Если у Немоны будут другие развлечения, я могу избежать
наказания. Они могут ограничиться тем, что продержат меня в тюрьме, а затем
освободят. Однако на это рассчитывать трудно, поскольку Немона редко
удовлетворяется бескровными зрелищами. Конечно, если она захочет решить,
виновен я или нет, послав меня на бой с обыкновенным воином, я без труда
докажу свою невиновность, потому что я очень силен. Здесь, в Катне, нет
лучшего бойца на мечах или на копьях, чем я, но у меня почти нет шансов
выстоять против льва, хотя перед адским огнем грозного Ксаратора все люди
грешны.
Несмотря на то, что этот человек говорил на языке, которому Валтор
обучил человека-обезьяну, и Тарзан понимал многие слова, смысл сказанного он
понять не мог. Он никак не мог сообразить, почему развлечения королевы были
связаны с установлением справедливости или виновности. Слишком зловещим
представлялось ему все сказанное. Он все еще размышлял о происшедших
событиях и старался понять, что скрывалось под выражением "адские огни
грозного Ксаратора", когда сон победил физические неудобства темницы и
смешал в одну кучу его размышления и мечты.
А между тем далеко на юге другой могучий хозяин джунглей вползал в свое
убежище, расположенное в скалах, в то время как ураган, отдавший Тарзана в
руки новых врагов, терял свою грозную мощь и уходил в небытие. Когда пришел
новый день, яркий и солнечный, зверь поднялся и вышел из логова -- огромный
лев с золотой шкурой и роскошной черной гривой.
Понюхав свежий утренний воздух, он мяукнул и потянулся. Его выгнутый
хвост нервно извивался, пока он осматривал свои пустынные владения.
Лев стоял теперь на небольшой возвышенности и своими желто-зелеными
глазами обозревал раскинувшуюся перед ним равнину с редкими одинокими
деревьями. По равнине бродили неисчислимые стада всякого зверья: антилопы
гну, зебры, жирафы, олени. Царь зверей был голоден, поскольку вчерашний
ураган не позволил ему успешно закончить охоту. Его глаза сверкнули в ярком
свете африканского солнца, и он начал спускаться на равнину, где бродил его
завтрак.
Много миль севернее в это время черный раб, сопровождаемый двумя
воинами, принес еду другому повелителю джунглей в тюремную камеру Золотого
Города.
Услышав звуки шагов приближающихся к темнице людей, Тарзан проснулся и
встал с холодных камней пола, на которых он провел остаток ночи. Фобек
уселся на краю деревянной скамейки и уставился на дверь.
-- Неизвестно, несут ли они ему еду или смерть, -- сказал он.
Человек-обезьяна не отвечал. Он стоял в ожидании, пока дверь не
распахнулась и в помещение вошел раб с едой в грубом глиняном сосуде и водой
в покрытом глазурью кувшине. Тарзан окинул взглядом воинов, стоявших в
проеме дверей, и залитый солнцем двор за ними. Какие мысли возникали сейчас
в этой голове? Возможно, воины Катны держались бы не так строго, если бы они
знали эти мысли, но человек-обезьяна даже не сдвинулся с места. Любопытство,
в равной степени как вооруженные воины и крепкая дверь, сделало его
пленником. И теперь он мог только смотреть на жизнь, которая шла во дворе
позади стражи, старавшейся не пропустить ни одного его движения. Прошлой
ночью они были свободны от службы и не видели его, но уже много о нем
слышали. Их друзья рассказали им о необычайном искусстве, с каким
чужестранец владел своим странным оружием.
-- Так это тот дикий человек! -- воскликнул один из них.
-- Осторожнее с ним, Фобек, -- сказал другой. -- Я ни за что не
согласился бы сидеть в камере с дикарем.
И, громко смеясь, он захлопнул дверь после того, как вышел раб.
Теперь Фобек смотрел на Тарзана другими глазами. Обнаженное тело жителя
джунглей свидетельствовало в пользу нового значения клички "дикий человек".
Фобек обратил внимание на гигантский рост своего товарища по несчастью, на
его широкую грудь и узкие бедра. Но он недооценил силу расположенных
симметрично могучих мускулов, перекатывающихся под загорелой кожей. Затем он
взглянул на свои шишковатые мускулы и остался вполне доволен.
-- Так, значит, ты -- дикий человек? -- спросил он. -- И давно ты
одичал?
Тарзан медленно повернулся в его сторону. Впервые он видел своего
компаньона при дневном свете. Перед ним стоял мужчина на несколько дюймов
меньше его ростом, но отличавшийся могучим сложением, с необъятной талией и
буграми мощных мускулов. Он, по-видимому, был тяжелее лесного человека не
менее чем на пятьдесят фунтов. Тарзан обратил внимание на выдающуюся вперед
челюсть этого человека, на его покатый лоб и маленькие глазки. Молча
рассматривал Тарзан Фобека.
-- Почему ты не отвечаешь? -- потребовал житель Катны.
-- Не будь дураком, -- предостерег его Тарзан. -- Я помню, прошлой
ночью ты говорил, что мы можем надолго задержаться в этой темнице, поэтому
мы должны быть друзьями. Но мы не станем друзьями, если будем оскорблять
друг друга. Давай-ка лучше позавтракаем.
Фобек что-то проворчал и засунул свою огромную лапищу в горшок, который
принес черный раб. Поскольку в камере не было ни ножа, ни ложки или вилки, у
Тарзана не было иного выбора, кроме как сделать то же самое, если он хотел
подкрепиться. Итак, он начал пальцами брать еду из горшка. Это было мясо --
грубое, жилистое и недоваренное. Сырое мясо больше бы устроило Тарзана.
Фобек набил мясом полный рот и усердно жевал, пока жилистое мясо не
превратилось в массу, способную пройти через горло этого обжоры.
-- Должно быть, вчера умер старый лев, -- ворчал он, -- очень старый
лев.
-- Если мы будем слишком распространяться о качествах животного,
которое мы едим, -- ответил Тарзан, -- наша пища от этого не станет лучше.
-- Вчера у меня был приличный кусок козлятины из Тенара, -- сказал
Фобек. -- Он тоже был твердый и жилистый, но гораздо лучше этого. Я привык к
хорошей еде. В храмах жрецы живут так же хорошо, как и благородные во
дворцах. Воины, охраняющие храмы, неплохо подкармливаются со стола жрецов. А
я служил в таком отряде. И там мне не было равных по силе. Я -- самый
сильный человек в Катне. Когда на нас нападают жители Тенара или когда мы
идем в набег, благородные всегда восхищаются моей силой и храбростью. Я
ничего не боюсь. Я убиваю мужчин голыми руками. Ты когда-нибудь видел такого
человека, как я?
-- Никогда, -- признался человек-обезьяна.
-- Да, будет неплохо, если мы станем друзьями, -- продолжал Фобек, --
неплохо для тебя. Все хотят дружить со мной, потому что знают, как я
скручиваю шеи врагам. Я беру их вот так, за голову и за шею, -- и своими
огромными лапами он показал, как он берет за шею и отрывает голову. -- Затем
-- хрясь! -- и позвоночник сломан. Что ты думаешь об этом?
-- Я думаю, что твои враги чувствуют себя очень неуютно, -- ответил
Тарзан.
-- Неуютно! -- взревел Фобек. -- Человек! Это убивает их!
-- По крайней мере, они больше не слышат того, что говоришь ты, --
заметил Тарзан.
-- Конечно, они не слышат, потому что они мертвы.
-- Это меня не удивляет.
-- Что тебя не удивляет? То, что они мертвы, или то, что они не слышат?
-- Меня вообще нелегко удивить, -- объяснил человек-обезьяна.
На низком лбу Фобека выгнулись брови, выражая глубочайшую мысль. Затем
он почесал голову.
-- О чем это мы спорим тут? -- спросил он.
-- Мы стараемся решить, что будет страшнее, -- терпеливо объяснил ему
Тарзан, -- иметь тебя в качестве друга или врага.
Фобек долго смотрел на своего компаньона. Вероятно, что под этой
толстой черепной коробкой шла напряженная работа мысли. Затем он встряхнул
головой.
-- Мы говорим совсем не о том, -- зарычал он. -- Я еще нигде и никогда
не встречал такого глупца, как ты. Когда они называли тебя диким человеком,
то имели в виду, что ты сумасшедший. А я вынужден оставаться в этой дыре с
тобой, и никто не знает, сколько дней мне придется еще здесь просидеть.
-- Ты всегда можешь избавиться от меня, -- сказал Тарзан серьезно.
-- Как я от тебя избавлюсь? -- закричал Фобек.
-- Ты же ведь можешь сломать мне шею. И Тарзан разыграл пантомиму,
которую только что
разыгрывал этот громила, демонстрируя, как он будет
расправляться со своими врагами.
-- Мне ничего не стоит сделать это, -- взорвался Фобек, -- но тогда они
убьют меня. Нет, я оставлю тебя жить.
-- Спасибо, -- сказал Тарзан.
-- По крайней мере, ты будешь жить, пока мы заперты здесь, -- добавил
Фобек.
Опыт подсказывал Тарзану: чем глупее и невежественнее был человек, тем
выше была его самовлюбленность. Но ни разу в жизни он не встречал еще такого
непроходимого глупца, как Фобек. Сидеть в одной камере с этой безмозглой
тушей само по себе было уже достаточно неприятно, но вражда с ним сделала бы
пребывание в темнице невыносимым, поэтому Тарзан решил терпеть болтовню
Фобека.
Потеря свободы представляла для Тарзана, как и для всех существ,
наделенных интеллектом, высшую степень страдания, которую они всегда
стараются избежать скорее, чем физическую боль. Но свою судьбу он
воспринимал такой, какая она есть, без тени протеста, решительно и стойко.
Пока его тело находилось в узком пространстве, ограниченном четырьмя
каменными стенами, в мыслях он снова навещал любимые места первобытного
леса, бродил по широким степям и жил на свободе, окунаясь в незабываемое
