Джемнон. -- Та ночь была очень темной, поэтому он не знал, где находится,
когда выбрался на берег. А во дворце он оказался совершенно случайно.
-- Прекрасный рассказ, но он очень мало похож на правду, --
сопротивлялся Эрот.
-- Почему же не похож на правду? -- горячо возразил Джемнон. -- Я
думаю, это чистая правда. Мы ведь знаем, что ни один человек не способен
переплыть эту реку во время урагана. Кроме всего прочего, Тарзан никак не
мог достичь того места, где он выбрался на берег и взобрался на стену, не
переплыв реку или не пройдя по золотому мосту. Мы знаем, что той ночью по
мосту никто не проходил, потому что он надежно охраняется. А раз он не
проходил по мосту и не переплыл реку, значит, он оказался в том месте только
по одной причине -- его принес поток с верховий реки. Я верю ему и надеюсь,
что мы обойдемся с ним как с почетным воином из далекой страны, пока не
найдем лучших доказательств, чтобы поверить ему окончательно.
-- Меня не будет среди тех, кто защищает человека, пришедшего убить
нашу королеву, -- заявил Эрот.
-- Довольно споров! -- грубо отрезал Томос. -- Человек должен быть
осужден и убит, как захочет того Немона.
Как только он закончил говорить, дверь в одном конце зала распахнулась
и в помещение вошел знатный придворный, разодетый в сверкающие золотом
одежды. Остановившись сразу за порогом, он повернулся лицом к благородным
судьям.
-- Ее величество королева! -- громко провозгласил он и отступил на шаг
в сторону.
Все находящиеся в комнате повернулись к двери, а благородные встали со
своих кресел и преклонили колени, подобострастно вглядываясь в дверной
проем, где должна была появиться королева. Воины, находившиеся здесь,
включая тех, кто охранял Тарзана и Фобека, сделали то же самое. Фобек также
последовал их примеру. Все в зале стали на колени, за исключением
царедворца, провозгласившего приход королевы, и Тарзана из племени обезьян.
-- На колени, шакал! -- прошипел один из охранников, и в то же
мгновение в проеме двери появилась женщина.
В царственном величии стояла королева, лениво окидывая взглядом зал,
затем взор ее остановился на фигуре человека-обезьяны, и на миг ее глаза
встретились с глазами Тарзана. С выражением легкой озабоченности на лице она
вошла в комнату, а затем подошла к преклонившим колени мужчинам.
За нею следовало полдюжины пышно облаченных придворных, сверкающих
золотыми и костяными украшениями, но в этой группе Тарзан видел только
величественную фигуру королевы. Одета она была скромнее, чем ее придворные,
однако это прекрасное тело, красоту которого одежда скорее подчеркивала, чем
скрывала, не нуждалось в украшениях, кроме тех, которыми природа щедро
одарила его. Немона была еще прекраснее, чем описал ее невежественный Фобек.
Узкая диадема, оправленная крупными красными камнями, прижимала к
голове блестящие черные волосы. С обеих сторон, закрывая уши, к диадеме были
прикреплены два больших золотых диска. Передняя часть диадемы соединялась с
тыльной великолепной золотой цепочкой, с помощью которой на темени королевы
поддерживался большой красный рубин. Шею молодой женщины украшала простая
золотая цепь с брошью и великолепным кулоном из слоновой кости. Ее плечи
обвивали такие же золотые цепочки, поддерживающие треугольные украшения,
также сделанные из слоновой кости. Широкая лента золотой сети поддерживала
грудь королевы. Лента была украшена горизонтальными цепочками с красными
рубинами, а с ее верхней части свисало пять узких треугольников из слоновой
кости -- один большой в центре и по два маленьких с обеих сторон. Бедра у
королевы закрывал широкий пояс из золотой сетки. К нему был прикреплен
другой треугольник из слоновой кости, тонкая верхушка которого доходила до
ног. Короткая юбочка выше колен (из шерсти черной обезьяны) довершала наряд.
Запястья красавицы были обвешаны бесчисленными браслетами из золота и
слоновой кости, лодыжки украшены вертикальными полосками из слоновой кости,
скрепленными кожаными ремешками. По форме они напоминали те, что носил
Валтор и воины Катны. На ногах сверкали изящные сандалии, и, когда она
бесшумно двигалась в них по отшлифованному каменному полу, ее движения
представлялись Тарзану странной смесью соблазнительной томности с хищной
грацией и дикой настороженностью тигрицы.
То, что она была прекрасна и соответствовала самым высоким требованиям
женской красоты в любой стране и в любое время, становилось очевидным для
хозяина джунглей по мере того, как она приближалась к нему. Ее красота была
столь совершенна, что он поневоле задавался вопросом: является ли она
воплощением ангельской доброты или, напротив, изощренной дьявольской силы.
Медленно пройдя через весь зал, она задержала свой взгляд на Тарзане,
но человек-обезьяна не чувствовал робости под этим царственным взором. Его
глаза не выражали ни упрямства, ни дерзости, -- возможно, в них не было даже
интереса, лишь осторожная, ни к чему не обязывающая оценка дикого зверя,
наблюдавшего за живым существом, которого он не боится, но и не желает с ним
связываться.
Лукавое выражение не сходило с лица Немоны и тогда, когда она подошла к
краю стола, где стояли коленопреклоненные вельможи. В нем не было
раздражения, скорее оно выражало легкий интерес, потому что Немону всегда
интересовали и развлекали необычные вещи, которые очень редко случались в ее
монотонной жизни. Безусловно, весьма странным для нее казался человек,
который не показывал должного почтения перед ее королевской особой.
Она остановилась и взглянула на благородных дворян, стоящих на коленях.
-- Встаньте! -- скомандовала она, и в этом единственном слове
прозвучали все великолепные оттенки ее богатого грудного голоса, вызвавшего
какое-то странное щемящее чувство в груди у человека-обезьяны.
-- Что это за человек, который не стал на колени перед Немоной? --
спросила она повелительным тоном, снова обратив свой лучистый взор на
загорелую атлетическую фигуру, безмолвно стоящую перед ней.
Поскольку Тарзан оказался позади благородных, когда они повернулись
лицом к Немоне и бросились на колени, только два его охранника были
свидетелями такого вопиющего неповиновения, но теперь, когда напыщенные
вельможи встали и огляделись вокруг, они мгновенно потеряли самообладание и
их сердца наполнились ужасом и яростью: они увидели, что упрямый пленник
ведет себя вызывающе по отношению к королеве.
Томос побагровел от ярости. Задыхаясь от гнева, он прошептал:
-- Это невежественный и нахальный дикарь, моя королева, но поскольку он
должен умереть, то не принимайте во внимание его выходки.
-- Почему он должен умереть? -- спросила Немона. -- И как он должен
умереть?
-- Он должен умереть потому, что пришел сюда с единственной целью --
совершить убийство вашего величества, -- объяснил Томос. -- Но способ его
умерщвления, конечно, находится в руках нашей неподражаемой королевы, --
прибавил он.
Темные глаза Немоны, прикрытые длинными ресницами, еще раз оценивающе
скользнули по геркулесовской фигуре человека-обезьяны, затем надолго
задержались на его загорелой коже и могучей мускулатуре и обратились к
прекрасному мужественному лицу. Наконец, их взгляды встретились.
-- Почему ты не стал на колени? -- спросила Немона.
-- Почему я должен становиться на колени перед той, которая -- как они
сказали -- собирается убить меня? -- вопросом на вопрос ответил Тарзан. --
Почему я должен становиться на колени перед той, кто не является моей
королевой? Почему я, Тарзан из племени обезьян, который ни перед кем не
опускался на колени, должен стоять перед тобой?
-- Молчать! -- заорал Томос. -- Твое нахальство не имеет предела. Разве
ты не понимаешь, невежественный раб, грубый дикарь, что ты разговариваешь с
Немоной, королевой?
Тарзан ничего не ответил на этот выпад, он даже не взглянул на Томоса.
Его глаза остановились на Немоне. Она ему очень нравилась, но он терялся в
догадках, кто она -- воплощение красоты или зла. В своей жизни он знал всего
лишь нескольких женщин, которые отличались от Лэ, верховной жрицы Пылающего
Бога, и они возбуждали в нем огромный интерес и глубокое любопытство.
В это время Томос повернулся к младшему офицеру, который сопровождал
Тарзана и Фобека из темницы.
-- Убери их отсюда! -- грозно приказал он. -- Отведи их в камеру, пусть
посидят там перед смертью.
-- Подожди, -- сказала Немона. -- Я хочу знать больше об этом человеке.
-- И она снова повернулась к Тарзану: -- Итак, ты пришел убить меня?
Голос ее звучал спокойно, почти ласково. В этот момент женщина
напоминала кошку, играющую со своей жертвой.
-- Возможно, они выбрали подходящего человека для этой цели: ты
выглядишь как могучий воин, готовый к совершению любого ратного подвига.
-- Убийство женщины не является ратным подвигом, -- ответил Тарзан. --
Я не убиваю женщин. Я пришел сюда не для того, чтобы убить тебя.
-- Тогда объясни, ради чего ты появился в Онтаре?
-- Я уже объяснял это дважды вот этому старику с красным лицом, --
ответил Тарзан и кивнул в сторону Томоса. -- Спроси его; мне уже надоело
объяснять это людям, решившим меня убить.
Томос затрепетал от ярости и обнажил наполовину свой кинжалоподобный
узкий меч.
-- Моя королева, позволь мне убить его, -- закричал он. -- Позволь мне
отомстить за оскорбление, которое он нанес моей любимой правительнице!
Глаза Немоны загорелись недобрым огнем, когда Тарзан произнес свои
слова, но внешне она оставалась бесстрастной.
-- Спрячь свой меч, Томос! -- холодно приказала она. -- Немона способна
сама определить, когда ей нанесено оскорбление и какие меры нужно
предпринять. Этот малый действительно неисправимый, но мне кажется, что он
оскорбил не меня, а Томоса. Тем не менее, его дерзость не должна остаться
безнаказанной. А кто другой?
-- Он из охраны храма, зовут его Фобек, -- объяснил Эрот. -- Он
оскорбил Тооса.
-- Зрелище, когда эти двое сразятся один на один на Поле Львов,
доставит нам огромное удовольствие, -- решила Немона. -- Пусть только они
сражаются тем оружием, которое дал им Тоос. Победителю -- свобода, -- она
задумалась на мгновение, -- но свобода ограниченная. Уведите их!
ГЛАВА VIII
Тарзана и Фобека снова отвели в ту каменную дыру, где они сидели
раньше. И вновь человеку-обезьяне не удалось бежать: воины, сопровождавшие
их, удвоили бдительность. Их сурово предупредил Эрот, поэтому два копья
постоянно были нацелены на Тарзана.
Фобек хранил угрюмое молчание. Поведение Тарзана во время допроса в
зале, его равнодушие к величию и могуществу Немоны коренным образом изменили
былые оценки храбрости человека-обезьяны. Теперь Фобек понимал, что этот
парень был или очень смелый человек, или последний дурак. И вот с этим
дикарем ему придется сразиться на следующее утро на Поле Львов.
Фобек, конечно, был глуп, но его прошлый опыт научил его кое-как
разбираться в психологии смертельного боя. Он твердо знал, что, когда
мужчина вступает в бой и боится своего противника, можно считать, что он уже
частично связан и отчасти признает свое поражение. Теперь Фобек не боялся
Тарзана -- он был слишком глуп и невежествен, чтобы испытывать страх. Стоя
на пороге поражения и смерти, он мог бы испугаться или даже струсить, но
Фобек был слишком самонадеян, чтобы представить в своем воображении подобный
исход, хотя такая мысль смутно закрадывалась ему в голову.
