сохранился, и мне кажется, это не самый плохой процент в
нынешнем молодом поколении... Может быть, на него в глубине души
и надеешься, более, чем на всех остальных... Потому что
большую-то историю, в таком вот, стратегическом плане, все-таки
делают ведь не бизнесмены, а люди высокого интеллектуального
уровня, умеющие и мечтать, и философствовать, и смотреть вперед,
и обладающие воображением большим...
- Не могли бы вы назвать примерно десять книг, которые вы
советуете почитать будущим учителям?
- Ох, советовать... Десять?! Ну... Десять книг они и без меня
знают (смеется). А навязывать свое мнение - я же могу оказаться
очень субъективным. Потом, почему именно учителям? Учителям надо
не десять книг читать, а не одну сотню. И по программе, и сверх
программы. Вообще-то я не уверен, что нормальный учитель может
по-настоящему общаться с ребятами, если он не читал "Трех
мушкетеров" (смеется). Хотя, может быть, эта мысль может
показаться несколько... легкомысленной.
- Часто ли вы перечитываете книги, которые вам еще в детстве
нравились, и вообще, хорошие книги?
- Да, часто перечитываю. Я люблю перечитывать Марка Твена...
Стивенсона, например, могу перечитывать... Вплоть до того, что
даже "Приключения Буратино". Хотя эту книжку сейчас уже и
принято ругать и кричать, что Алексей Толстой содрал с
"Пиноккио", это самостоятельное произведение... "Алые паруса"
перечитываю - недавно вот, мне подарили новое издание Грина, так
опять открыл, почитал...
- Ваши любимые книги, фильмы, музыка? Были ли среди них такие,
которые в определенный период резко меняли вашу жизнь,
мироощущение, взгляды, позицию, а также способствовали тому, что
вы начали писать?
- Сразу трудно ответить, потому что может случиться, что
назовешь что-нибудь не то. Из музыки - Пятая симфония
Чайковского и Восьмая соната Бетховена. Из фильмов - старый,
довоенный вариант "Детей капитана Гранта" и экранизация рассказа
Олдриджа "Последний дюйм". Из книг: среди множества любимых книг
- все-таки это книги Паустовского, ибо они сделали в душе
поворот, который способствовал тому, что я начал писать. Это был
могучий стимул, катализатор - можно назвать как угодно. Решающий
фактор.
- С какими писателями вы лично знакомы, может быть, дружите?
- Я не могу сказать, что я очень дружен со знаменитыми
писателями. Знаком я со многими, потому что я неоднократно бывал
на писательских съездах, на банкетах и на разных конференциях,
встречался, и беседовал, и все прочее. Но сказать, что я с
кем-то дружен... У меня были очень хорошие отношения с Радием
Петровичем Погодиным, но, к сожалению, его уже нет. Я был
достаточно близко знаком с Анатолием Алексиным, но он, говорят,
отправился сейчас жить за кордон. То есть, я с ним был знаком не
по-дружески, а скорее как-то по-деловому. Встречался я со
многими писателями: и с Михалковым, и с Барто, и с Кассилем - с
детскими, пожалуй, со всеми, но едва ли это можно назвать
приятельскими отношениями и дружбой. А мой дружеский круг крайне
узок. В Свердловске нас было трое: Пинаев, Бугров и я. И вот
Бугрова нет... И вот остались мы с Евгением Ивановичем Пинаевым
вдвоем. Он хороший писатель, пока, по-моему, еще мало читаемый и
мало признанный, в силу того, что наша издательская политика к
писателям нынешним и русским, если только это не громкие и не
скандально известные имена, относятся пренебрежительно. Так же и
к нему. Но я думаю, что со временем все встанет на свои места.
- Кого из фантастов вы цените, какие их произведения.
Отношение к жанру фэнтези, к Толкину, к толкинистам, к Ефремову?
- К Толкину и к толкинистам я отношусь с почтением и
пониманием, но Толкин, все-таки, далеко не самый любимый мой
писатель. Мне в чем-то он кажется, может быть, слишком растянут,
может быть, старомоден, может быть, в плане сюжета его
произведения не очень выстроены. Пусть не побьют меня камнями
те, кто влюблен в Толкина, я вполне разделяю их любовь и понимаю
их - все-таки это целый мир, это своя страна, куда можно уйти и
где можно жить по-своему. Естественно, я не оригинален в своей
любви. Я люблю Стругацких, причем, я помню, купил в Москве их
первую книжку - "Страна багровых туч", прочитал и потом так этой
любви ни разу не изменял. Конечно, это был сразу новый уровень
нашей фантастики, человечной, по сути дела. Там прежде всего
человек, в отличие от всех других. Самый любимый из зарубежных,
это, конечно, Брэдбери. К фэнтези я отношусь с величайшим
почтением и любовью. А в общем-то у меня достаточно много
любимых авторов, которых я читаю с удовольствием. Но я никогда
не ставил себе задачу отгородиться за счет фантастики от другой
литературы, понимая, что твердой грани между ними нет и быть не
может. Чем не фэнтези "Ночь перед Рождеством" Гоголя? Или
"Гробовщик" Пушкина? Или "Пиковая дама"? К Ефремову я отношусь
очень хорошо, но меньше всего у него люблю "Туманность
Андромеды". А больше всего мне нравится то, что он писал до
"Туманности Андромеды", его рассказы, "Путешествие Баурджеда",
"На краю Ойкумены". Мне кажется, что в "Туманности Андромеды" он
оказался слишком в рамках социальной заданности, и его общество
будущего, уже тогда, когда я еще молодым человеком прочитал,
показалось мне малопривлекательным. Что-то в нем было от... я не
знаю, "от казармы" - грубое слово, я не хочу обижать Ивана
Антоновича, но, что-то от такого вот социализма, с его
обязательным уставным режимом... Это мне показалось немножко
неприятным. Космические сцены и эпизоды там очень хороши, а где
он описывает быт на нашей коммунистической планете - что-то мне
туда не захотелось.
- Как вы относитесь к Штильмарку, Солженицыну, Булгакову?
- К Солженицыну я отношусь индифферентно, сразу скажу. Я
понимаю значение Солженицына в истории русской литературы, в
разоблачении всех жутких репрессий, понимаю его могучую,
колоссальную работу, и его заслуги перед Россией и перед
литературой, и ни в малейшей степени не хочу сказать ни одного
худого слова в его адрес, но как писатель, как литератор, он не
вызывает у меня восторга, прямо скажем. Хотя и резкого неприятия
тоже не вызывает. Поэтому я индифферентен. Штильмарк? Ну, я знаю
у Штильмарка две вещи: "Наследник из Калькутты" и "Повесть о
Страннике Российском", так, по-моему, называется? Штильмарк мне
нравится, и его "Наследник из Калькутты"... я помню, я был
студентом, и мне надо было готовиться к экзаменам, по-моему, за
четвертый курс, а я вместо этого целую ночь читал запоем эту
книгу, вымененную в магазине "Букинист" на какую-то другую... И
сейчас иногда перечитываю, хотя, конечно, понимаю, что это,
может быть, и не высокая классика в общепринятом понимании, но,
с другой стороны, и "Три мушкетера" тоже не высокая классика,
но, это все равно классика. И Штильмарк сделал очень много в
русской приключенческой литературе. Что касается Булгакова - то
это есть Булгаков, тут и говорить нечего, я когда прочитал, для
начала, "Мастера и Маргариту", я был ошарашен, влюблен, поражен.
- Что из вещей Стругацких вам нравится больше всего? А что не
нравится, или не очень нравится?
- Я не могу сказать, что мне у Стругацких что-то не нравится.
Я просто могу догадываться, что есть вещи, которые другим
читателям покажутся сложными и не понравятся, особенно из
последних. А в общем-то мне, как память о молодости, все-таки
более всего близки "Трудно быть богом", "Понедельник начинается
в субботу", "Далекая радуга" - эти повести светлые, и прочее...
Хотя я знаю, что сами Стругацкие бывали - может быть, Борис
Натанович и сейчас - бывали недовольны, когда люди говорят о
своих симпатиях к их ранним вещам и мало ценят последующие -
более философские, более глубокие, но в то же время более
сложные и, мне кажется, более рассчитанные на элитарного
читателя.
- А как вы относитесь к "Гадким лебедям"?
- Хорошо отношусь, мне нравится...
- Что вы думаете относительно "Рыцарей Сорока Островов" и
других вещей Лукьяненко?
- Знаете, есть такое модное слово в современной политике -
неоднозначно. Что-то мне в этой книге нравится, что-то мне не
нравится. Мне, все-таки, основная идея этой книги кажется
чересчур жестокой. Не сам показ того, что дети могут воевать с
детьми и могут быть жестокими - это и так на каждом углу - а то,
что автор (у меня такое впечатление, что, может, это против его
воли) преподносит это как явление логичное и вполне
естественное. А мне все-таки кажется... Я согласен с мнением
любимого мной, к сожалению, в этом году умершего Радия Погодина:
я, говорил он, зная, что такие вещи могут быть, все-таки не
смогу писать о том, как, скажем, пятиклассник повалил
второклассника и бьет его ногами. Хотя знаю, что это есть, и
никуда не денешься, но для моего героя это противоестественно.
Поэтому я ничего не могу сказать.
- А как вы считаете, как бы развивалась ситуация, если бы
такие условия были действительно созданы?
- Как бы развивалась ситуация? Видите, мне очень трудно
говорить об этом, потому что, если бы возникла такая ситуация, я
поставил бы туда своих героев, а не его героев, и мои герои
повели бы себя иначе.
- Насколько реалистична ситуация, которая сложилась в романе
Лукьяненко, которая описана?..
- Вы знаете, она, честно говоря, производит впечатление
достаточно реалистичной, в общем плане - такая ситуация
возникнуть могла. Но отдельные сцены - вот этой неожиданно
возникающей жестокости и этой крови неоправданной - мне кажется,
чересчур все-таки нелогичны. То есть, ребята того
интеллектуального уровня, который писатель показывает у своих
героев, вели бы себя, наверное, все-таки гуманнее.
- Но Лукьяненко не показывает высокий уровень всех, он говорит
в основном про интеллектуальный уровень главного героя... Там
разные есть...
- Ну, разные, но и остальные у него более-менее интеллектуалы.
Да, еще мне там линия вот этого мальчишки-шпиона - помните? -
она мне показалась недостаточно завершенной и излишне банально
законченной. Потому что... так кончают те герои, с которыми
автор не знает, что делать. То есть, у него не хватило, видимо,
или опыта, или желания, или умения как-то более-менее
психологически до конца разрешить эту драму. Он просто-напросто
убрал его, как шахматную фигуру с доски.
- Кого из детских писателей - наших и зарубежных - вы можете
выделить, какие их произведения?
- Я не знаю хорошо зарубежной детской литературы. То, что я
читал, представляется мне достаточно прямолинейным и даже
примитивным, может быть, потому, что у них образ жизни более
благополучный. Я имею в виду те книги, которые я читал о
школьниках, о реальной жизни. Все там как-то разложено по
полочкам. Больше всего я люблю, конечно, Астрид Линдгрен, и не
за ее забавность, сказочность сюжета, а за попытку как-то
прорваться в детскую душу. Взять "Мио, мой Мио!" - там ведь тоже
духовное одиночество. И "Братья - Львиное сердце". А из наших...
все-таки, на голову стоящим выше остальных мне представляется
Радий Погодин, со своим "Ожиданием", с его последними вещами.
Владимир Железников писал много и хорошо, но, по-моему, сейчас
он как-то... Или издатели почему-то списали его в адрес
писателей "той эпохи". И не понимают, что многое, о чем он
писал, очень важно и интересно и сейчас.
- Как вы вообще оцениваете состояние дел в российской детской
литературе?
- Хорошая была литература, детская советская литература.
Несмотря, на излишнюю пропаганду коммунистических идей, она
все-таки была очень психологична, очень богата проблемами, очень
богата интересными героями. По своему литературному уровню,
чисто профессиональному, она, мне кажется, была гораздо выше
детских литератур других стран. Но у нас же как пойдут
крушить-ломать... То храмы, то театры, то не знаю что... Так же
и тут - начали бороться с социалистическими идеями, а покрушили
и все остальное. Где она сейчас, наша российская детская
литература? Я не могу всерьез воспринимать произведения... а,
