Нет, пардон, двадцать девять: один - твой... За неполученную прибыль надо
отвечать. Кредит не дадут? Директор не подпишет? Уже подписал, кого ты
"грузишь"! Сам же говорил, что он на неделю в командировку умотал - тебе,
умнику, доверился. Сидеть ему с тобой на соседних нарах! Только ему
бесплатно, а тебе за миллион. Мы слово держим. И "валить" тебя никто не
собирается. Ты нам живой нужен". Как же! Вартан на меня уже и внимания не
обращает: похаживает по офису, комбинацию следующую прорабатывает. Сразу
видно, это дело у них не первое. Дураков-то на его век хватит. Красуется:
то зажигалкой золотой чиркнет, то "вальтер" в руках покрутит. "Именной", -
хвастается. Бежать надо. Директора нет, а без него сработает их
комбинация. Все бумаги подписаны, а они, я слышал, еще подослать кого-то в
универмаг собираются. Если главбух в сомнение впадет - подмазать,
ускорить. Сунут ей что-то, чтоб не суетилась. Меня эта кошелка дряхлая
ненавидела. За то, что молодой, а из ранних. В общем, решился. Выхватил
"вальтер" из кармана у Вартана, когда он меня из офиса провожал. Нагло
вел, не боялся за спину отпустить. Остальные еще только собирались - сейф,
комнаты запирали. Я его и трогать не хотел, знал, что по гроб жизни не
отмажусь. Но он и глазом не моргнул, гад, и прямо на меня катит. Надо было
подождать чуток, пока подальше отойдем, да как ждать - машина рядом,
втолкнут, и не пикнешь. Идет он на меня, лапищей волосатой поигрывает.
Другая за спиной где-то, и - глядь - со вторым стволом выныривает. Я
выстрелил - он сразу и рухнул. Бросил я к чертям "вальтер", перескочил
через Вартана и давай Бог ноги. Пока они вокзалы перекрывали, я - на
переговорный пункт, за угол, чтоб далеко не бегать. Позвонил к себе в
универмаг - контракт и застопорили. Вовремя. По крайней мере, хоть не
мафии досталось...
- Ты думаешь?
- Посмотрел бы я на тебя на моем месте. Так вот, на вокзал я и
соваться не стал, от телеграфа за угол - и в Управу, сдаваться. Чин чином,
под протокол, чтобы втихаря не выдали... за наличные.
- Ты и впрямь решил, что твой Вартан - и царь, и бог. Да кто с ними
из людей в чинах связываться станет?
- Фамилий не знаю, врать не буду. Но держали в тюрьме "на тройниках",
как положено. Однако не успел оглянуться - перевод в психушку, кругом
санитарские морды со "скатками". Контроля никакого! В любую минуту может
случиться...
- Что, Павел Михайлович? Сенсации не получилось?
Лейтенант Родюков возник незаметно и, как всегда, вовремя. Поводов
для этого было предостаточно. Невысокий, начавший лысеть, с мелкими
чертами лица, густо усыпанный веснушками, впечатление он производил
приятное и на первый взгляд казался простецом. Это импонировало, и не
только коллегам. Умение по душам поговорить с кем угодно уже не раз
сослужило лейтенанту неплохую службу. Постоянно накапливался опыт,
вырабатывался профессионализм.
Но, как ядовито заметил однажды Строкач лейтенанту, уж очень
постепенно.
- Да, Игорь, пока что без шумных разоблачений. Но на Гуся я всерьез и
не ставил. При его уме, уравновешенности и полной сосредоточенности на
своем деле, не с руки ему возиться с чужими девицами.
- Даже с женой своего охранника?
- Ну, положим, Игорь, не своего. Владимир Евгеньевич и
собственноручно вполне охраняется, Да и рэкетиры его не трогают, хотя за
концерт, думаю, получает он не меньше исполнителя. И на здоровье. Не мне
судить о вокальных дарованиях Сероусова, но организовать певцу рекламу,
расчистить дорогу и сделать имя - талант не меньший. Но если бы только
Сероусов! Своих овечек товарищ Гусь стрижет исправно.
- Хорош!
- Неплох. А если и плох, то лишь с сугубо пролетарской точки зрения.
Кстати, алиби у него солидное.
- И что за свидетелей он нашел?
- Не то слово, Игорь, - это они его отыскали. Из тех, кто на таких
концертах бывает по долгу службы.
- Никак коллег где-то Гусь выкопал?
- Бери выше. Вот, познакомься: показания капитана спецслужбы Чеховца.
Отсюда: "Гуся я знаю давно, по моей просьбе он..."
- Да, не слабо.
- То-то. Кстати, где и когда они с Гусем познакомились, Чеховцов
отвечать отказался, сославшись на профессиональные секреты, и посоветовал
мне этот вопрос замять. Заверил, что Гусь все второе отделение просидел
рядом, это может подтвердить и супруга капитана.
- Допрашивали?
- Ты и допросишь. Думаю, это уже не принципиально. Повестку на завтра
на девять я Чеховцовой передал с мужем. Эти - точны.
- Считаете, нужно?
- Сейчас все годится.
Разговор с отчимом Кроновой Строкач взял на себя. Асин помаячил на
пороге и, нетвердо ступая, приблизился к столу майора. Сел на стул - и
словно растекся на нем.
- Глубоко сочувствую вам, Илья Ефимович. Признаюсь, навидался я в
своей жизни смертей, но всякий раз особенно тяжело, когда гибнут молодые,
красивые.
- Спрашивайте, ведь за этим вызывали?
- Да, разумеется. Меня интересует последний день вашей падчерицы.
Начнем с вечера, с концерта - непосредственно перед убийством.
- Я Нину дочерью считал, и слова такого - "падчерица" - у нас сроду
не водилось. Любил я ее. С матерью Нины познакомился по объявлению,
специально искал, чтобы с ребенком. Своих детей Бог не дал. Тряслись над
ней, пылинки сдували. Только повзрослела она, все переменилось. А уж когда
с Сашей разошлись... Жила с кем-то там... не знаю, только дома не часто
ночевала. Ну, думаю, солидный мужчина - одеваться Нина стала так, что мы
при всем желании не смогли бы ее так баловать. И деньги легко бросала, не
жалела, так что иной раз у нас на такси сотенную стреляла. А порой она нам
пыталась сунуть, и много, да мы не брали. Кавалер ее, видно, не скупился.
Но и конфликты у них тоже, случалось, бывали. Плакала так, что душу рвала.
Изнервничалась вконец, таблетки пошли, как-то пузырек нашатыря я у нее
заметил. Это в ее годы сознание терять! А на концерте во Дворце она и
вовсе была не в себе. Я как увидел ее, сразу понял: что-то здесь не то.
Она и вообще в такие места не ходок, не говоря уже о том, чтобы за
билетами толкаться. Хотя, может, из любопытства: Веню мы знали мальчиком,
жили на соседних улицах. Они с Ниной учились в параллельных классах.
Только он после восьмого в училище ушел...
- Давайте начнем все-таки с последней встречи.
- С Ниной? Ну да, да, конечно... Да что встреча? Я поразился, когда
Нину увидел. Вернее, это она меня высмотрела, помахала рукой. Я почему-то
сразу встревожился. Оставил своего парнишку на пульте, подошел, она
попросила за кулисы проводить. Я спорить не стал - она всегда сама свой
выбор делала. Там я и Сашу заметил - волком смотрит. А с чего ему
радоваться? Больно мне стало. А знал бы, что к гибели идет...
- Для нас очень важно то, что вы говорите. Тот, кто убил, - опасная,
кровожадная тварь, его необходимо немедленно остановить.
- Да, я знаю, он и Ежика убил. В общем, отделение началось, я
проверил - все на месте, оставил осветителя и спустился к уборной
Сероусова. Почему-то хотелось еще раз взглянуть на Нину.
- Как долго вы устанавливали свет?
- Да минут десять, не больше. После третьего номера я уже и
спустился. Честно говоря, работа шла кое-как. Еще издали, с лестницы,
увидел Ежика, он шел не к сцене, а в глубь служебного коридора. Подумал:
ох, и влетит ему. Сероусов не спустит, что с поста ушел. Ежик тоже это
знал. Ну, значит, спустился я это с лестницы, за угол заглянул - вижу,
Саша здесь, дверь гримуборной подпирает. Ага, думаю, сменялись, а почему
тогда Ежик не на сцену пошел?
- А что, у Кронова был ключ от уборной Сероусова?
- Как будто нет. Хотя - кто его знает? Замки у нас ни к черту, ключи
гуляют, да никто за этим нынче и не смотрит. Гастролеры все с охраной,
начхать им на замки.
- Он там все время находился?
- Бог его ведает. Заметил меня, рукой махнул. Ну, мне не по себе
стало. Виновата Нина была перед Сашей, что поделаешь. Простой парень, не
всем же деньги мешками грести.
- А что, Кронов зарабатывал мало?
- Раньше - немного. Здесь получше, но в пределах.
- То есть?
- Ну, далеко ему было до тех, кто на сцене.
- Так что все-таки делал Кронов у дверей уборной Сероусова?
- Вы это на Сашку грешите? Бросьте. Чего быть не может, того не
может. Он Нину по-настоящему любил...
Тусклого света круглосуточно горевших над дверями камер ламп как раз
хватало, чтобы видеть узоры трещин и натеки грубо заглаженного бетона.
Здесь бессонная мысль и память - единственные доступные развлечения. Они
же и боль, и тоска. Всякие желания подавлялись еще в первые дни, кроме
желания выжить или покинуть гостеприимную лечебницу, что в конечном счете
- одно и то же.
Большинство оказавшихся здесь совершили преступления против личности.
Попадались такие монстры, что ставили в тупик и следствие. Вопрос стоял не
об их нормальности, а скорее, о том, действительно ли принадлежат эти
существа к роду Ноmo sapiens.
Над нежеланием Кронова "косить" под психопата или "вялого" шизика
многие искренне потешались. Может, он и в самом деле рехнулся с этой своей
нормальностью? Убийство двух человек, заранее спланированное и с
отягчающими обстоятельствами - верная "стенка". Заверения Кронова в своей
невиновности мало кого интересовали и могли вызвать разве что кривую
ухмылку.
- Ты мне лапшу можешь не вешать. Ну, не "мочил", не "мочил", отстань
от меня. Да я бы всех отсюда повыпускал. Валите, мальчики, гуляйте. И
девочки. Эх, какие девчонки здесь чалятся! Умереть и не встать! Я здесь
уже четвертый раз, а все не "обвенчают" никак.
Длинный, тощий, с выпирающими мослами, Гриша Чигирин лежал на спине,
вытянувшись, как покойник, и умудрялся не разжимая тонких бескровных губ
отправлять слова строго по назначению. Сказывалась богатая практика. Число
Гришиных возвращений в лечебницу не шло ни в какое сравнение с количеством
обычных тюрем, где он успел погостить. Раньше Гриша спокойно мотал
отмеренные сроки, не балуя следствие откровенностью и сознаваясь в
содеянном лишь после долгих препирательств, загнанный в тупик. Однако в
последний раз старуха, которую он пытался ограбить, неожиданно подняла
такой крик, что Грише пришлось призвать ее к порядку.
Злополучная бабка умудрилась испустить дух, угодив после Гришиного
толчка виском об угол шкафа. Вот и пришлось опытному Грише искать спасения
у психиатров. Путь он выбрал не самый легкий, это было ясно с самого
начала. Тертый жизнью, он прекрасно знал о тяжелых последствиях
психиатрической лечебницы, действительность же превзошла ожидания. Так что
он уже колебался, раздумывая, не свалить ли обратно, в нормальную тюрьму.
От "стенки", может, и удастся отвертеться, а здесь точно до смерти
заколют. "Я торчу уже от одного слова "пункция", - шелестел Гриша серыми
губами.
- Как слива в заднице, - без всякого выражения резюмировал Кронов.
От здешнего фольклора мутило, и старым хохмам никто даже не улыбался.
Всякое упоминание зада ассоциировалось с беспрестанно ноющими, взбухшими
инфильтратами ягодицами и с тем, что до следующей дозы серы осталось
совсем недолго. С новой болью мысли о свободе туманились, уходили.
Оставалась голая физическая мука.
В эти ночи не спала и восемнадцатилетняя Оля Гудина. Страх, отчаяние,
надежда смешались в ее хорошенькой головке, но дни шли за днями, и ничего
не менялось.
- Что с тобой, маленькая? Не изводи себя, нельзя же так...
