и там жили немцы -- народный гнев углядел в сией разнице правленье поляков.)
Это с землею. Деньги ж в наших краях шли от торговли в рижском порту.
Рига стояла на нашем -- правом берегу Даугавы, но почти что все немцы
платили налог польскому королю. И чтоб поляки не зарились на богатства
Лифляндии, нужно было, чтоб наш бургомистр -- не был немцем.
Тоомас Бенкендорф к той поре жил с ливинкой, а сын его взял в жены
латышку. Никоим образом эта семья не могла, да и не обязана была давать
Присяги полякам. Так Тоомас стал бургомистром. А так как его правление было
умелым и милостивым, народ стал на его сторону. (А чего вы хотели, -- мать
-- эстонка, жена -- ливка, невестка из латышей! Да весь простой люд был
горою за нового бургомистра!)
Не прошло и трех лет этакого правления, как Тоомас Бенкендорф обЦявил
свою Ригу -- "Вольною" и пригрозил выгнать из города непослушных баронов.
Распря кончилась тем, что новый Платтенберг посвятил двоюродного дедушку в
рыцари, Бенкендорфы стали писать себя через "фон", а Рига -- так и осталась
теперь "Вольным городом".
Бенкендорфы же стали ее бессменными бургомистрами.
Многие древние роды начинают таким славным образом, но потом мельчают у
нас на глазах. Бенкендорфы ж всю жизнь "горячат" Кровь с латышками, ливками,
да эстонками. Выбирают они самых шустрых, веселых, да умных девушек, так что
немудрено, что мы стали "Жеребцами Лифляндии". Мужики от земли всегда
крепче, да ядреией всяких там вырожденцев с прокисшею кровью, так что вскоре
мы подмяли под себя всю Лифляндию.
Сему помогло то, что древние немецкие роды жили в Курляндии, а к нам
перебирались младшие дети семей, обнищалые, да просто разбойники. Такие
немцы не решались оспорить у "мужицкого рода" главенство в Лифляндии.
Да и простой люд всегда знал, что сегодня их девочка поднесла ковш воды
-- барону напиться, а завтра вся их семья может жить за счет баронессы. А
если не баронессы, так хотя бы -- "народной жены" Бенкендорфа.
Когда началась Реформация, латыши углядели в ней повод восстать против
ненавистных поляков. Но Польша тех дней была в самой силе -- поляки жгли,
убивали, резали и насиловали кого, когда и за что хотели. Курляндцы,
привычные жить под польским ярмом, склонили пред врагом свою голову и...
перестали быть латышами.
Согласно Указу тогдашнего польского короля - Яна Батория каждая из
пленных латышек обязана была родить от поляка. А мужиков победители убивали.
Или оскопляли. Иль принуждали доказать "женское естество" на древне-римский
манер.
Этому есть печальное обЦяснение. Если Германия поднимается за счет
трудолюбия немцев, внедрения передовых технологий и прочего, а Россия сильна
открывательским духом, способностью русских освоить совершенно непригодные к
жизни пространства, то Польша обязана всем -- Черной Смерти.
Эпидемия быстротечной чумы, унесшая в XIV веке три пятых населенья
Европы, не затронула Польшу. Оказалось, что "моровые язвы" - чума, тиф,
холера милуют почему-то поляков (и отчасти -- чехов). За счет этого Польша
раскинулась в те времена "от моря до моря". Других же полезных качеств у
сего народа попросту нет.
Любой человек, прибыв в Германию и привыкнув к немецкому образу жизни,
становится немцем. Для этого нужны лишь точность и аккуратность. Тысячи
иностранцев, прибывая в Россию, и усваивая ее жизнь, становятся русскими.
Будьте посмелей, да "чуток не в себе" и у вас все получится!
Но как выработаешь в себе устойчивость к чуме, да холере? Стало быть
поляк появится лишь после ночи с поляком, или полячкой! Вот вам и корень
сего "ополячиванья".
Это все легко писать на бумаге. В реальной же жизни... В дни Ливонской
войны латышей-мужиков сгоняли в что-то вроде хлевов, заставляли работать до
смерти и ждали пока они не помрут. Баб же поляки насиловали до полусмерти,
чтоб они родили им полячат. Они надеялись, что поколение с польской кровью
перестанет бороться с поляками. Их мечты оправдались. С той поры Курляндия
стала польской провинцией.
Но в Лифляндии нет тех полей с перелесками, в коих вольготно польским
уланам с гусарами. И мои предки, привычные к дракам с баронами, да личной
свободе, забрались в леса, получив прозвище "мохоеды". (Я умею готовить
блюда из моха, коры, слизняков, да лягушек -- меня научили
старики-протестанты. Они говорят, "сей вкус - у Свободы".)
Возглавил же протестантов мой предок. Пятнадцатилетний барон -- Карл
Иоганн фон Бенкендорф. Вскоре на помощь ему пришли шведы, но для
протестантов Иоганн -- символ борьбы латышей. (Нынче "лесные братья", борясь
против русских, носят на груди образок с ликом Иоганна Бенкендорфа.)
В конце позапрошлого века шведский король Карл XII придумал Редукции,
по коим имущество должников отходило к шведской короне. В Лифляндии все
земли -- убыточны, так что разорились сразу же все. Тогда очередной
бургомистр славной Риги Карл Юрген фон Бенкендорф поехал в Стокгольм просить
отмены Редукций. Там его просьбу приняли, как мятеж и отрубили прапрадеду
голову. Лифляндия взорвалась.
Россия в ту пору думала воевать с Швецией, но восстанье в Лифляндии
ускорило дело. Увы, меж нами и русскими лежала Эстляндия -- крайне шведская
по своим корням и пристрастиям. Русские сие не учуяли и Северная война
началась с разгромного пораженья России под эстляндскою Нарвой. (Войска
русских не были готовы к войне и Петр, идя к нам на выручку, переоценил свои
силы.)
Но и шведы недооценили событий в Лифляндии. Торговля по Даугаве была
перерезана и вся Прибалтика стала шведам в убыток. А война в местных болотах
истощила шведскую армию. Венцом же нашей нелюбви к скандинавам стала
Полтавская битва.
Средь сражения немецкие полки Шлиппенбаха напали на шведов с фланга и
тыла. Те попали в полное окружение и были без счету истреблены русскими и
лифляндцами. В благодарность за это лифляндские лидеры получили чины в
русской армии, а правителем всей Лифляндии назначен мой прадед -- Карл Иосиф
фон Бенкендорф.
Кроме того, Лифляндия получила от русских "Свободу", коя заключается в
том, что русские не смеют ставить хоть кого-либо на самый мелкий пост в
нашей стране. Так правление Бенкендорфов закрепилось указом Петра.
И мы с той поры Верой и Правдой служим России и дому Романовых.
Свадьба прошла по-семейному. С нашей стороны были Эйлеры. Сам Леонард
Эйлер, а также все его сыновья с семьями. Математик и механик Иоганн
Альбрехт, по чьим эскизам делались в ту пору мосты в Империи со своим зятем
- Александром фон Кноррингом (будущим тифлисским генерал-губернатором).
Личный врач Ее Величества Карл со своими зятьями -- доктором Шимоном
Боткиным и батюшкой царскосельского прихода Михаилом Сперанским. А из
Сестрорецка прибыл астроном и главный оружейник Империи генерал-лейтенант от
артиллерии Кристофер Эйлер, который в ту пору стал директором тамошнего
завода. (Вскоре у моего деда Кристофера появится новый, молодой секретарь и
зять - Алексей Андреевич Аракчеев.) Мир - тесен.
Со стороны Шеллингов присутствовала одна моя бабушка - Государыня
Императрица Екатерина Великая, а со стороны жениха - его мать Софья
Елизавета Бенкендорф (бонна Наследника Павла), урожденная Ригеман фон
Левенштерн, с дочкой и зятем - Арсеньевыми (дедом и бабкой моего племяша -
Миши Лермонтова). С четвертой стороны не было никого. (Бенкендорфы не ездят
в Россию.)
Весной 1781 года в Риге в фамильном доме семейства Бенкендорф родился
мальчик, которого назвали "в честь сына Наследника Павла" - Александром
Бенкендорфом. Просто Александром, без Карла. На этом настояла бабушка
мальчика Софья Елизавета -- она ненавидела Бенкендорфов и сказала: "В моем
доме не будет сих мужиков -- Карлов!"
Это был не я. Мой старший брат родился форменным идиотом и помер через
месяц после рождения. В 1782 году родилась мертвая девочка и тогда все
вспомнили о "проклятьи фон Шеллингов".
Как я уже доложил, болезнь эта не лечится, но разрешима, если оба
родителя имеют "проклятую Кровь".
Анализы показали, что у матушки не может родиться ребенок от
Бенкендорфа. Их "крови" полностью не совпадали. А все матушкины кузены
остались в Германии, да и не могли они "мараться с еврейкой". (Я уже доложил
о прусском законе по этому поводу.)
Поэтому матушка написала тетке письмо, в коем просила дать ей развод.
Бенкендорф пил, не просыхая, иной раз подымал на матушку руку, не умел, да и
не хотел заниматься ни Ригой, ни латышами и матушка просто устала от всего
этого.
В ответ на сие из столицы прибыл нарочный с приказом немедля явиться на
аудиенцию к самой Государыне.
Матушку вводят в спальный покой. В комнате жарко и душно, - кругом
тяжкий запах жасмина и парафина. На улице уже утро, но здесь -- полумрак
из-за плотных и темных занавесей и мерцанья десятков свечей.
Добрую половину спальни занимает огромный альков с исполинской
постелью, окруженный шкафчиком для белья и туалетными столиками. Впрочем,
постель едва смята, а Государыня сидит за столом в другой части комнаты.
Этот стол завален бумагами, книгами и журналами, а корзинка под ним забита
грязными перьями.
Императрица, сверяясь с какою-то книжкой и не переставая писать,
спрашивает у лакея:
- "Сколько времени?"
Старый и, видимо, опытный раб еле слышно бормочет:
- "Утро, Ваше Величество. Дозвольте, мы приберем. Какой подать
завтрак?"
Государыня с видимым сожалением отрывается от бумаг, слепо щурится на
вошедших, затем встает с кресла, подходит к окну и раскрывает его. Комната
заполняется свежим утренним воздухом. Венценосица с наслаждением дышит и
произносит:
- "Скажи Эйлеру, чтобы что-то придумал. Опять всю ночь глаз не
сомкнула. Клевать мне носом на вечернем Совете! Кто там?!"
Матушка идет ближе, Государыня со свету прикрывает глаза, узнает в
гостье племяшку и машет слугам рукой:
- "Уберите-ка все со стола! И завтрак, пожалуйста, на двоих", - затем
она о чем-то задумывается, подзывает старшего из лакеев и просит, - "Позови
мне давешнего купца. Пусть обождет".
Слуги бесшумными тенями наводят в спальне порядок, а царица с
неприязнью окидывает племянницу взглядом:
- "Я прочла твою просьбу. Неужто я такая тиранка?!"
Матушка немного пугается. Обычно тетка гораздо любезнее.
- "Что вы, Ваше Величество!"
- "Тогда почему ты бросаешь меня? Мне что, - легко выдать тебя за
конкретного идиота, чтоб ты теперь разводилась? Это -- предательство! Какие
у тебя оправдания?"
- "Я не смогла родить маленького. И по семейным приметам я не смогу
разродиться. А без... Все меня обвиняют..."
Государыня понимающе кивает в ответ:
- "А если бы я развела тебя с мужем, оставив на рижском посту?"
Матушка падает на колени перед властительницей. Та усмехается:
- "Стало быть -- тебе нравится Рига. Похвально. Я получила довольно
известий об успехах и не вижу другого на этом посту. Но... Я никогда не
разведу вас. Согласно Указу Петра Великого от 1716 года Лифляндия -- скорее
союзное государство, чем часть нашей Империи. Вплоть до того, что в Риге
может сесть только фон Бенкендорф".
Матушка изумляется:
- "Почему Империя не может влиять на столь крохотную провинцию?"
Бабушка разводит руками:
- "Корень зла в положении Санкт-Петербурга. Сие не окно в Европу, но
гигантская язва. Отсюда нельзя вывезти товара в Европу, а можно только
ввезти. Россия не производит ни машин, ни мануфактуры. Наш груз -- лес,
