с масонами и предоставил им большие средства на организацию заговора против
Павла.
Пален, уговаривая генерала Свечина вступить в число заговорщиков,
говорил ему:
"Группа наиболее уважаемых людей страны, поддерживаемая Англией,
поставила себе целью свергнуть жестокое и позорное правительство и возвести
на престол наследника Великого Князя Александра, который по своему возрасту
и чувствам подает надежды. План выработан, средства для исполнения
обеспечены и заговорщиков много".
В монографии Е. С. Шумигорского "Император Павел I" мы читаем:
"Лопухин, сестра которого была замужем за сыном Ольги Александровны
Жеребцовой, утвердительно говорил, что Жеребцова (любовница высланного
Павлом I английского посла Уинтворта), получила из Англии уже после кончины
Павла 2 миллиона рублей для раздачи заговорщикам, но присвоила их себе.
Спрашивается, какие же суммы были переданы в Россию раньше? Питт, стоявший
тогда во главе английского министерства, никогда не отказывал в субсидиях,
на выгодные для Англии цели на континенте, а Наполеон, имевший бесспорно
хорошие сведения, успех заговора на жизнь Императора Павла прямо объяснял
действием английского золота".
Павел чувствует, что вокруг него творится что-то неладное. Он
подозревает, что существует заговор против него, но не знает, кто враги.
"Было до тридцати людей, - пишет А. Коцебу в своих мемуарах, - коим
поочередно предлагали пресечь жизнь Государя ядом или кинжалом. Большая
часть из них содрогались перед мыслью совершить такое преступление, однако,
они обещали молчать. Другие же, в небольшом числе, принимали на себя
выполнение этого замысла, но в решительную минуту теряли мужество".
"Но отравление не было единственной опасностью, которая ему
угрожала. На каждом вахт-параде, на каждом пожаре (например, в доме
Кутузова), на каждом маскараде, за ним следили убийцы. Однажды на маскараде
в Эрмитаже, один из них, вооруженный кинжалом, стоял у дверей, которые
через несколько ступенек вели в залу и ждал Государя с твердой решимостью,
чтобы его убить".
До Павла дошли, видимо, какие-то слухи о деятельности против него
английского посла Уинтворта, который играл в совершении государственного
переворота точно такую же предательскую роль, каковую в революции 1917 года
играл английский посол Бьюкенен. В конце мая 1800 года Павел приказал
Уинтворту выехать из Петербурга. Но было поздно. Император Павел был уже со
всех сторон окружен заговорщиками.
XV. УБИЙСТВО ИМПЕРАТОРА ПАВЛА I
I
Когда утром 7 марта, за несколько дней до убийства. Пален вошел в
кабинет Императора Павла, он, по его словом, "застал его в размышлении и
серьезным". "Вдруг он спрашивает меня:
- Господин фон Пален, вы были здесь в 1762 году?
- Был, Государь!
- Так вы были здесь?
- Да, Государь! Но что Ваше Величество хочет сказать?
- При вас ли произошел переворот, лишивший отца престола и жизни?
- Я был свидетелем этого, но не участвовал в этом, я был очень
молодым унтер-офицером Кавалергардского полка, но почему Ваше Величество
ставит мне этот вопрос?
- Почему, да потому, что хотят возобновить 1762 год.
Я затрепетал при этих словах, но тотчас овладел собой и сказал:
- Да, Государь, это хотят сделать: я это знаю, ибо сам принадлежу к
заговору.
- Что вы говорите?
- Да, Государь, я принадлежу к этому заговору и должен делать вид,
что принадлежу к нему: мог ли бы я иначе знать, что замышляется, если бы не
делал вид, что принадлежу к заговору. Но будьте покойны. Вам нечего
опасаться: я держу все нити заговора".
Павел сделал вид, что поверил Палену, но известно, что им тайно были
посланы верные лица к Аракчееву и Бринкеру.
Сообщив, с какой целью он состоит в заговоре, Пален посоветовал
Павлу наложить домашний арест на сыновей и привести их к присяге. Павел
поверил или сделал вид, что поверил Палену, чтобы не дать ему понять, что
он подозревает его, и отдал приказ наложить домашний арест на Великих
Князей.
Посоветовав эти меры Павлу, Пален немедленно же обратил их против
него. Встретившись с Александром, Пален показал ему приказ об аресте и дал
понять, что это еще не все худшее, что его ждет и этим вынудил у него дать
согласие на участие в заговоре. Александр снова потребовал у Палена, чтобы
он дал честное слово, что никто не посягнет на жизнь его отца.
Пален, конечно, дал честное слово, что с Павлом ничего не случится,
что его только арестуют. Но это была очередная ложь.
"Я должен признаться, - говорил Пален Ланжерону, - что Великий Князь
Александр сначала не соглашался ни на что. пока я не предложил дать ему
честное слово, что никто не посягнет на жизнь его отца". - И цинично
продолжает, - "Я не был так безрассуден, чтобы ручаться за то, что
невозможно. Но нужно было успокоить угрызения его совести: я наружно
согласился с его намерением, хотя был убежден в его невыполнимости".
Характеристика Ростопчина была абсолютно верна: Пален был настоящий
сын Маккиавелли и настоящий демон интриги. Это был провокатор, равный по
размерам Азефу.
Узнав, что Павел отправил курьера к Аракчееву, Пален задержал его на
некоторое время. А когда Аракчеев прибыл в Петербург, его задержали на
заставе, сообщив, что Император запретил кому-либо въезд в столицу.
II
За несколько дней до убийства Императора гр. Ф. Ростопчин получил от
него депешу, в которой находились торопливо написанные слова:
"Вы мне нужны. Приезжайте немедленно. Павел". Ростопчин выехал в
Петербург, но когда приехал, то увидел Императора уже мертвым.
В день убийства Павел спросил Палена, что он считает необходимым
предпринять для его безопасности. Пален ответил, указывая на комнату, где
находились часовые преданного Павлу полковника Саблукова: "Я не ручаюсь за
то, что может случиться, если Вы, Ваше Величество, не отошлете этих
якобинцев и если Вы не прикажете заколотить дверь в спальню Императрицы".
Павел приказал Саблукову увести своих солдат из дворца и заколотить
единственную дверь сквозь которую он мог скрыться от убийц.
Граф Ланжерон, в своих записках, передает следующий рассказ масона
Кутузова (командовавшего русской армией во время Отечественной войны):
"Мы сидели 11 марта вечером за ужином у Императора. Нас было
двадцать человек за столом. Он был очень весел и много шутил с моей старший
дочерью, придворной фрейлиной, сидевшей напротив Императора. После ужина он
беседовал со мной. Посмотрев в зеркало, которое неверно показывало, он,
смеясь, сказал:
"Удивительное зеркало, когда я смотрюсь в него, мне кажется, что у
меня шея свернута".
Кутузов, также, как и Павел, как и граф Строганов, знал, что через
полтора часа у Императора будет действительно свернута шея, но не счел
нужным предупредить Павла о готовящемся преступлении.
В эту же ночь 60 офицеров ворвались в спальню и зверски убили Павла,
спрашивавшего: "Что я вам сделал? Что я вам сделал?"
Пален явился с караулом только тогда, когда все было кончено. Он и
тут остался верен себе. Если бы убийство не удалось, он бы выступил в роли
спасителя Павла.
"Действительно, - сообщает, например, Бернгардт, - среди тех,
которые хорошо знали Палена, было распространено мнение, что он замышлял в
случае неудачи переворота арестовать Великого Князя Александра вместе со
всеми заговорщиками и предстать перед Павлом в роли его спасителя".
XVI. "ДЛЯ НАС ОН БЫЛ НЕ ТИРАН, А ОТЕЦ"
Император Павел уже два дня лежал в гробу с лицом, закрытым кисеей,
когда прибывший из Парижа курьер привез министру Иностранных Дел следующее
письмо Министра Иностранных Дел Франции князя Талейрана.
"Господин граф.
Курьер Нейман, который везет Его Императорскому Высочеству ответ
Первого Консула, был бы отправлен раньше, если бы (мы) не ждали известия о
прибытии во Францию господина графа Колычева через несколько дней. Теперь у
нас есть уверенность, что он будет в Париже через несколько дней, и я
должен выразить удовлетворение, что пришел момент, когда путем откровенных
и углубленных переговоров обо всех предметах общего интереса будет возможно
укрепить мир на континенте и подготовить свободу морей.
Примите, господин граф, выражение моего высокого уважения.
Шарль-Морис Талейран".
Комментируя это письмо французского Министра Иностранных Дел,
академик Е. В. Тарле пишет в книге "Талейран", каков внутренний скрытый
смысл "в этих вылощенных французских фразах Талейрановского письма,
фатально и непоправимо опоздавшего на двое суток? Речь идет об оформлении
франко-русского соглашения, которое установит прочный мир на континенте, то
есть в понимании Наполеона, с одной стороны, и Ростопчина - с другой,
обеспечит владычество франко-русского союза на европейском континенте".
Когда в Париж пришла весть, что Павел задушен в Михайловском дворце,
Бонапарта охватил яростный гнев:
"Англичане промахнулись по мне в Париже 3 нивоза, (31) но они не
промахнулись по мне в Петербурге", - гневно кричал он.
"Для него, - пишет Тарле, - никакого сомнения не было, что убийство
Павла организовали англичане. Союз с Россией рухнул в ту мартовскую ночь,
когда заговорщики вошли в спальню Павла".
С помощью английского золота, русские дворяне в союзе с масонами
убили того, что впервые после Тишайшего Царя - отца Петра I - снова хотел
стать Царем всего русского народа.
Вельяминов-Зернов так описывает поведение русского шляхетства, когда
утром 12 марта оно узнало, что ненавистный "тиран" убит:
"...В 9 часов утра на улицах была такая суматоха, какой никогда не
запомнят. К вечеру во всем городе не стало шампанского. Один не самый
богатый погребщик продал его в этот день на 66.000 р. Пировали во всех
трактирах. Приятели приглашали в свои кружки людей вовсе незнакомых и
напивались допьяна, повторяя беспрестанно радостные клики в комнатах, на
улицах, на площадях. В то же утро появились на многих круглые шляпы и
другие запрещенные при Павле наряды; встречавшиеся, размахивая платками и
шляпами, кричали им "браво"!"
Войска же, бывшие на стороне Павла, встретили появление нового
императора угрюмым молчанием.
- Да здравствует император Александр! - крикнул сопровождавший
Александра один из заговорщиков, генерал Талызин.
Солдаты хранили молчание.
Зубовы, участвовавшие в убийстве, пытались разъяснить солдатам,
почему они должны радоваться смерти Павла.
Но солдаты продолжали молчать. Нового Императора приветствовал
криками "Ура!" только подшефный ему Семеновский полк. Когда офицеры
говорили солдатам:
- Радуйтесь, братцы, тиран умер.
Солдаты отвечали:
- Для нас он был не тиран, а отец. (32)
"Император Павел, несмотря на всю свою строгость и вспыльчивость,
любил солдата - и тот чувствовал это и платил царю тем же. Безмолвные
шеренги плачущих гренадер, молча колеблющиеся линии штыков в роковое утро
11 марта 1801 года являются одной из самых сильных по своему трагизму
картин в истории русской армии" (А. Керсновский. История русской армии. ч.
I, стр. 157).
"Раньше гвардию очень легко было привести в состояние крика и марша.
Это свидетельствует об инертности солдатских масс, - им было,
приблизительно все равно, что происходит на верхах. Водка и вера в
непогрешимость своих офицеров выводили их из инертности. В убийстве Павла I
- совсем другое. Заговорщики знали, что солдаты любят императора и больше
всего боялись, как бы они не пришли ему на помощь. При самом злодеянии, мы
видим, что двое камер-гусар, стоявшие у входа в спальню государя,
отказываются пропустить сиятельных убийц, за что един из гусар платит
жизнью. Семеновцы, заслышавшие шум, спешат на выручку и подняли бы на штыки
