собою?" - "Собою? - ответил, он и, показывая рукою на небо, прибавил: - "Я
былинка".
Христианскую настроенность души Имп. Николая I, хорошо показывает
резолюция положенная им на всеподданнейшем отчете составленном к
двадцатипятилетию со дня восшествия на престол министерством иностранных
дел. Перед тем, как передать доклад министерства иностранных дел.
Наследнику, Николай I написал на нем: "Дай Бог, чтоб удалось мне тебе сдать
Россию такою, какою я стремился ее оставить сильной, самостоятельной и
добродеющей: нам - добро, никому - зло". В разгар Крымской войны Тютчева
записала в своем дневнике: "При виде того с каким страдальческим и
сосредоточенным видом он молится, нельзя не испытывать почтительного и
скорбного сочувствия к этой высоте величия и могущества, униженной и
поверженной ниц перед Богом".
Глубокая религиозность Имп. Николая I в духе чистого, ничем не
замутненного православия несомненна. И приходится весьма сожалеть, что
Николай I не смог осознать, что основной, решающей проблемой национального
возрождения является проблема восстановления духовной независимости
Православной Церкви, то есть проблема восстановления патриаршества. Это
была центральная проблема, от правильного решения которой зависело положит
ли Россия в основу своего исторического бытия идею Третьего Рима - идею
создания на земле наиболее христианского государства, или после некоторой
передышки снова пойдет по дороге дальнейшей европеизации навстречу
неизбежной катастрофе.
К несчастью для России Николай I не смог осознать всей важности
восстановления патриаршества. Виноват ли он был в этом? Нет, не виноват.
Идея восстановления патриаршества выветрилась ведь не только у
представителей верховной власти, но и у высших иерархов Православной
Церкви. Высшие иерархи Церкви не ставили перед Николаем I решительно вопрос
о скорейшем восстановлении патриаршества. Виднейшие из славянофилов
занимали в этом вопросе совершенно неправильную позицию. Православная
Церковь по мнению славянофилов необходимо освободить от опеки государства.
Синод должен быть уничтожен, но патриаршество восстанавливать не следует.
"Никакого главы церкви, ни духовного ни светского, мы не признаем, - писал
Хомяков в статье "По поводу брошюры г. Лорана".
XVI
С Николая I начинается возрождение монархического мировоззрения у
русских царей. Как и цари Московской Руси, Николай I понимает доставшуюся
ему царскую власть, которую он не искал и не добивался, как Царево Служение
Богу и русскому народу. "Николай I, - пишет член Ордена Русской
Интеллигенции П. Струве в предисловии к работе С. Франка "Пушкин, как
политический мыслитель", - превосходил Пушкина в других отношениях: ему
присуща была необычайная самодисциплина и глубочайшее чувство долга. Свои
обязанности и задачи Монарха он не только понимал, но и переживал как
подлинное СЛУЖЕНИЕ." "Поэт хорошо знал, что Николай I был - со своей точки
зрения самодержавного, т. е. неограниченного монарха - до мозга костей
проникнут сознанием не только права и силы монархической власти, но и ее
ОБЯЗАННОСТЕЙ". Фрейлина А. Ф. Тютчева пишет, что Имп. Николай "Был глубоко
и религиозно убежден в том, что всю жизнь свою он посвящает благу родины,
который проводил за работой восемнадцать часов в сутки из двадцати четырех,
трудился до поздней ночи, вставал на заре, спал на твердом ложе, ел с
величайшим воздержанием, ничем не жертвовал ради удовольствия, и всем ради
долга, и принимал на себя более труда и забот, чем последний поденщик из
его подданных". (А. Ф. Тютчева. При дворе двух императоров.)
Недавно умерший известный писатель М. Пришвин писал в своем дневнике
"Глаза земли": "В детстве после чтения "Песни о купце Калашникове" стал
вопрос: почему Грозный, сочувствуя вместе с автором Калашникову, неожиданно
для читателя награждает его виселицей?" И только теперь появляется ответ:
"Грозный сочувствовал Калашникову, как человеку и хотел бы по человечески
отнестись к нему, но, как царь, должен был повесить". "Я понял это только
теперь, пишет М. Пришвин, - потому что только теперь пришло время
очевидного для всех разделения жизни на человеческое начало, "как самому
хочется", и на должное "как надо". Когда Пришвин писал это
многозначительное признание ему шел восьмидесятый год. Потребовалось сорок
лет большевистских ужасов, чтобы представитель Ордена Русской
Интеллигенции, революционер в прошлом, М. Пришвин понял, наконец, то что
понимали все цари Московской Руси, что понимал двадцатидевятилетний Николай
I приняв на себя великое бремя царской власти. Он также, как и цари
Московской Руси хорошо знал, что основная тяжесть жизни для того, кто носит
шапку Мономаха состоит в том, что он очень часто должен подавлять в себе
свои личные чувства и поступать не так "как самому хочется", а так "как
надо", так как этого требует долг Царского Служения.
Иоанн Грозный повесил Калашникова вовсе не потому, что ему так
хотелось поступить. И Николай I повесил декабристов не потому, что хотел
отомстить им как человек. Как человеку ему, как мы это знаем, совершенно не
хотелось ни отдавать приказа стрелять в восставших, ни вешать главарей
восстания, он поступил не так, "как ему хотелось", а так "как надо", как
повелевал ему царский долг. "Король Людовик XVI, - говорил он, - не понял
своей обязанности и был за это наказан. Быть милосердным не значит быть
слабым; государь не имеет права прощать врагам государства". "Я могу
признаться, - сказал он гр. Лафероне, - в тяжести бремени, возложенного на
меня Провидением. В 29 лет позволительно, в обстоятельствах, в которых мы
находимся, страшиться задачи, которая, казалось, никогда не должна была
выпасть мне на долю, и которой, следовательно, я не готовился. Я никогда не
молил Бога ни о чем так усердно, как о том, чтобы Он не подвергал меня
этому испытанию. Его воля решила иначе: я постараюсь стать на высоте долга,
который он на меня возлагает. Я начинаю царствование, под грустным
предзнаменованием и страшными обязанностями. Я сумею их исполнить." В
написанном 4 мая 1844 года завещании Николай I писал: "Я умираю с сердцем
полным благодарности за все то доброе, которое Он предоставил мне в этой
временной жизни, полной пламенной любви к нашей славной России, которой я
служил верно и искренно, по мере сил моих".
XVII
Императору Николаю I предстояло разрешить те исторические задачи,
которые, в силу разных причин, не удалось разрешить его отцу Императору
Павлу I и его старшему брату - Императору Александру I. Исторический путь,
который мог оздоровить Россию - указал Имп. Павел. Этот путь состоял в
организации национальной контрреволюции против идейного наследства
оставленного революцией Петра I. В зависимости от существующей политической
обстановки, национальная контрреволюция могла иметь характер стремительный,
чисто революционный, или же иметь характер постепенных реформ, преследующих
цель восстановления русских религиозных, политических и социальных
традиций.
Основные цели национальной контрреволюции должны были быть таковы:
Замена политических идей европейского абсолютизма, на которые со
времен Петра I опиралась царская власть, политическими идеями Самодержавия.
Для того, чтобы Православная Церковь снова могла стать духовным
руководителем народа, необходимо было освободить ее от опеки государства,
ликвидировать Синод и восстановить патриаршество. Освободить крепостное
крестьянство. Во всех случаях, когда это предоставляется возможно,
управление с помощью чиновников заменить самоуправлением.
Превращение Русской Европии снова в Русь не обошлось бы, конечно,
без тяжелой борьбы с масонством, европейцами русского происхождения и
крепостниками не желавшими отказаться от владения "крещенной
собственностью".
И в свободной Православной Церкви и в свободном крестьянстве, жившем
все еще идеями православия и самодержавия, царская власть получила бы
сильную опору для борьбы с противниками, восстановления русских
исторических традиций, приверженцами крепостного права, и сторонниками
дальнейшей европеизации.
Взамен масоно-интеллигентского мифа о Николае I "- как "Николае
Палкине", бездушном и жестоком деспоте, не нужно создавать в угоду
"политическим сладкоежкам" миф о Николае I, как царе достигшем чистоты и
глубины монархического миросозерцания царей Московской Руси, ясно
понимавшем какие исторические задачи предстояло ему разрешить, и
поступавшего всегда в соответствии с историческими задачами своей эпохи.
Таким царем Николай I не был. Но обвинять его за это не приходится.
Настоящего национального мировоззрения в эпоху царствования Николая I не
было, такое мировоззрение только развивалось в умах выдающихся людей
Николаевской эпохи: Пушкина, Гоголя, Кириевского, Хомякова, Аксакова,
Достоевского и других. И они тоже - только приближались к национальному
мировоззрению, только начали восстанавливать традиции входившие в состав
этого мировоззрения. Слишком длителен был отрыв русского высшего общества
от религиозных, политических и культурных традиций русского прошлого. В
этом же направлении развивалось и мировоззрение Николая I. Доказательством
этого является появление взгляда, что основой дальнейшего развития России в
будущем должны стать "Православие, Самодержавие и Народность". Появление
этой формулы знаменует отказ от идейного наследства Петровской революции,
идей просвещенного абсолютизма и духовного подражания Европе. Формулу
"Православие, Самодержавие, Народность" провозглашает министр народного
просвещения гр. Уваров. Но провозглашение этой формулы могло состояться,
конечно, только в том случае если Николай I считал ее верной и она отвечала
его взглядам.
Формула - еще не стройная политическая идеология. Появление формулы
"Православие, Самодержавие, Народность" - было лишь зарницей, предвещавшей
зарю Русского Национального Возрождения, свидетельством желания у Николая I
вернуться к политическим принципам русского самодержавия. Но от
провозглашения гр. Уваровым указанной выше формулы до понимания конкретных
задач национальной революции было еще далеко. Лев Тихомиров неоднократно
подчеркивал в "Монархической государственности", что "в отношении
политической сознательности Россия всегда была и остается до крайности
слаба. От этого в русской государственности чрезвычайно много смутного,
спутанного, противоречивого и слабого.... Без сомнения сила инстинкта в
русском народе очень велика, и это само по себе ценно, ибо инстинкт есть
голос внутреннего чувства. Прочность чувства, создающего идеалы
нравственной жизни, как основы политического существования - качество
драгоценное. Но им одним нельзя устраивать государственные отношения. Для
сильного, прочного и систематического действия, политическая идея должны
осознать себя как политическая. Она должна иметь свою политическую
философию.
"Этого у нас никогда не было, - с грустью замечает Тихомиров, -
...при множестве крупнейших, даже гениальнейших работников мысли, Россия
все-таки не обнаружила достаточной степени познания самой себя и своих
основ, для выработки сознательной системы их осуществления. В этом,
конечно, никто не виноват. Это просто исторический факт. Но знать его -
необходимо. Если мы можем получить надежду пойти вперед,
совершенствоваться, то лишь при том условии, если будем знать, что у нас,
оказывается слабо, чем обусловлены неудачи проявления и того, что само по
себе сильно..." "Монархический принцип, - пишет Тихомиров, - развивался у
нас до тех пор, пока народный нравственно религиозный идеал, не достигая
сознательности, был фактически жив и крепок в душе народа. Когда же
европейское просвещение поставило у нас всю нашу жизнь на суд и оценку
сознания, то ни православие, ни народность не могли дать ясного ответа на
то, что мы такое, и выше ли мы или ниже других, должны ли, стало быть,
