на расстоянии четырех тысяч футов позади него и казалась точкой на по-
верхности моря.
Он понимал, что это триумф! Предельная скорость! ДВЕСТИ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
МИЛЬ В ЧАС ДЛЯ ЧАЙКИ! Это был прорыв, незабываемый, неповторимый миг в
истории Стаи и начало новой эры в жизни Джонатана. Он продолжал одинокие
тренировки, он складывал крылья и пикировал с высоты восемь тысяч футов
и скоро научился делать повороты.
Он понял, что на огромной скорости достаточно на долю дюйма изменить
положение хотя бы одного пера на концах крыльев, и уже получается широ-
кий плавный разворот. Но задолго до этого он понял, что, если на такой
скорости изменить положение хотя бы двух перьев, тело начнет вращаться,
как ружейная пуля, и... Джонатан был первой чайкой на земле, которая на-
училась выполнять фигуры высшего пилотажа.
В тот день он не стал тратить время на болтовню с другими чайками;
солнце давно село, а он все летал и летал. Ему удалось сделать мертвую
петлю, замедленную бочку, многовитковую бочку, перевернутый штопор, об-
ратный иммельман, вираж.
Была уже глухая ночь, когда Джонатан подлетел к стае на берегу. У не-
го кружилась голова, он смертельно устал. Но, снижаясь, он с радостью
сделал мертвую петлю, а перед тем, как приземлиться, еще и быструю боч-
ку. "Когда они услышат об этом, - он думал о Прорыве, - они обезумеют от
радости. Насколько полнее станет теперь жизнь! Вместо того, чтобы уныло
сновать рядом с берегом и рыболовными шхунами - знать, зачем живешь! Мы
покончим с невежеством, мы станем существами, которым доступно совер-
шенство и мастерство. Мы станем свободными! Мы научимся летать!"
Будущее было заполнено до предела, оно сулило столько заманчивого!
Когда он приземлился, все чайки были в сборе, потому что начинался
Совет; Видимо, они собрались уже довольно давно. На самом деле они жда-
ли.
- Джонатан Ливингстон! Выйди на середину! - Слова Старейшего звучали
торжественно. Приглашение выйти на середину означало или величайший по-
зор, или величайшую честь. Круг Чести - это дань признательности, кото-
рую чайки платили своим великим вождям. "Ну конечно, - подумал он, - ут-
ро, Стая за завтраком, они видели Прорыв! Но мне не нужны почести. Я не
хочу быть вождем. Я хочу только поделиться тем, что я узнал, показать
им, какие дали открываются перед нами". Он сделал шаг вперед.
- Джонатан Ливингстон, - сказал Старейший, - выйди на середину, ты
покрыл себя Позором перед лицом своих соплеменников.
Его будто ударили доской! Колени ослабели, перья обвисли, в ушах за-
шумело. Круг Позора? Не может быть! Прорыв! Они не поняли! Они ошиблись,
они ошиблись!...
- своим легкомыслием и безответственностью, - текла торжественная
речь, - тем, что попрал достоинство и обычаи Семьи Чаек...
Круг Позора означает изгнание из Стаи, его приговорят жить в одино-
честве на Дальних Скалах....
- настанет день, Джонатан Ливингстон, когда ты поймешь, что безот-
ветственность не может тебя прокормить. Нам не дано постигнуть смысл
жизни, ибо он непостижим, нам известно только одно: мы брошены в этот
мир, чтобы есть и оставаться в живых до тех пор, пока у нас хватит сил.
Чайки никогда не возражают Совету Стаи, но голос Джонатана нарушил
тишину.
- Безответственность? Собратья! - воскликнул он. - кто более от-
ветственен, чем чайка, которая открывает, в чем значение, в чем высший
смысл жизни, и никогда не забывает об этом? Тысячу лет мы рыщем в поис-
ках рыбьих голов, но сейчас понятно наконец, зачем мы живем: чтобы поз-
навать, открывать новое, быть свободным! Дайте мне возможность, поз-
вольте мне показать вам, чему я научился...
Стая будто окаменела.
- Ты нам больше не брат, - хором нараспев проговорили чайки, вели-
чественным взмахом крыльев закрыли уши и повернулись к нему спинами..
Джонатан провел остаток своих дней один, но он улетал на много миль
от Дальних Скал. И не одиночество его мучило, а то, что чайки не захоте-
ли поверить в радость полета, не захотели открыть глаза и увидеть!
Каждый день он узнавал что-то новое. Oн узнал, что, придав телу обте-
каемую форму, он может перейти в скоростное пикирование и добыть редкую
вкусную рыбу из той, что плавает в океане на глубине десяти футов; он
больше не нуждался в рыболовных шхунах и в корочке хлеба. Он научился
спать в воздухе, научился не сбиваться с курса ночью, когда ветер дует с
берега, и мог пролететь сотни миль от заката до восхода солнца. С таким
же самообладанием он летел в плотном морском тумане и прорывался к чис-
тому, ослепительно сияющему небу... в то самое время, когда другие чайки
жались к земле, не подозревая, что на свете существует что-то, кроме ту-
мана и дождя. Он научился залетать вместе с сильным ветром далеко в
глубь материка и ловил на обед аппетитных насекомых.
Он радовался один тем радостям, которыми надеялся когда-то поделиться
со Стаей, он научился летать и не жалел о цене, которую за это заплатил.
Джонатан понял почему так коротка жизнь чаек: ее сьедают скука, страх и
злоба, но он забыл о скуке, страхе и злобе и прожил долгую счастливую
жизнь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
A потом однажды вечером, когда Джонатан спокойно и одиноко парил в
небе, которое он так любил, прилетели они. Две белые чайки, которые поя-
вились около его крыльев, сияли как звезды и освещали темное небо мяг-
ким, ласкающим свeтом. Но еще удивительнее было их мастерство: они лете-
ли, неизменно сохраняя расстояние точно в один дюйм между своими и его
крыльями.
Не проронив ни слова, Джонатан подверг их испытанию, которого ни разу
не выдержала ни одна чайка. Он изменил положение крыльев так, что ско-
рость полета резко замедлилась: еще на милю в час меньше - и падение не-
избежно. Две сияющие птицы, не нарушая дистанции, плавно снизили ско-
рость одновременно с ним. Они умели летать медленно!
Он сложил крылья, качнулся из стороны в сторону и бросился в пике со
скоростью сто девяносто миль в час. Они понеслись вместе с ним, безуп-
речно сохраняя строй.
Наконец, он на той же скорости перешел в длинную вертикальную замед-
ленную бочку. Они улыбнулись и сделали бочку одновременно с ним.
Он перешел в горизонтальный полет, некоторое время летел молча, а по-
том сказал:
- Прекрасно. - И спросил: - Кто вы?
- Мы из твоей Стаи, Джонатан, мы твои братья. - Они говорили спокойно
и уверенно. - Мы прилетели, чтобы позвать тебя выше, чтобы позвать тебя
домой.
- Дома у меня нет. Стаи у меня нет. Мы летим сейчас на вершину Вели-
кой Горы Ветров. Я могу поднять свое дряхлое тело еще на несколько сот
футов, но не выше.
- Ты можешь подняться выше, Джонатан, потому что ты учился. Ты окон-
чил одну школу, теперь настало время поступить в другую.
Джонатан жил этой мыслью всю свою жизнь, поэтому Джонатан понял, по-
нял мгновенно. Они правы. Он может летать выше, и ему пора возвращаться
домой. Он бросил последний долгий взгляд на небо, на эту великолепную
серебряную страну, где он так много узнал.
- Я готов, - сказал он наконец.
И Джонатан Ливингстон поднялся ввысь вместе с двумя чайками, яркими
как звезды, и исчез в непроницаемой темноте неба..
"Так это и есть небеса", - подумал он и не мог не улыбнуться про се-
бя. Наверное, это не очень почтительно - размышлять, что такое небеса,
едва ты там появился.
Теперь, когда он расстался с Землей и поднялся над облаками крыло к
крылу с двумя лучезарными чайками, он заметил, что его тело постепенно
становится таким же лучистым. Конечно, оно принадлежало все тому же мо-
лодому Джонатану, который всегда жил за зрачками его золотистых глаз, но
внешне оно переменилось.
Оно осталось телом чайки, и все-таки никогда прежде Джонатану не ле-
талось так хорошо. "Как странно, - думал он, - я трачу вдвое меньше уси-
лий, а лечу вдвое быстрее, я в силах сделать вдвое больше, чем в мои
лучшие дни на Земле!"
Его белые перья сверкали и искрились, а крылья стали безукоризненно
гладкими, как отполированные серебрянные пластинки. Он с восторгом начал
изучать их и прилагать силу своих мускулов к этим новым крыльям.
При скорости двести пятьдесят миль в час он почувствовал, что прибли-
жается к максимальной скорости горизонтального полета. При скорости
двести семьдесят три мили он понял, что быстрее летать не в силах, и ис-
пытал некотое разочарование. Возможности его нового тела тоже были огра-
ничены, правда, ему удалось значительно превысить свой прежний рекорд,
но предел все-таки существовал, и чтобы его превзойти, нужны были огром-
ные усилия. "На небесах, - думал он, - не должно быть никаких пределов".
Облака расступились, его провожатые прокричали:
- Счастливой посадки, Джонатан! - и исчезли в прозрачном воздухе.
Он летел над морем к изрезанному гористому берегу. Пять-шесть чаек
отрабатывали взлеты на скалах. Далеко на севере, у самого горизонта, ле-
тало еще несколько чаек. Новые мысли, новые вопросы." Почему так мало
чаек? На небесах должны быть стаи и стаи чаек. И почему я вдруг так ус-
тал? На небесах чайки как будто никогда не устают и никогда не спят."
Где он об этом слышал? События его земной жизни отодвигались все
дальше и дальше. Он многому научился на Земле, это верно, но подробности
припоминались с трудом: кажется, чайки дрались из-за пищи, и он был Изг-
нанником.
Когда он приблизился к берегу, дюжина чаек взлетела ему навстречу, но
ни одна из них не проронила ни слова. Он только чувствовал, что они рады
ему и что он здесь дома. Этот день был очень длинным, таким длинным, что
он забыл, когда взошло солнце.
Он развернулся, чтобы приземлиться, взмахнул крыльями, застыл в воз-
духе на высоте одного дюйма и мягко опустился на песок. Другие чайки то-
же приземлились, но им для этого достаточно было лишь слегка шевельнуть
перьями. Они раскрыли свои белоснежные крылья, покачались на ветру и,
меняя положение перьев, остановились в то самое мгновение, когда их лапы
коснулись земли. Это был прекрасный маневр, но Джонатан слишком устал,
чтобы его повторить. Он все еще не произнес ни слова и заснул, стоя на
берегу.
В первые же дни Джонатан понял, что здесь ему предстоит узнать о по-
лете не меньше нового, чем он узнал в своей прежней жизни. Но разница
все-таки была. Здесь жили чайки - единомышленники. Каждая из них считала
делом своей жизни постигать тайны полета, стремиться к совершенству по-
лета, потому что полет - это то, что они любили больше всего на свете.
Это были удивительные птицы, все без исключения, и каждый день они час
за часом отрабатывали технику движений в воздухе и испытывали новые при-
емы пилотирования.
Джонатан, казалось, забыл о том мире, откуда прилетел, и о том месте,
где жила Стая, которая не знала радостей полета и пользовалась крыльями
только для добывания пищи и для борьбы за пищу. Но иногда он вдруг вспо-
минал.
Он вспомнил о родных местах однажды утром, когда остался вдвоем со
своим наставником и отдыхал на берегу после нескольких быстрых бочек,
которые он делал со сложенными крыльями.
- Салливан, а где все остальные? - спросил он беззвучно, потому что
вполне освоился с несложными приемами телепатии здешних чаек, которые
никогда не кричали и не бранились. - Почему нас здесь так мало? Знаешь,
там, откуда я прилетел, жили......
- Тысячи тысяч чаек. Я знаю. - Салливан кивнул. - Мне, Джонатан, при-
ходит в голову только один ответ. Такие птицы, как ты - редчайшее исклю-
чение. Большинство из нас продвигается вперед так медленно. Мы переходим
из одного мира в другой, почти такой же, и тут же забываем, откуда мы
пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происхо-
дит только сию минуту. Ты представляешь, сколько жизней мы должны про-
жить, прежде чем у нас появится первая смутная догадка, что жизнь не ис-
