политической литературы, 1990):
"Убивая в человеке художника, которым тот мог бы стать,
она всякий раз понемногу истощает собственные силы. Если в
конце концов завоеватели и подомнут мир под свой закон, тем
самым будет доказано не торжество количества, а то, что мир
есть ад. Но даже в этом аду место искусства не будет пусто: его
займет побежденный бунт, проблеск слепой надежды в череде
безнадежных дней.
В своем "Сибирском дневнике" Эрнст Двингер рассказывает о
пленном немецком лейтенанте, проведшем долгие годы в
концлагерном голоде и холоде: он соорудил там из деревянных
планок нечто вроде беззвучного фортепьяно и исполнял на нем
странную музыку, слышимую лишь ему самому в этом царстве
страданий, среди оборванных узников. И пусть даже мы будем
низвергнуты в ад -- но и там в таинственных мелодиях и жестоких
образах отжившей красоты до нас, вопреки злодействам и
безумствам, будут доноситься отзвуки той мятежной гармонии, что
из столетия в столетие свидетельствует о величии человека".
Остается лишь уточнить, что тут речь о концлагере времен I-й
мировой войны.
Шахматисты в свою очередь неявно поддерживают
существование Роберта Фишера -- в теперешнем, так заработанном,
наработанном качестве.
М.М.Ботвинник в статье "Перед матчем" ("64", щ47, 1971)
писал:
"У нас порой воспевают гениальность Фишера, в то время как
он этого еще не доказал. Фишер замечательно считает варианты...
Он быстро принимает решения, хорошо ориентируется в сложной
борьбе. Фишера отличает высокая техника. у него есть правило:
он -- сознательно или подсознательно -- действует за доской
всегда рационально (курсив мой -- Л.Б.). Фишер идет на
рискованное продолжение тогда и только тогда, когда хорошо
знает варианты. Поиск нового в шахматах не является сильной
стороной Фишера, может быть в этом и сказывается
недостаточность общей ("культуры" -- написал я, и ошибся, у
Ботвинника -- "общей подготовки"!). Но он знает все, что
опубликовано (курсив мой; вспомним героя, главного героя
романа М.Пруста "В поисках утраченного времени", о котором его
приятель замечает: вы -- человек, который все читал, -- Л.Б.),
проверяет за доской и берет на вооружение" (цит. по кн. "744
партии Бобби Фишера", Москва, "Ролег лимитед", 1993, стр.185).
Там же, на следующей странице -- еще любопытнее. Очень
трудно оторваться:
"С гениями за шахматным столиком успешно состязаться
невозможно. И если мы хотим успешно бороться с Фишером, мы
должны признать, что он не гений (курсив и разрядка мои, --
Л.Б.), и изучить его сильные и слабые стороны так, как это
сделал в 1927 году Алехин перед матчем с Капабланкой.
Сможет ли Фишер стать чемпионом мира? Еще несколько лет
назад я говорил, что сможет, если станет побеждать сильнейших
гроссмейстеров. Сейчас он это делает. Фишер весьма расчетлив. В
свое время он отказался (?) от матча со мной, полагая, что
выигрыш принесет ему мало славы (??), а проигрыш поколеблет его
репутацию. Я хотел сыграть матч с Фишером, мне это было
интересно, хотя и допускал, что проиграю. Объективно этот матч
принес бы Фишеру больше пользы, чем мне, и, может быть,
настанет время, когда Фишер будет жалеть, что такой матч не
состоялся".
Но ведь Фишер тоже хотел играть с Ботвинником -- только на
своих условиях. Вспомним, уже второй раз, его фразу, ключевую
для понимания его сегодняшней позиции: "Каспаров? Он будет
играть матч со мной -- на моих условиях" (и дальше как бы
слышится -- "или не будет играть со мною вообще"; но Фишер не
добавил этих слов -- они слишком уж само-собой-разумеющиеся).
Профессионал высшего класса, Михаил Ботвинник так до конца и не
разгадал суперпрофессионала Роберта Фишера. Впрочем, мы об этом
уже говорили.
Не отстают от Ботвинника и другие наши герои. Каспаров
отделался от проблемы Фишера "пенсионерским" определением. Ему
хотелось бы ну, вроде того... заключительное первое слово
сказать, закрепить за непослушно возникшим Фишером нечто вроде
клички, загнать его в невозвратные старики, в прошлое, в
решительное, необратимое и незыблемое. Он -- единственный
законный, первый, безусловный и безукоризненный чемпион. Фишер
-- явление неправомочного призрака, представляющего "старые"
шахматы, пройденные. Архивные.
Ах, Фишер вернулся? Ну, значит, он не может вернуться.
Опасная -- для самого Гарри Кимовича -- позиция. Лучше, на
всякий случай, готовиться к Фишеру. Но ведь делать это
означает, в сущности, делать как Фишер. Значит, Роберт Джеймс,
а не Гарри командует -- делай, как я! Делать так совершенно
невозможно, немыслимо. Творчество, как известно, давно и
непреложно, это -- не труд, не работа, но образ жизни.
Профессиональная подготовка (тренировки, идущие 24 часа в
сутки, даже, а может быть в особенности -- и в основном! -- во
сне) это словно бы (!) образ жизни вдвойне, а то и втройне.
Понять это, признать это, осознать, значит как бы решить (или
даже решиться) выполнять. Но где взять такую решимость? И
зачем? Если эти, наличные и очередные, новые, грядущие
партнеры, включая гениального Карпова (с ним, правда, пришлось
повозиться), побеждены и регулярно, уверенно (не без отдельных
микросрывчиков, всегда купированных) побеждаемы. Но при этом --
такая уж это игра -- не происходит подтренировываемости: не то
напряжение, попросту немножко Каспаров, каждый раз, страшновато
сказать, разучивается играть на полную катушку. Тем более
сейчас, когда Карпов отпал, отгородился, отторгнут, отграничен,
отгорожен (в одних турнирах не играют, поссорились).
Что явно на руку Фишеру. Уж это пояснять не стоит.
"-Существует мнение, что Фишер искал повод затруднить
проведение этого (1975-го года, с А.Карповым, -Л.Б.) матча.
Как, по-вашему, мог бы отразиться почти трехлетний перерыв на
его спортивной форме?" -- такой вопрос был задан Анатолию
Евгеньевичу гроссмейстером А.Матановичем -- уже после увенчания
Карпова лавровым венком. Вопрос, скажем прямо, вполне плоский
-- для тех лет, для того периода, и не только.
Традиционно-тенденционный. Вопрос обычного шахматиста.
Но и ответ А.Карпова огорчительно обыденен:
"-В практике Фишера уже были длительные перерывы --
например, между межзональным турниром 1967 года в Тунисе и
"матчем столетия" в Белграде. Тогда этот перерыв оказал на его
творчество благотворное воздействие. В то время он имел
перед собой ясную цель (курсив мой, -- Л.Б.) --
завоевание чемпионского титула, и потому испытывал творческий
подъем. После победы над Спасским наступил ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ
ПЕРЕЛОМ (?!!). Исчез стимул для кропотливой работы (!), для
самоусовершенствования. Известно, что и все (!) остальные
шахматисты после завоевания чемпионского титула по меньшей мере
полгода не выступали в соревнованиях и довольно долго
оказывались не в состоянии одерживать победы на сильных
гроссмейстерских турнирах. Психологически все это легко
объяснимо, и мало кто способен преодолеть подобный кризис (!).
Возможно (!), что именно поэтому ФИШЕР НЕ БЫЛ РАСПОЛОЖЕН ИГРАТЬ
СО МНОЙ МАТЧ" ("744 партии Бобби Фишера", М., "Ролег Лимитед",
1993, стр.274).
Да, поневоле можно предположить, что суперпрофессионала
может (мог бы) понять, достаточно полно и точно, лишь другой
суперпрофи (какового до сих пор рядом с Фишером -- наряду с ним
-- не появилось, да и то, что есть он один, живой, уже почти,
практически, -- чудо).
Карпов -- в плену все той же, уже набившей оскомину, но
вновь и вновь... подновляемой, возникающей в первозданном виде,
вроде бы, ну, самоочевидной, неотразимой, обыденной (до
невозможности) идеи: раз выдвигает такие условия, значит -- на
самом деле не хочет играть. Условия -- только предлог.
Т.Петросян в свое время договорился до того, что если, мол, вы
удовлетворите решительно все требования Бобби, он обязательно
выдвинет новые -- и так, надо понимать, до бесконечности...
Но чтобы принять требования Фишера, играть с ним, с полным
учетом их, пусть не вполне успешно, хотя бы сносно, не с
уникальными счетами (0:6, 0:6) или не вполне приличными (матч в
Буэнос-Айресе (!), да и в Рейкъявике тоже), надо тренироваться
-- никуда от этого не денешься... ну, если не вполне как Фишер,
то в духе Фишера... А это многим, слишком многим, по очень уж
разновидным причинам, совсем недоступно; об этом, о таких
тренировках -- если учесть условия, в которых
гроссмейстеры-практики добровольно живут -- и подумать
смешновато.
Где оно, место для кропотливой работы по
самосовершенствованию -- среди этих ворохов забот-хлопот,
перелетов-переездов, в лавинах партий с разными по силе
противниками, в погоне, прямо скажем, за призами, иногда -- за
приличными, иногда средними, порой незначительными, а то и
жалкими. Вечная гонка, круговорот, круго-верть борьбы за
выживание, само-существование, за оправдание
-- хоть какое-то -- своего звания, не столько шахматного, сколько, скажем, главы
семейства -- отца, дяди, деда, мужа-кормильца и т.п., и т.п.
Говорит Михаил Лермонтов:
НО ЧТОБЫ ЗДЕСЬ ВЫИГРЫВАТЬ РЕШИТЬСЯ,
ВАМ НАДО КИНУТЬ ВСЕ: РОДНЫХ, ДРУЗЕЙ И ЧЕСТЬ,
Вам надо испытать (!), ощупать беспристрастно
Свои способности и душу: по частям
Их разобрать...
Разбирать снова и снова, наращивать и уточнять, утончать
самоанализ, создавать все новые и новые варианты автопортретов,
-- беспощадно правдивых, уточнять наличие и структуру
способностей, отдельно (!) -- наклонностей и тех наилучших
настроений, состояний (и не одних духовных, но и материальных,
житейски обеспеченных. защищенных), в которых предпочтительнее
вести эту жесточайшую умственную борьбу (войну), смахивающую
вместе с тем на вольное творчество, на научную дискуссию, на
порывы, едва ли не поэтические.
По Фишеру совершенно необходимо добиваться, да и
поджидать, обеспечивать, скрупулезно накапливать, наращивать,
скажем, энергетическую наполненность (переполненность, но -- не
чересчур), свежесть поддерживаемую, длительную, бесперебойную в
идеале, сохранять вкус к борьбе, своего рода сочность,
"нагуленный" (в том числе, думаю. и от слова "про-гулы")
аппетит к борьбе. Она должна вестись непринужденно, хотя и
жестко, можно сказать, смачно, обстоятельно, и -- еще раз --
свежо.
Говорит другой Михаил -- Ботвинник:
"В анализах дебюта, середины игры и эндшпиля я стремился
передать читателю самое важное в шахматах -- позиционное
понимание (курсив и разрядка мои,
-- Л.Б.). Иногда оно основано на общих принципах, иногда же базируется на
точном, конкретном расчете". (М.М.Ботвинник Аналитические и критические работы.
1957-1970. Москва, издательство "Физкультура и спорт", 1986, стр.?).
Период наивысших спортивных успехов, как показывает опыт
чемпионов мира, в том числе и Фишера, наступает при появлении
трудноуловимой гармонии -- а еще более трудно СОХРАНЯЕМОЙ --
между этими двумя "базами". То есть тогда, когда ПОЗИЦИОННАЯ
ИНТУИЦИЯ работает, равно и попеременно опираясь на принципы и
расчет. Но расчет невозможно или во всяком случае исключительно
трудно взращивать -- и наращивать -- сознательно, тем более --
уточнять. А вот принципы поддаются отделке, "воспитанию",
уходу, даже "пропалыванию", корректировке, прояснению и т.д.
Говорит Василий Смыслов:
"Надо быть фанатиком в любом деле. Вот, говорят, шахматы
-- это наука, шахматы == спорт. Все это справедливо. Важен
