Следовательно, он не всемогущ.
- Стефан!!!
- Создав души, наделенные свободной волей, он не может, не должен
мочь предугадывать их поступки! Следовательно, он и не всеведущ!
- Стефан, что же ты тогда оставляешь от величия божия?!
- Любовь! - яростно отмотнул головою Стефан. - Это так! Именно
потому, что он добр. Ибо если бы он был вездесущ, то он был бы и в зле, и
в грехе, а этого нет!
- Этого нет! - эхом, начиная понимать, откликается Варфоломей.
- Это так, потому что он милостив! - кричит Стефан. - Ибо если бы он
был всемогущ и не исправил бы зла мира, то. это было бы не сострадание, а
лицемерие!
Варфоломей сосредоточенно слушает.
- Это так, - продолжает Стефан, - потому что, если бы он был
всеведущ, то он знал бы и злые наши помыслы. И люди не могли бы тем самым
поступить иначе, дабы не нарушить воли его! Понимаешь?! Но тогда за все
преступления должен был бы отвечать Господь, а не люди, которые всего лишь
исполнители воли Творца!
Бог добр, следовательно, не повинен в зле мира сего, а источник зла -
сатана! - Стефан отирает лицо рукавом. Он весь в холодной испарине.
- Значит, ты признаешь силу сатаны, Стефан?!
- Да! Но ежели сатана сотворен Богом, то вновь и опять вина за его
деяния - на Господе.
- Этого не может быть!
- Да, этого не может быть! - подтверждает Стефан. - И значит, сатана
не тварь, а порождение небытия и сам - небытие, нежить! Я это понял давно,
тогда еще... Эйнсоф - тайное имя бога каббалы, он же и есть дьявол, или
сатана. Но <эйнсоф> означает пустоту, бездну, ничто!
- Но ежели сатана действует?.. - недоумевает младший.
- Да, сатана действует! И значит, небытие может быть действенным,
бытийным, но - не само по себе! Небытие незримо влияет на нашу свободную
волю, использует необратимость времени, сочится через разрывы в тварном
пространстве - короче, находит пути именно там, где Господь добровольно
ограничил себя. Те люди, животные или демоны, кто свободным
волеизъявлением своим принимают закон сатаны, превращаются в нежить и
теряют высшее благо смерти и воскресения на Страшном суде. Ибо тот, кто не
живет, не может ни умереть, ни воскреснуть. Смерть сама по себе не зло,
ибо за нею идет новая жизнь. Зло и ужас - вечное жаждание, вечная
неудовлетворенность, без надежды на конец. Это и есть царство сатаны! -
Глаза Стефана горят темным огнем, он сейчас почти такой же, как прежде, и
голос звучит, словно с высоты вещая народу. - Сила зла только во лжи! -
продолжает он со страстною силой. - Ложью можно преодолеть ход времени, не
того, Господом данного прежде всяких век, а времени в нас, в нашем
разумении! Ложью можно доказать, что и прошлое было не таким, каким оно
сохранилось в памяти и хартиях летописцев! Ложью легко обратить свободную
волю в несвободную, подчиненную маре, мечтам, утехам плоти и прочим
прелестям змиевым. Ложь созиждет великое малым, а малое сделает великим,
ложь сотворяет бывшее небывшим, а небывшее награждает призрачным бытием на
пагубу всему живущему!
Ежели хочешь знать, то наивысший святой сатаны - Иуда, предавший
учителя. Тот, кто следует примеру Иуды, свободен от греха, ибо все, что он
творит, надо звать благом. Эти люди пребывают по ту сторону добра и зла.
Им позволено все, кроме правдивости и милосердия!
- Не мнишь ли ты, Стефан, что наши князья и сам Иван Данилыч
Калита...
- Ты хочешь, чтобы я здесь, сидючи в этом лесу, приговорил к смерти
или жизни вечной великого князя московского? - невесело усмехнулся Стефан.
- Нет, Варфоломей, не мыслю! - отмолвил он, помолчав. - Мнится мне, Иван
Данилыч строго верует в Господа, и, творя зло, ведает, что творит. Надеюсь
на то. Верую!
- Веришь ли ты тогда, что покаянием можно снять с души любое бремя и
избегнуть возмездия за злые дела на Страшном суде?
- Об этом знает только Господь! Не в воле смертных подменять собою
высший суд и выносить решения прежде Господа... В сем, брате, еще одно
наше расхождение с латынскою ересью! И запомни: дьявол всегда упрощает! Он
сводит духовное к тварному, сложное - к простому, живое - к мертвому,
мертвое - к косному, косное раздробляет в незримые частицы, и те исчезают
в эйнсофе, в бездне, в пустоте небытия! Только силою пречестного креста
спасена земля от уничтожения злом и ныне готовится к встрече Параклета,
утешителя, который идет к нам сквозь пространство, время и злобность душ
людских, идет, и вечно приходит, и вечно с нами, и все же мы чаем его
повседневно и зовем в молитвах своих!
Стефан кончил - как отрубил. Наступила звенящая тишина.
- Стефан, ежели ты прав, - медленно отвечает Варфоломей, - то борьба
со злом заключена в вечном усилии естества, в вечном творчестве, ежели
хочешь, и в вечном борении с собою? И еще в сострадании ко всему живущему!
И еще, наверно, в неложной памяти о прошлом... Но ты так и не сказал мне
твердо: зло первее всего от нашей свободной воли или от сатаны? Должно ли
прежде укреплять себя в Господе или прежде всего молитвами отгонять
нечистого?
- Ты хочешь спросить, прав ли ты, что идешь в монастырь? И что я...
- Я не об этом хочу спросить тебя, Стефан! - с упреком перебивает
Варфоломей. - Мне вот здесь, теперь, сидя в этом лесу, на этом древе,
перед ликом всего, что ныне творится на нашей русской земле, надо понять,
виновны ли прежде всего люди, сами русичи, в зле мира? Ведь ежели зло -
это действенное <ничто>, как ты говоришь, то только от смертного зависит
не дать ему воли!
Стефан медлит. И лес молчит и тоже ждет, что скажет старший на
заданный младшим вечный и роковой вопрос.
- Да, виновны! - глухо отвечает наконец Стефан. - Ежели ты так
требуешь ответа... Но, Господи, - роняет он с болью, закрывая лицо руками,
- так хочется найти причину зла вовне самого себя!
В этот-то миг громко хрустнула ветка под чужою ногою. Оба брата враз
и безотчетно вздрогнули. Незнакомец, фрязин по виду, верно, из купеческого
каравана, давеча заночевавшего в городке, легко переступив через
поваленное дерево, уселся на коряге напротив них, усмешливо и быстро
оглядев того и другого. Непрошеный гость был высок, худ, с длинным
большелобым лицом и слегка козлиною, похотною складкою рта. Темную
поблескивающую одежду незнакомца нельзя было рассмотреть в сумерках.
- Достойные молодые люди! - воскликнул он высоким скрипучим голосом.
- Вы так шумите, что я неволею выслушал все ваши ученые рассуждения и
решил присоединиться к беседе. Вы! И вы также, - он слегка, не вставая,
поклонился братьям, каждому в особину, - говорили тут о-о-очень много
любопытного! Но, увы! Должен и огорчить, и успокоить вас обоих! Дьявола
вовсе нет!
(Только после подумалось Варфоломею, почему ни он, ни Стефан не
вопросили незнакомца, кто он и откуда, и почему так хорошо понимает
русскую молвь, и как очутился в лесу, в отдалении от Радонежа. Теперь же
оба невольно и безвольно заслушались диковинного гостя своего.)
- Я попытаюсь примирить ваши недоумения! - начал незнакомец. - Вам,
конечно, неведомо учение божественного Эригены? Да, да! Британского мниха
- кстати, соплеменника любезного вашим сердцам Пелагия, - изложенное им в
сочинении - <О разделении природы>. Неизвестно? Так
вот, Эригена утверждает, как и вы, молодой человек, что Бог создал мир из
самого себя. Но Бог слишком огромен! Это сама Вселенная! Божественный
мрак! Он, если хотите, кхе-кхе, потеет творением своим! И, конечно, вовсе
не подозревает о созданном им мире! Возможно даже, будучи бесконечен, не
имея ни начала, ни конца, он не ведает и о своем собственном
существовании!
Люди же, сотворенные Богом, и сами творят из разума своего виденья,
мысли и - образы! (Гость повел руками округло, и Варфоломей подивился
тому, какие у незнакомца долгие персты и какие длинные ногти: верно, не
работал ни разу!) Вы сами, молодые люди, только что весьма приятно
сочиняли, или создавали, - поправился он, - мысленный мир. Из тварного и
временного производили духовное и вечное! Ибо идеи, <образы вещей>, как
говорил великий Платон, вечны! Да, да! Идеи, они суть ваши создания! А
весь окружающий нас мир, увы, ничего не творит, а лишь ждет приложения сил
человека! Каковое приложение сил и порождает иногда, гм-гм, некоторые
неудобства, или даже жестокости, или то самое <зло>, причина которого так
заинтересовала вашего братца, кажется, если не ошибаюсь? И вы, достойные
молодые люди, я вижу, не тратили тут времени даром, а создавали... Гм! Ну,
не создавали, а рубили, рушили, то есть творчески изменяли окружающий вас
мир - <сотворенное и нетворящее>, как говорит Эригена!
Вопросите себя: зло ли вы приносили миру или пользу? Быть может, лес
станет еще гуще расти на этом месте сто лет спустя? А быть может, тут
образуется с годами зловонное болото? Во всяком случае, лес вам необходим,
а значит, была причина, из которой проистекает следствие, а из него новая
причина и так далее. Все обусловлено в мире, молодые люди! Все имеет
необходимую причину свою! Зачем же вмешивать кого-то, Бога или Дьявола,
или возлагать ответственность на самого человека за то, чему причиною
неизбежные и вечные законы бытия? Не надо казнить себя и отыскивать
какое-то действенное зло в мировых событиях, молодые люди! Не надо! Лучшее
лекарство от ваших бед - полное спокойствие совести! Произнесите только:
<Сие от меня не зависит>, и вы почуете сразу, как вам приятно и просто
станет жить! И последнее! - Незнакомец наклонился к ним и понизил голос до
шепота: - Последнее, что называет удивительный Эригена в ряду четырех
стихий, образующих мир, - это души покойников, <несотворенное и
нетворящее>, по вашим словам - <нежить>, а точнее мертвецы, уходящие
назад, в божественный мрак, и особенно любезные Господу! Ибо нет ни рая,
ни ада, ничего нет, и нет никакого Дьявола в мире, ибо Бог, как вы сами
недавно изволили заметить, злого не творит! Ха-ха-ха-ха-ха! - раскатился
он довольным хохотом, окончив свою речь и видя смятенное недоумение обоих
братьев. И тотчас словно большая птица с криком и тяжелым хлопаньем
крыльев, ломая ветви, пронеслась по темному лесу и исчезла во тьме. Только
замогильный мяукающий крик филина жалобно прозвучал в отдалении.
- Стефан! - воскликнул Варфоломей, первым пришедши в себя. - Что это?
Кто это был, Стефан? - требовательно вопросил он.
Но мрачен и дик был взгляд Стефана, и ничего не ответил он на братний
призыв. Варфоломея облило всего загробным холодом. Вздрогнув, он
прошептал:
- Господи, воля твоя!
Рука, которую он поднял, чтобы перекреститься, словно налилась
свинцом, и ему с трудом удалось сотворить крестное знамение.
Мрак уже вовсе сгустился. И деревья стояли тяжелые и сумрачные,
сурово и недобро остолпляя вечных губителей своих.
- Стефан! - позвал Варфоломей в темноту. - Почему ты не сказал ему
сразу: <Отойди от меня, сатана>?!
ГЛАВА 68
Мишук наконец нашел дело себе по сердцу. Шутковал дома: до старости,
мол, дожил, а не ведал, к какому ремествию предназначил его Господь.
Весной посылали готовить лес для нового дубового Кремника, задуманного
великим князем. Мишук напросился тоже. Послал его Василий Протасьич
почитай из жалости: рука все не проходила у Мишука, а с увечного доброй
воинской исправы все одно не спросить. Выгонять же старого воина,
прослужившего всю жизнь роду Вельяминовых, было соромно. Послал из
жалости, а вышло неожиданно хорошо. Мишук в приокских дубравах развернул
