сами, куда годится, например, такое:
На берегу пустынных волн
Сидел я, дум великих полн.
За мной закат в сто солнц горел,
А я сидел, сидел, сидел...
А прямо в ноги бил прибой,
А чайки реяли гурьбой,
А я сидел, сидел, сидел,
И в даль далекую глядел!
Сидел я, дум великих полн,
На берегу пустынных волн...
Чего же я такого съел,
Что, сняв штаны, весь день сидел?
Ну куда это годится, кроме как в сортир? Я уж не говорю о том, что, за
исключением двух-трех строк, это сплошной плагиат. И можете ли вы
представить чаек, которые гурьбой реют? Бред какой-то.
А вот еще. Это уже из датской поэзии: по вирше на каждую лечебную
процедуру. Знаете ли вы, что такое циркулярный душ? Нет? Вам крупно
повезло: это нечто среднее между душем и циркулярной пилой.
Я был зеленым и невинным,
Я был к тому же сир и наг,
Когда открыл я дверь в кабину,
Когда сестричке подал знак.
Сестричка ухмыльнулась криво,
Открыла вентиль, и по мне
Хлестнуло из десятков дырок:
По животу и по спине!
О, как я, братцы, извивался,
В своих обманутый мечтах!
О, как же душ в бока впивался,
Ну, а всего больнее - в пах!
Я выл, орал, искал дорогу
Туда, где я бездушно жил...
Но медсестра сказала строго,
Что душ - полезен для души!
Она сказала: в жизни тоже
Обычно бьют со всех сторон!
Она сказала: ты, похоже,
Не только в душе не силен!
Я, точно, жил не так, чтоб очень:
Все норовил и вам, и нам...
Я был любитель до обочин,
И до разделов пополам.
Ах так?! Хлестнул словцом душонку,
И в струи смело я вошел,
Прикрыв ладонями мошонку,
А также - кое-что ишшо!
Что-то в моем творчестве появились фаллические мотивы. Я полагаю, что это
- тлетворное влияние Запада. В промежутках между процедурами я иногда
заглядываю в видюшник, а там крутят одну эротику: чего же еще крутить на
курорте? Свежие идеи я, кстати, беру на заметку. Вернусь домой и непременно
использую. Ты где был, скажет жена, на курорте или на курсах повышения
квалификации? На курсах, хмыкну я: вечером теория, ночью практика. И пусть
она догадается, шучу я или нет.
Самое смешное - что шучу.
А вот мой сосед по комнате, Петро, в комнате почти и не бывает. А когда
бывает, делится впечатлениями. Ну, воодушевленно говорит Петро, помогает-то
она, только треск стоит, и слышь, Коля, платочек носовой подстелила, чтоб
простыню не замарать!
На этот раз он это о носатой расплывшейся бабище неопределенного
возраста. Петро, говорю я ему, ты бы хоть количество качеством заменил, что
ли!
- Тебе врачи какой режим прописали? - спрашивает Петро.
- Щадяще-тренирующий.
- А мне - постельный! - и Петро, чрезвычайно довольный, валится на койку,
и хлопает ладонями по пузу, и блажит:
Белокуриха-река, быстрое течение!
А радон без мужика - это не лечение!
Эх, Петро! Мужские достоинства не между ног висят: в основном они
находятся совсем в другом месте. Но дело даже не в этом. Вот стоит
троллейбус, вот бежит советская гражданка. Успела. Отпыхивается. Смеется.
Счастлива. И вот за это мне ее хочется придушить: за то, что для счастья ей
надо так мало.
2
На скалу-то я сел, а поискаться не удастся. Некстати показались две
мадамы. Одной, рыжей, недалеко за тридцать и, кстати, у нее неплохая попка.
Второй далеко за сорок, но тоже еще очень даже - в форме и формах. И как их
только занесло сюда - в этакую рань? Не дай бог, загрызут.
Вот как-то на второй или третий день отдыхал я после радоновой ванны, и
вышел, сонный, в коридор. Солнце бъет прямо в глаза, а между мной и окном
следует особь женского пола: "О, какие тут мужчины скрываются! И что же они
тут делают?" И так ее силуэт был строен и изящен, и так пышны волосы, и
такой грудной у нее был голос, что я не успел сгруппироваться, и начал
весьма игриво: "Они там лежат и ждут...", но тут мы вошли в полутемный
переход, и я увидел ее морщинистое лицо, и на полуфразе свалил налево. И
правильно сделал, а то был бы изнасилован прямо в коридоре.
А как-то возвращался из леса, танцы были в разгаре, и дернул меня черт
посмотреть на этот невольничий рынок. И был как раз белый танец, и я был
немедленно приглашен, хотя и был в кедах и футболке, хотя и врал, что не
умею - но не отбился, и топтался четыре с половиной минуты в обнимку с
чем-то тестообразным, отвечая на вопросы в соответствии с писанием: ("И
пусть будет ответ твой да - да, нет - нет, а что сверх того - от
лукавого".)
Или вот три тетки - соседки в столовой. Они за меня сильно переживают и
считают не то импотентом, не то голубым. Одна, не помню как зовут, та, что
три раза в день выдает подробные сводки со своих любовных фронтов (а она
открыла и сразу два), спросила вчера напрямик: ну а вы, молодой человек,
что все один да один? А вы что, хочете, спросил я. Приходите, сказал я.
Вот так и выдал: хочете, а не хотите. Для большей усвояемости. Любимая
манера - прикинуться валенком. Ну и добился своего: она перестала со мной
разговаривать. И очень хорошо. А то скоро она начнет рассказывать, какими
именно из 296 различных способов ей там щекотят клитор. Не уверен, что это
хорошо сказалось бы на моем аппетите.
Другая тетка, тоже забываю, как зовут, потом выговаривала мне. Ну, к этой
я отношусь нормально, я ей и сказал нормально. Разводите тут любовь с
большой дороги, сказал я. Цветы, свидания, измены - прям как на самом деле.
А вы знаете, сказала эта тетка (забыл, как звать), муж-то мой мне ласковых
слов не говорит. А этот, сказал я, для души говорит или для дела? А мне-то
какая разница, сказала она.
Ноу комментс.
3
Ну вот, мадамы уже рядом. Вот эта, постарше, сейчас вцепится. Технология
знакомства: "Вы не знаете, как пройти до скалы Четыре Брата?". Технология
мужская: "Как, вы еще не были на Церковке?"
Так и есть, спросила. И где была моя голова: я не стал отрицать, что иду
туда же. Чтоб ты провалилась, тыдра! Сейчас начнется второй тур:
Где-то виделись будто...
Вдруг очухался я,
И спросил: как зовут-то?
И какая статья?
Ну и, конечно, срок. В смысле - сроки. Сроки должны максимально
совпадать. Сделаешь заход, а партнер(ша) завтра уедет.
Второй тур начался, и я гаркаю, как в зоне на разводе: "Николай Старков,
остеохондроз, десятое пятого тире третье шестого". Старшая озадачилась, а
младшая ухмыляется. Оценила. Ух ты, да мы, кажись, с интеллектом! И
посмотри, Коля, волосы-то! Ах, какие рыжие! Да какие яркие! Да какие
густые! Уж не затрепетало ли у тебя что-нибудь, не в груди, так в штанах?
Была ли у тебя когда-нибудь рыжая женщина? Однако, нет!
Ну, и не будет. Чего это ты раздухарился? Тем более - на лицо она
подкачала. Кожа так себе. И нос. Нос, это самое. Ну, в общем, не фонтан
нос.
Петра бы это не остановило. Петро сказал бы: с лица воду не пить, да и
потом, сказал бы Петро, в бабе главное не формы, а содержание.
Великий и мудрый Петро! А не приобщиться ли мне к кобелиному племени, а
не распустить ли хвост веером, а не порассказывать ли о своих подвигах и
приключениях, а не залезть ли на скалу Четыре Брата? То есть, я и так на
нее каждый раз залезаю, но для себя, а тут восхищенные зрительницы, и я
будто бы оборвусь левой ногой...
Эрзац. Кофе из овса.
Да, но иногда пьешь и из овса. Хочется чего-нибудь такого.
Земного-земного.
Так я и полез вам на скалу.
Но, не успели подойти к Четырем Братьям, как эта рыжая, как ящерица,
пошла вверх. Мама моя, как она прошла карниз! Мне теперь - хошь не хошь,
идти, и тем же маршрутом.
Тыдра, конечно, не полезла, а мы сидим наверху. Вдвоем. Ну и там -
антураж. Поет о чем-то зеленое море тайги. Голубеет купол неба. Все, как
надо. Герои встречаются глазами. Наезд. Крупный план.
- Вы альпинистка?
- Нет. Но горным туризмом увлекаюсь.
Самая светская беседа. А были ли там? Да. А вот этам? Нет, но собираюсь.
А я был. Мы, вообще, оказывается, родственные души. Не пора ли нам по этому
поводу в постельку?
А между прочим, она одинока. Тут мне документы не нужны, я таких сразу
вижу. Она может быть тихая или разбитная, но - не глаза даже, а поворот
головы выдает: одна. С такими я почему-то чувствую себя виноватым. Может,
ей предназначался как раз я. Хотя, возможно, ей и повезло - я не подарочек.
Но живет же со мной жена - уже который год!
Так вот, она одинока, и это не сотрапезница моя, получившая свободу на
двадцать четыре дня и со рвением наставляющая рога своему мужу, нет, это
совсем другой случай, и волосы у нее рыжие и, может быть...
Нет, братцы мои. Увольте. Отзыньте. Это же еще хуже.
А эта тыдра, эта старая сводница, вытащила между тем из меня обещание
сводить их после обеда к скале Круглой. Я пообещал. Но не приду. Не приду,
и все. Мало ли что. Заболел. Ногу сломал. Как раз третью.
4
И, очень кстати, после обеда идет мелкий, нудный дождь. Если пересечемся
когда-нибудь, скажу: да вот, дождь был. Такая жалость.
Сам-то я, конечно, пойду. В этом есть особый кайф. И, чтоб кайфу было
побольше, пойду не по тропинке, а напрямик. Бразды пушистые взрывая, шурует
по лесу эсквайр!
В некоем восточном учении есть упражнение на сверхусилие. Вот, положим,
буран, а тебя отправляют километров за двадцать, что-нибудь отнести.
Позарез надо. И ты идешь, преодолеваешь всякие трудности, приносишь, и
можно спокойно переночевать, но ты - САМ - возвращаешься обратно. Хотя
никто от тебя этого не требует и даже все уговаривают остаться. Хотя тело
твое категорически против. Но ты идешь опять эти двадцать километров, а то
так еще сделаешь крюк. В упражнении этом есть особый эзотерический смысл,
это чисто физическая процедура типа выпаривания или кристаллизации, но мне
оно еще и нравится: ты показываешь своему глупому телу, которое умеет
только жрать или совокупляться, кто в доме хозяин ("Кто в доме хозяин, я
или кошка?" - орет в подпитии мой брательник).
Самое замечательное упражнение на сверхусилие я проделал как-то в
Заполярье. Мы полдня шли по тундре, потом попали в болото и месили его, в
холодной жиже по самые яйца, еще пять часов: ни присесть, ни отдохнуть, и
вышли, наконец, на твердую дорогу: на настоящую насыпь самой северной в
мире железной дороги. Во рту горит, в паху все стерто, ноги выписывают
вензеля, как после хорошей попойки - вот тут-то я и сошел с дороги, и попер
параллельным курсом прямо по болоту, и не просто так, а резво и с боевыми
песнями:
Подыми повыше ногу,
Я не мОгу,
Ты помОгу,
У меня одна дорога:
Лос-
Анд-
же-
лЕс!
Страна чудес!
Там негры пляшут!
Трелуя лес!
Товарищи мои решили, что я рехнулся, а я-то словил незабываемый кайф.
И не только кайф. Кажется, остеохондроз я словил там же. Кошмарная
болезнь. Представьте, что у Вас в заднице болит зуб. Во рту - просто пошел
бы и вырвал. А что делать с задницей?
И вот - дождь, и - что замечательно - скользко, и - что еще лучше -
грязно. Душа поет, пока я самым непроходимым путем лезу на хребет. А на
хребте лоб в лоб сталкиваюсь с рыжей (уже забыл, как ее зовут. Цифры и
фамилии вылетают из памяти моментально. Хорошо держатся ассоциации).
Немая сцена. Или, как сказал бы мой братец: "Родился - удивился: почему
голый и без документов?"
- А я думал, вы не пойдете!
- А я думала, вы не пойдете!
- А что это вы - в дождь? Упражнение?
- Да почему? Просто нравится!
- Ну, знаете ли! Я думал, я один здесь такой идиот!
- Спасибо на добром слове!
И вот мы сосредоточенно шлепаем по мокрой траве. Я, собственно, пытаюсь
вспомнить, как ее зовут. И потому молчу. А она молчит просто так. Нравится
ей молчать, она и молчит. И мне это тоже нравится. Не выношу болтливых баб.
И еще - смеющихся с подвизгом. Зазвенит где-нибудь в кустах
"Их-хи-хи-хи-хи", у меня в зубах свербит, как от бормашины.
Да. А зовут ее Любой. Или Людой. Как-то так.
- Расскажите что-нибудь о себе, - говорит она.
Дейл Карнеги, ухмыляюсь я про себя. Как приобрести друзей и оказывать
