было известно, что они увидят, сердце неприятно прыгнуло. Все оставалось
так, как она запомнила. В глубине души она надеялась, что никто после нее
не входил в эту комнату.
- О, Боже. О, Боже, - Бонни поколебалась прежде, чем переступить
порог. - О, Боже. Они не поверят. Широкоугольного объектива будет
недостаточно. Надо было принести кинокамеру. Это требует движения,
медленной панорамы по всей комнате, чтобы глаз охватил все, что здесь
находится. И стоп-кадры здесь... или здесь... или... О, Боже. Не знаю,
откуда начать.
- Да просто наводи и снимай. Обязательно попадется что-то незаконное.
Там еще есть вещь, шкатулка из уссурийского тигра, в той комнате, через
которую мы вошли. Оставь для нее кадр. Я посмотрю в других комнатах, нет
ли там чего еще.
- Наводи и снимай, - повторила Бонни. - Снимай и наводи. О, Боже.
Она сняла рюкзак и открыла его. Когда Женщина-кошка выходила из
комнаты, она уже поставила обе камеры на пол и натягивала тонкие перчатки.
Быстрый осмотр других помещений убедил Женщину-кошку в том, что, кроме
шкатулки в спальне, ничего заслуживающего фотографирования не было. Она
также убедилась, что Эдди Лобб не приходил домой. Это наполнило ее
безотчетной тревогой. Если Эдди так долго отсутствует, он вполне может в
любой момент войти в дверь. Однако это соображение никак не повлияло на
кислотный обмен ее желудка. Она вернулась в тигриную комнату и велела
Бонни поторапливаться. Та стояла на стуле из тигриных костей и пыталась
снять со стены одну из голов.
- Не делай этого!
Женщина-кошка была гораздо сильнее Бонни. Она легко отняла голову у
напарницы и прикрепила ее обратно к стене.
- Не трогай вещи! Что еще ты трогала? - оглядевшись вокруг,
Женщина-кошка получила ответ на свой вопрос: каждая вещь на правой стороне
комнаты была слегка сдвинута с места.
- Я делала широкоугольные снимки на быстропроявляющейся цветной
пленке; теперь я собираюсь сделать узкие снимки на черно-белой пленке. Я
сделаю огромное увеличение. Чтобы снимки получились хорошие, нужно
подвинуть вещи. Я надела перчатки. Кажется, я нигде не оставила
отпечатков. И потом, меня никогда не арестовывали. У них нет моих
отпечатков пальцев.
- Но он узнает, что здесь были.
Бонни скорчила рожицу. "Один взгляд на эту дверь, и становится ясно,
что здесь кто-то был, тебе так не кажется? Разумеется, он не узнает, кто и
не осмелится заявить в полицию - потому что, если они придут сюда и увидят
все эти штуки, у него появятся очень большие проблемы. Послушай, я знаю,
ты говорила, что мы не должны ничего трогать, что все доказательства будут
у нас на снимках, но мне кажется - поскольку ты так или иначе отметилась у
него на двери - нам стоит пойти дальше и слегка его припугнуть.
Передвинуть вещи. Я имею в виду, что парень, который сделал себе такую
комнату, должен быть анимистом. Клянусь, он полагает, что у всех этих
вещей есть мана. Представь, он сидит здесь на стуле из тигриных костей,
работает за столом из тигриных костей, окружает себя тигриными чучелами.
Ей-Богу, он думает, что он сам - кот. Ну, не так, как ты, конечно. Но во
всяком случае у него точно крыша поедет, если он увидит, что все эти вещи
передвинуты. То есть, он тогда и сам сдвинется. Начнет думать, что все эти
кошки ополчились против него.
- Ты так думаешь? - медленно сказала Женщина-кошка, покусывая свой
стальной коготь. У Бонни была привычка говорить такие вещи и использовать
такие слова, которые не очень-то понятны людям, без толку отсидевшим своё
в школе. Анимист? Анимация? Какое отношение мультики имеют к Эдди Лоббу?
Но, как это уже случалось раньше, Женщине-кошке пришлись по душе
умозаключения Бонни. - Ты думаешь он действительно чокнется, если мы тут
все передвинем?
- Ну да. Подожди. Я придумала кое-что получше. Вместо того, чтобы
просто передвинуть, мы передвинем их со смыслом. Видишь, тут все
расставлено так, чтобы они смотрели на его стол? Так давай поставим так,
чтобы они смотрели в другое место - на дверь. Дверь, на которой ты
оставила свои царапины. Как будто все тигры повернули головы и ждут, когда
он войдет. О, это будет здорово. Хотелось бы мне посмотреть на его
физиономию! Впрочем, мы и так когда-нибудь увидим его физиономию, потому
что от этих снимков у наших Воинов кровь закипит. Я тебе обещаю. Они
наймут адвокатов, судей, всех, кого надо. Этот Эдди Лобб - к тому времени,
как мы с ним разделаемся, он будет жалеть, что родился на свет.
Женщина-кошка не слушала. Она была занята воплощением плана,
поворачивая все головы к двери, пока Бонни их фотографировала. Это
занимало много времени, но дело того стоило. Вдруг Женщина-кошка услышала
звук, исходящий от входной двери.
Ночь-заступница - Эдди Лобб возвращается!
Бонни уже упаковывала камеры. Ее западные глаза побелели, а дыхание
сделалось панически-прерывистым, но она продолжала двигаться.
Женщина-кошка опустилась на колени рядом, торопливо передавая ей линзы и
коробочки с пленкой.
- Я боюсь, - прошептала Бонни как можно тише.
- Ты умница, - выдохнула Женщина-кошка, услышав звук металлического
болта, выскакивающего из металлического гнезда. - Иди в холл, вылезай в
окно. Доберись до пожарной лестницы и лезь на крышу - так же, как мы
пришли сюда, только наоборот. Сможешь?
Из глаз Бонни катились слезы, но она уверенно кивнула.
- Давай. У тебя все получится. Жди меня на крыше.
Женщина-кошка погасила свет, закрыла дверь и стала прислушиваться.
Второй болт выскочил из гнезда. У них еще было время. Никто, даже сам
Эдди, не мог попасть в эту квартиру быстро. Она услышала шорох занавесей и
невольный вскрик, когда Бонни вылезла из окна. Женщина-кошка задержала
дыхание, ожидая следующего звука и надеясь, что это не будет звук удара
чего-то тяжелого обо что-то твердое. Но нет. Она начала отступать назад по
коридору. Она была в спальне Розы - черт, им не удалось снять шкатулку из
уссурийского тигра, с которой все и началось, - когда входная дверь
открылась. Когда та захлопнулась, она уже передвигалась по карнизу под
окном.
Она догнала Бонни на крыше. Новенькая сидела, дрожа от ужаса.
- Эй, все кончилось. Дело сделано, - Женщина-кошка пыталась поставить
ее на ноги, но та была как свинцом налита. - Ты все сделала отлично,
Бонни. У нас теперь достаточно снимков для того, чтобы - как ты сказала? -
у них кровь закипела, - по-прежнему никакого ответа. - Ну представь себе -
вот он стоит перед дверью. Видит царапины. Пытается открыть замок. Не
получается, он нервничает, роняет ключ...
Бонни подняла голову и слабо улыбнулась. "Да уж, увидеть бы его лицо,
когда он включит свет, а? Ослепить его вспышкой. Попался, Эдди Лобб!"
Это было соблазнительно. Очень соблазнительно. Теперь, когда Бонни
здесь в безопасности, Женщина-кошка легко могла бы спуститься вниз с одной
камерой.
- С ними ведь не так уж сложно работать, а? Просто наводить и
снимать?
- Не совсем, но почти. Вот, я тебе покажу. Дай-ка я вставлю новую
пленку...
Минуту спустя, Женщина-кошка уже спускалась по пожарной лестнице.
- Удачи! - прошептала ей вслед Бонни.
Какое странное, теплое чувство - слышать как тебе желают удачи.
Женщина-кошка быстро стряхнула его. Удача - совсем не то, на что она
привыкла полагаться.
Эдди был в тигриной комнате. Женщина-кошка услышала его крик задолго
до того, как влезла в окно.
- Ну отмените же это, прошу вас. Пропади пропадом эти чертовы
бессарабы со своими грязными картинками! Говорю вам, кто-то вломился в мою
квартиру, пока меня не было.
Женщина-кошка подкралась к двери спальни и выглянула оттуда. Она
слышала, как он расхаживал по комнате, и вспомнила, что на столе лежал
радиотелефон, Бонни еще уронила его на пол.
- Ну и пусть остаются там. Им полезно немножко понервничать. Я уже
слышал, что они возбуждают весь город. Это только на пользу грязным
пастухам...
Наступила тишина; шаги прекратились. Женщина-кошка поняла, что Эдди
получает выволочку от своего босса. Снова на нее накатило теплое чувство,
на этот раз она позволила ему остаться.
- Да, правильно, - голос стал вежливее, шаги помедленнее. - Броуд
208. С Десятой. Через час. Да, я там буду, - еще одна пауза, покороче. -
Нет, я не знаю, взяли ли они что-нибудь. Не похоже. Скорее какие-то
хулиганы, шпана, забрались в квартиру и переставили все вещи, ну, знаете,
босс, мои личные вещи... Нет, нет, не через входную дверь... Черт, я не
знаю как - Роза?.. Черт, нет. А, может быть. Я не смотрел.
Женщина-кошка побежала по коридору. Она хотела сфотографировать
картину, где фоном служила тигриная шкура. Она держала камеру перед собой,
как ружье или щит, пальцы застыли над кнопкой, которую Бонни велела нажать
и подержать.
- Попался, Эдди Лобб, - прорычала она из двери. Он был по меньшей в
пяти футах от нее; Бонни сказала, что для камеры достаточно пяти футов,
если и Эдди, и фон попадут в фокус. Она нажала на кнопку. Из рук вырвался
сноп света. Эдди словно пригвоздили к месту. Рот раскрылся, телефон выпал
из рук.
- Кошка. Господи Иисусе, это огромная дикая черная кошка.
Он оцепенел. У Женщины-кошки не было никаких проблем с отступлением.
- Такой мерзкий хлыщ, - сказала она, отдавая камеру Бонни. - У него
такие же шрамы, как те, что я оставила на двери, - ну, ты увидишь, когда
проявишь снимки.
Задернув все молнии и застегнув все пряжки, Бонни объявила, что
готова идти домой. На черно-белые снимки можно будет посмотреть через час.
Цветных придется подождать до утра.
- Ты одна доберешься до дома, детка? Я помогу тебе спуститься на
улицу, но мне надо еще кое-куда смотаться... - Броуд 208 с Десятой через
час, но говорить об этом Бонни было не обязательно.
Бонни сникла, но не захныкала. "Да. Я, наверное, доеду на автобусе. А
ты... ты скажи Селине, чтобы зашла ко мне, я ей покажу снимки, ладно?"
- Конечно, детка. Пошли.
ТРИНАДЦАТЬ
Ночь была теплая, по-летнему душная. Пробираясь через весь город,
Бэтмэн избрал нелегкий путь - минуя улицы и тротуары, по крышам, дворам и
коммуникационным тоннелям. Это была хорошая тренировка, особенно с тяжелым
деревянным ящиком под мышкой.
Ящик он нес осторожно, но все же без должного почтения, ибо
исследовал его содержимое и внес кое-какие изменения, тщательно спрятав их
даже от внимательного взгляда. Икона, которую он получил от молодого
человека в русской булочной, оказалась слишком заурядной, чтобы послужить
объектом бартера в сделке с оружием. Рамка была не золотой, а деревянной с
тонким слоем позолоты. В ней явно скрывалась какая-то тайна, поэтому он
подверг ее тщательному исследованию у себя в пещере и обнаружил настоящую
икону, шедевр семнадцатого века, спящий под съемным слоем тонкой фанеры.
Брюс Уэйн из Уэйновского фонда, известный меценат, пригласил к себе в
офис соответствующего специалиста из Готамского музея изящных искусств.
Сообщив, что нашел этот предмет на чердаке своего дома, где не раз уже
отыскивались удивительные раритеты, Брюс ловко раскрыл ящик, словно
выставлял товар на блошином рынке.
Женщина благоговейно опустилась на колени и приступила к осмотру. На
некоторое время она потеряла дар речи. Она назвала имя художника, которое
ничего не говорило Брюсу, и показала золоченую именную печать. Она оценила
икону как минимум в три миллиона долларов и выразила надежду, что
Уэйновский фонд подождет, пока музей будет иметь возможность сделать
