чём-нибудь другом... подумай о том, что купишь на выигранные деньги!
– Я не хочу этих денег, - без выражения пробормотал Гарри, -
возьмите их себе. Пусть их берёт кто угодно. Я не должен был их
выиграть. Они должны были достаться Седрику.
То, с чем он так старательно боролся с первой же секунды после
выхода из лабиринта, кажется, грозило взять над ним верх. В уголках
глаз возникло острое, горячее покалывание. Он моргнул и уставился в
потолок.
– Ты ни в чём не виноват, Гарри, - прошептала миссис Уэсли.
– Это я предложил ему взяться за Кубок вместе, - сказал Гарри.
Теперь стало жечь и в горле. Ну почему Рон не может
отвернуться?
Миссис Уэсли поставила зелье на тумбочку, наклонилась и обняла
Гарри. Его никогда не обнимали так... по-матерински. Миссис Уэсли
прижала Гарри к себе, и все события этой ночи внезапно обрушились на
него всей своей тяжестью. Мама, папа, мёртвый Седрик... всё
закружилось перед глазами... он больше не мог этого вынести... его
лицо исказилось от усилий сдержать рвущийся наружу отчаянный крик...
Вдруг раздался громкий шлепок. Миссис Уэсли и Гарри отпрянули
друг от друга. Гермиона стояла у окна. Она что-то крепко сжимала в
кулаке.
– Извините, - прошептала она.
– Допей зелье, Гарри, - поспешно велела миссис Уэсли, вытирая
слёзы тыльной стороной ладони.
Гарри выпил всё залпом. Действие лекарства было
незамедлительным. Тяжёлыми, необоримыми волнами на него нахлынуло
глубокое забытье, он откинулся на подушки и провалился в пустоту.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
НАЧАЛО
Оглядываясь назад, даже месяц спустя, Гарри удивлялся,
насколько плохо помнит дни, последовавшие за третьим испытанием.
Видимо, после случившегося у него в сознании попросту не осталось
места для новых впечатлений. Но то, что всё-таки сохранилось в памяти,
причиняло жестокую боль – и самым ужасным из всего была встреча с
родителями Седрика на следующее после состязания утро.
Они ни в чём не винили Гарри, наоборот, благодарили за то, что
он доставил им тело сына. Мистер Диггори большую часть разговора
проплакал. Горе миссис Диггори было так велико, что иссушило все
слёзы.
– Значит, он почти не страдал, - сказала она, выслушав рассказ
Гарри о гибели Седрика. – И потом, Амос... это случилось сразу после
того, как он выиграл Турнир. Он, должно быть, умер счастливым...
Когда они уже поднялись, чтобы уходить, она посмотрела на Гарри
и проговорила:
– Ты теперь будь очень осторожен.
Гарри схватил с тумбочки мешочек с деньгами.
– Возьмите, пожалуйста, - неловко забормотал он. – Это должно
было достаться Седрику. Он первым туда добрался, возьмите...
Но она отшатнулась.
– Что ты, что ты, милый, это твоё, мы не можем... оставь у
себя.
* * *
На следующий вечер Гарри возвратился в гриффиндорскую башню. От
Рона с Гермионой он узнал, что за завтраком Думбльдор обратился к
школе с речью. Он попросил, чтобы Гарри оставили в покое, чтобы никто
не задавал ему вопросов, не докучал просьбами рассказать о случившемся
в лабиринте. И действительно, Гарри заметил, что большинство ребят
обходит его стороной, избегая встречаться с ним взглядами. Некоторые
шептались, прикрывая рты ладошками. Видимо, многие поверили
написанному в статье Риты Вритер, что он ненормален и оттого опасен.
Возможно, у кого-то имелись свои соображения об обстоятельствах гибели
Седрика. Но Гарри это было совершенно безралично. Лучше всего он
чувствовал себя возле Рона и Гермионы, когда те беседовали на
отвлечённые темы или играли в шахматы, а он молча сидел рядом. Ребята
понимали друг друга без слов и, казалось, молча ждали какого-то знака,
известия о происходящем вне "Хогварца" – а до получения точных
сведений не имело смысла гадать, что будет дальше. Они затронули
болезненную тему один-единственный раз – когда Рон рассказал Гарри о
разговоре миссис Уэсли с Думбльдором, состоявшемся перед её отъездом.
– Она пошла к нему спросить, нельзя ли тебе этим летом поехать
прямо к нам, - сказал Рон. – Но он хочет, чтобы ты поехал к Дурслеям,
по крайней мере, сначала.
– Почему? – спросил Гарри.
– Мама говорит, что у Думбльдора свои резоны, - угрюмо покачал
головой Рон. – Я так понимаю, мы должны его слушаться, верно?
Кроме Рона и Гермионы, Гарри мог общаться только с Огридом.
Преподавателя защиты от сил зла в школе больше не было, и эти уроки
были свободны. И вот, в четверг, ярким солнечным днём, ребята
отправились навестить Огрида. Из открытой двери хижины выскочил Клык,
гулко гавкая и размахивая хвостом.
– Кто там? – крикнул Огрид, выходя на порог. – Гарри!
Он пошёл навстречу, привлёк к себе Гарри одной рукой, взъерошил
ему волосы и проговорил:
– Рад тебя видеть, приятель. Рад тебя видеть.
Войдя в хижину, ребята увидели на деревянном столе у камина две
полуведёрные кружки.
– Мы тут по чайку вдаряли с Олимпией, - объяснил Огрид, - она
только ушла.
– С кем? – с любопытством переспросил Рон.
– С мадам Максим, с кем же ещё! – сказал Огрид.
– Значит, у вас всё-таки сладилось? – спросил Рон.
– Не знаю, о чём это ты, – Огрид состроил непонимающую
физиономию и пошёл к комоду за чистыми кружками. Потом, приготовив чай
и подав на стол непропечёные бисквиты, Огрид сел, откинулся на спинку
стула и окинул Гарри внимательным взглядом своих глаз-жуков.
– Ну, ты как? – сипло спросил он.
– Нормально, - ответил Гарри.
– Нет, не нормально, - покачал головой Огрид, - вижу, что не
нормально. Но – всё будет хорошо.
Гарри промолчал.
– Я знал, что он вернётся, - просто сказал Огрид. Гарри, Рон и
Гермиона испуганно вскинули на него глаза. – Знал уж много лет, Гарри.
Знал, что он где-то прячется, выжидает. Это должно было случиться. И
вот – случилось. А мы теперь должны просто жить дальше. Будем
бороться. Может, получится его остановить – до того, как он наберёт
полную силу. По крайней мере, такой план у Думбльдора. Великий
человек, Думбльдор. Пока он у нас есть, я не очень-то беспокоюсь.
Поглядев на недоверчивые лица ребят, Огрид поднял кустистые
брови.
– Какой толк сидеть и боятся, - продолжил он. – Что будет, то
будет – наше дело встретить это достойно. Думбльдор мне про тебя всё
рассказал, Гарри.
Огрид поглядел на Гарри и весь раздулся от гордости.
– Ты поступил так, как поступил бы твой отец – а выше этого у
меня похвалы нет.
Гарри улыбнулся. Первый раз за много дней.
– А что Думбльдор попросил тебя сделать, Огрид? – спросил он. –
Он посылал профессора МакГонаголл за тобой и за мадам Максим... в ту
ночь.
– Да так, подкинул на лето кой-какую работёнку, - неопределённо
ответил Огрид, – секретную. Мне про это говорить не положено, даже с
вами. Может, и Олимпия – для вас мадам Максим – со мной поедет.
Наверно, поедет. Кажись, я её уговорил.
– Это связано с Вольдемортом?
При звуке этого имени Огрид поморщился.
– Может, и так, – он уклонился от прямого ответа. – Ну, а
сейчас... кто хочет пойти со мной поглядеть на последнего дракла? Шучу
я, шучу! – поспешно добавил он при виде скисших лиц.
* * *
Вечером в спальне, перед самым возвращением на Бирючиновую
аллею, Гарри с тяжёлым сердцем упаковывал вещи в сундук. Он с ужасом
думал о предстоящем прощальном пире – обычно весёлом празднике, на
котором объявляли победителя соревнования между колледжами. С момента
выхода из больницы он, страдая от любопытных взглядов, избегал
появляться в Большом зале при большом скоплении народа, предпочитая
есть, когда там почти никого не было.
Когда они с Роном и Гермионой вошли в зал, им сразу же
бросилось в глаза отсутствие праздничного убранства. Обычно для
прощального пира Большой зал украшали цвета колледжа-победителя. А
сегодня стена позади учительского стола была затянута чёрным – в знак
траура по Седрику.
За учительским столом сидел настоящий Шизоглаз Хмури.
Деревянная нога и волшебный глаз были на месте. Хмури постоянно
дёргался, подскакивал, стоило кому-нибудь с ним заговорить. Вполне
объяснимо, подумал Гарри. И без того присущая Хмури боязнь нападения
не могла не усилиться после десятимесячного заточения в собственном
сундуке. Кресло профессора Каркарова пустовало. Усаживаясь за стол
вместе с остальными гриффиндорцами, Гарри гадал, где сейчас может быть
Каркаров и не разделался ли с ним Вольдеморт.
Мадам Максим была здесь. Она сидела рядом с Огридом, и они тихо
о чём-то разговаривали. Чуть дальше, рядом с профессором МакГонаголл,
сидел Злей. Их с Гарри взгляды на какое-то время встретились. На лице
Злея застыло странное – но, в любом случае, желчное и неприязненное,
как всегда – выражение. Гарри долго смотрел на Злея, уже после того,
как тот отвернулся.
Интересно, что делал Злей по приказу Думбльдора в ту ночь,
когда возродился Вольдеморт? И почему... почему... Думбльдор так
уверен, что Злей действительно на их стороне? Когда-то он был нашим
шпионом, так Думбльдор говорил в дубльдуме. Злей стал "нашим
осведомителем, ценою огромного риска для своей жизни". Что же он
сделал сейчас? Может быть, связался с Упивающимися Смертью?
Притворился, что никогда по-настоящему не переходил на сторону
Думбльдора? Что он, подобно самому Вольдеморту, выжидал?
Гаррины размышления прервал профессор Думбльдор. Он встал из-за
преподавательского стола. В Большом зале, где и так было гораздо тише,
чем обычно бывает на прощальном пиру, воцарилось гробовое молчание.
– Наступил конец, - заговорил Думбльдор, обводя взором
собравшихся, - очередного учебного года.
Он сделал паузу, и его глаза остановились на столе
"Хуффльпуффа". За этим столом с самого начала было тише всего, оттуда
и сейчас смотрели самые бледные и самые грустные лица.
– Я о многом собираюсь поговорить с вами сегодня, - продолжил
Думбльдор, - но сначала хочу сказать о замечательном мальчике, который
должен был бы сидеть сейчас здесь, - он сделал жест в сторону
хуффльпуффцев, - и веселиться на прощальном пиру. Я прошу всех встать
и поднять бокалы в память о Седрике Диггори.
Все встали, все до единого. Заскрипели скамьи – весь Большой
зал встал, поднял бокалы и повторил единым низким раскатом: "за
Седрика Диггори".
В толпе Гарри случайно заметил Чу. По её лицу катились
молчаливые слёзы. Гарри опустил глаза и уставился в стол. Потом все
сели.
– Седрик воплощал в себе многие прекрасные качества, присущие
истинным хуффльпуффцам, - сказал Думбльдор. – Он был добр, трудолюбив,
был хорошим товарищем. Он ценил честность превыше всего. Его смерть
затронула каждого из вас, независимо от того, хорошо вы его знали или
нет. И, как мне кажется, именно поэтому вы имеете право знать, что
произошло.
Гарри поднял голову и поглядел на Думбльдора.
– Седрика Диггори убил Лорд Вольдеморт.
По Большому залу пронёсся испуганный ропот. Школьники, в ужасе
от услышанного, неверяще смотрели на Думбльдора. Директор хранил
невозмутимое спокойствие и ждал, пока гомон прекратится.
– В министерстве магии, - продолжал Думбльдор, - возражали
против того, чтобы я сообщал вам это. Возможно, ваших родителей
шокирует то, что я всё-таки это сделал – потому ли, что они не верят в
возвращение Лорда Вольдеморта, потому ли, что считают вас слишком
маленькими для подобных известий... Однако, по моему глубокому
убеждению, правда вообще предпочтительнее лжи, и, если я стану делать
вид, что Седрик погиб в результате несчастного случая или допущенной
им же самим ошибки, то это будет прямым оскорблением его памяти.
Все лица, потрясённые, испуганные, были сейчас повёрнуты к
Думбльдору... или почти все. Гарри увидел, что за слизеринским столом
