ней ближе, и я увидел в светлом кругу над ее головой образы Ананды и Анны,
бросавших цветы матери Анне.
- Спасибо, друг, - наконец тихо сказала она. - Я не останусь с пятном на сердце.
Анна будет здесь.
Не успела мать Анна окончить своих слов, как раздался стук в дверь и вошедший
Ясса спросил разрешения войти нашим друзьям.
Получив разрешение, все друзья вошли в комнату матери Анны. Казалось, что час
назад все мы вышли из дома, и облик каждого запечатлелся в моих глазах. А в эту
минуту я мог бы поспорить с самим собой, что люди прожили в оазисе год, а не
час: так уверенно, легко, просто и весело здоровались все с матерью Анной. Они
как-то сразу освоились с атмосферой оазиса, точно и не уходили из него.
"Вот что значит забыть о себе", - подумал я.
Тепло приветствовала нас всех мать Анна, говорила, что Учитель И. за год своего
пристального наблюдения над ее оазисом сделал так много нового в нем, что мы его
и не узнаем. Поздравив нас с началом новой жизни, мать Анна пригласила всех в
трапезную, сказав, что там нас уже нетерпеливо ждут.
По дороге в трапезную оазис показался нам таким цветущим и благоухающим раем,
что нельзя было себе и представить, как был он исковеркан песком и бурей год
назад. Странное чувство начинало расти в моей душе. Несколько коротких часов
отделяло меня от жизни у Владык мощи; а между тем, сейчас мне казалось, что все
пережитое было только благодатным, радостным сном, а жизнь - как деятельность и
земной труд - и не прерывалась вовсе. Я ощущал данный момент своего возвращения
к жизни как будто бы не имевшим годового антракта, точно я вчера ушел из оазиса
и возвратился сегодня, проведя где-то поблизости одну короткую ночь.
Только в сознании своем я чувствовал великую перемену. Я видел теперь во всем,
какую любовь нес И. всякому человеку; как человек был целью его труда и дел
всегда, везде и во всем. Я понял, что и мне нет иного подхода к начинающимся
встречам, как любя человека, видя в нем цель дел Учителя, найти вход любовью в
сердце каждого и своей гармонией облегчить ему жизнь...
Насколько я воспринимал свой возврат в оазис как дело минутной разлуки с ним,
настолько жители оазиса восприняли наше появление как новый, вторичный приезд.
Это меня поразило. Конечно, наше исчезновение могло быть воспринято обитателями
как ночной отъезд. Но И. ведь оставался с ними? Почему же сейчас, при нашем
входе в трапезную, оазис встречает И. восторженной овацией, благодаря его за
вновь обретенное счастье - столь неожиданно скорое посещение? Где же был И.? Чем
же он был занят этот год?
Я вспомнил башню пятого луча в пространстве; вспомнил ночь бури на маяке; образ
И. среди гор песка пустыни в грохоте ветра, грома и молний; его же образ в то же
время неподвижно стоявший у руля на маяке, - и понял в первый раз отчетливо, что
если Учитель и не всемогущ и вездесущ, то, во всяком случае, он может быть видим
людям в разных местах почти одновременно, и в этом нет чуда, а есть только
результат его знаний.
Итак, И. не жил в оазисе, а "пристально наблюдал" за развитием новой жизни в
нем, как сказала нам мать Анна. На восторженный прием людей, наполнявших
столовую, И. ответил коротким ласковым приветом, который закончил следующими
словами:
- Спасибо вам, друзья, что вы все это время с таким усердием и точностью
выполняли все мои указания, которые я передавал вам через мать Анну и Яссу. Не
меньшую благодарность примите и от моих друзей, именами которых вы назвали новые
аллеи в разбитом за этот год парке. Каждый из них оставит в своей аллее вам
какую-нибудь память. Между нами есть великие художники и скульпторы, ученые,
писатели и изобретатели, и сегодня же, после трапезы, соберитесь в семь бригад
все те, кто разбивал новые аллеи. Мои друзья выскажут мне свои пожелания, что и
где каждый из них хочет оставить вам в своей аллее, и общими силами мы выполним
эту работу. Но надо спешить, так как на этот раз мы не можем долго у вас
задержаться.
Крики радости от обещания И. и огорчения от нашего быстрого отъезда покрыл гул
общей просьбы: на воротах оазиса поставить изваянную фигуру И. в память
чудесного спасения в ночь ужасной бури.
Назвав "детским" желание жителей оазиса, И. сказал, улыбаясь, что постарается
оставить им на память свой портрет, но не на воротах, а на маяке, и пригласил
всех успокоиться, сесть за стол и мирно кушать, чтобы поскорее приняться за
обход аллей и обсуждение их украшений.
Обед прошел несколько торопливо. Видно было, что каждому хотелось принять
участие в новой работе с нами, независимо от того, разбивал он новую часть парка
и нет.
Перед окончанием трапезы мать Анна, видя всеобщее желание быть в нашем обществе,
объявила, что пойдут к новым дорожкам только те, кто их разбивал, но что
вечерняя трапеза будет на час раньше, все население оазиса соберется в новом
огромном зале и будет оповещено о результате наших трудов. Там все будут иметь
возможность провести вечер в нашем обществе и высказать все свои пожелания и
мнения. А Учитель И. и его спутники увидят выстроенный без них - по их планам и
указаниям - новый зал.
- Трепещите, одобрят ли высокие друзья и гости наш труд, - закончила свои слова
мать Анна, и ее голос и улыбка были особенно полны доброты и любви при этих
последних словах.
По окончании обеда каждого из нас окружила кучка людей из тех, что не шли с нами
работать, и милые обитатели оазиса рассказывали нам о чудесах доброты и энергии
Яссы: о его необыкновенных приемах лечебного массажа, о новых формах гимнастики,
которым он обучал специальную, очень многочисленную бригаду.
К огорчению остававшихся, вскоре подошла к нам большая толпа юношей и девушек в
рабочих костюмах, предлагая отправиться к новым аллеям. И. с нами не пошел,
сказав, что у него много дела в старой части парка.
Трудно было себе представить, до чего разрослось все на старом и на вновь
обработанном куске необъятной пустыни! Завод теперь совсем не был виден,
закрытый со всех сторон поднявшимся стеной густым кустарником. Когда же мы
подошли к тому месту, где был вход в особую стену Владык, - я знал, что вход
здесь, так как увидел сквозь все преграды лабораторию Владык, увидел даже на
седьмом этаже моего милостивого Владыку-Учителя, посылавшего мне улыбку, - то
удивлению моему не было границ. Кругом шла стена-лес, точно вековое, ухоженное
гигантами, живое окончание оазиса...
Перед этой толстенной стеной была разбита широкая площадка с цветущим на ней
благоухающим палисадником. Всем хотелось иметь здесь статую матери Анны, но не
было такого большого куска мрамора. Грегор с Василионом посоветовали вылить ее
из местного стекла, уверяя, что Василион знает теперь тайну несмывающихся и
невыгорающих красок в стекле, переливающихся под солнцем краше перламутра.
Долго мы ходили по новым аллеям, обдумывая, что оставить каждому из нас как дар
благодарности оазису, ставшему для нас центром великих откровений, началом новой
жизни и труда для блага людей, обетованной землей, возвращение на которую еще
раз было указано некоторым из нас.
Когда мы достигли той аллеи, что жители оазиса в шутку назвали "Левушкин рай", я
мгновенно понял, что должен я оставить на этой аллее как дар своей вечной
благодарности. Аллея имела в середине круглую площадку, где блестел песок
пустыни и где обитатели оазиса хотели выстроить большую беседку. Вся аллея была
из широколистных пальм, еле достигавших пока высоты человеческого роста, что
среди огромных деревьев других аллей делало ее похожей на обсаженную карликовыми
растениями. Тем не менее листья пальм были уже так хороши, что аллея была
тенистой. Половина площадки была обсажена кедрами, шедшими полукругом и также
еще не достигшими человеческого роста. Спутники мои, увидя мою
сосредоточенность, поняли ее как огорчение, что моя аллея мало поднялась. Они
объяснили мне, что эта аллея разбивалась последней, потому она еще низкорослая,
но что через год-два поднимется выше своих соседок к небесам.
- Я совсем не огорчен, что аллея моя выросло мало, - ответил я. - Я глубоко
задумался над тем, что должно быть сооружено на этой чудесной площадке. Мне
хотелось бы, чтобы здесь стояла не беседка "Левушкин рай", но чтобы здесь была
часовня, отдающая всем, к ней приникающим, чистоту и силу рая. Но я не знаю,
имею ли я право соорудить здесь копию одной священной, божественно прекрасной
часовни, которую видел в одной чудесной Общине. Об этом я скажу вам вечером,
когда переговорю с Учителем И.
Так как моя аллея была последней, куда мы пришли, и только я один не решил
своего вопроса, а все остальные точно знали, что хочет каждый создать в своей
аллее, то времени на обсуждение ушло много, и сейчас все торопились разойтись по
домам и привести себя в порядок, чтобы внимательно приготовиться к вечерней,
более ранней, трапезе. Все разошлись, несколько задержались со мной Грегор с
Василионом, и Грегор шепнул мне:
- Мы поняли Ваш замысел. О, если бы Учитель И: нашел это возможным! Здесь как бы
нарочно все устроено, чтобы копия могла появиться!..
Оставшись один, я сел на песок и оперся спиной о ствол центрального кедра.
Великая Мать дала мне задачу принести Ее Радость и Утешение в часовню скорби в
Общине Раданды. Разрешит ли Она мне оставить копию Ее древней часовни Звучащей
Радости здесь, в опекаемом Великими Силами месте, чтобы образ Ее помогал
совершенствоваться этому небольшому и необычайному племени, не знавшему горькой
сети человеческих страстей и самолюбия, не знавшему слез и встречавшему каждого
улыбкой привета?
Я готов был положить под фундамент свои величайшие сокровища: Ее цветок и камень
Венецианца, очищенный от зла и ненависти Браццано Владыкой-Главой на его алтаре,
что он называл Рабочим Местом Бога. Закрыв лицо руками, я ушел с земли; я летел
всем сознанием в часовню Радости, пытаясь там найти первое указание... Я вдруг
услышал голос:
"Место Мое всюду, где чистая любовь человека зовет Меня. Но сила помощи Моей
зависит только от верности тех, кто ко Мне приходит.
Сложи в основание фундамента часовни не только те сокровища, что на себе носишь;
но и все поданные тебе - любовью людей, цельной и бесстрастной, - вещи в оазисе
Дартана.
Жди указаний И. Он передаст тебе камень Света для фундамента Моей часовни, что
Божественные Силы подадут Владыке-Главе".
Голос затих. Спускалась уже тьма на оазис, Я не знал, куда и как идти, как вдруг
услышал поспешные шаги И. Мой великий и мудрый покровитель шел мне на выручку,
как делал это во всех случаях моих затруднений.
- Мой друг, разве ты сразу не увидел, что все подготовлено здесь мною, чтобы
могла засиять еще одна часовня Радости в пустыне? - сказал он, поднявшись со
мною. - Велико счастье твое, что ты имел силы вынести из лаборатории
Владыки-Главы очищенный, наполненный магнитным током Великого Бога камень и
посланный тебе новый живой цветок Великой Матери. О трудностях технической
стороны не беспокойся.
И. взял меня, счастливого, потерявшего чувство времени и пространства, под руку,
и мы весело зашагали во тьме, среди ярко сиявших небесных лампад.
- О, как прекрасна Жизнь, - тихо повторил я несколько раз за время этого
короткого пути с И.
И опять по-новому воспринимал я общество моего высокого друга! Теперь не было у
меня никакого ощущения разнобойных вибраций: я даже не замечал особенностей
ритма дыхания и походки И., к которым раньше мне приходилось не без труда
приспосабливаться. Я сейчас легко и просто сросся, слился с сознанием И., и мне
было ясно: Единого в нем я воспринимал всем Светом своей души. И если я не видел
еще всего Света И., то я жил всеми своими силами Единой Красоты в Его Свете. Я
не воспринимал личности И. потому, что не знал в эти минуты даже намека на
что-то личное в себе. Впервые я ощущал на деле, что такое полная освобожденность
и как беспредельно счастье жить в ней серый день Земли!..
Когда мы достигли освещенного зала трапезной и погрузились в море голов и глаз,
жадно ожидавших И., в первый раз за это короткое время так недавно начатой новой
жизни меня не ударили, не оглушили и даже не смутили эманации человеческой
