начальник смены. А весь прикол в парторге. Подошел он ко мне и проникновенно
так, сказал: Молодец, что выступил, но все таки слабовато, надо было лучше
подготовиться... . Представляешь, он все за чистую монету принял. А ты мне
говоришь, что я гоню. Это они гонят, и не понимают этого!... .
Все случилось в один миг, 9 мая 1982 года. Не смотря на праздник,
батальону пришлось обеспечивать прохождение колонны. Две роты сорвались из
расположения, так и не отдохнув после проведенных засад, не успев опробовать
заготовленную заранее молодыми, по случаю большого праздника, бражку. Группы
высаживались с брони в ходе движения по маршруту, блокируя участки
вероятного обстрела, опережая засады противника, в местах где зеленка опасно
приближалась к бетонке. Выигрывал тот, кто успевал.
Выстрел прозвучал одиноко и почти не слышно в ритме движения группы по
винограднику. Пуля, посланная опытной рукой стрелка, остановила Халимова.
Войдя в тело точно чуть правее левого соска, она вышла через левую лопатку,
раздробив кость и обильно смочив ХэБэ на спине парня кровью. Халимов,
побелев лицом скатился с дувала, в проеме которого его поймал дух. Он упал к
ногам Кеши, который только что, перед Халимовым, пролез в эту злополучную
дыру. Снайпер, для острастки и в целях профилактики других попыток
преодолеть дувал, сделал еще несколько выстрелов подряд, продемонстрировав
при этом завидное мастерство в скорострельности из своего бура.
Дувал разрезал дозорную группу из трех человек пополам. Один из троих,
через тело которого прошла та невидимая черта, уже был мертв. Два других
остались по разные стороны глиняной стены.Шквал огня, что последовал за
выстрелами снайпера, заставил группу прижаться к дувалу и лишил возможности
преодолеть его -- ставший теперь огневым рубежом.
Кеша , первую минуту, сидел склонившись над мертвым телом товарища.
Халилов умер у него на руках, сразу же, как только Кешка перевернул его
лицом к себе. Он умер тихо и быстро, прошептав бескровными губами: Мама, как
больно .Инстинктивно, стремясь избавиться от чужой липкой крови, Кеша макнул
руки в пыль. Стыдливо, вытирая с рук, впитавшую в себя кровь пыль, он
старался повнимательней оглядеться, чтобы определить направление выстрела,
который они прозевали.
Когда море огня , под прикрытием которого три человека с Гуном
перепрыгнули через дувал, выплеснулось из всех имеющихся в группе стволов на
виноградник, Кеша уже метался, безрассудно пытаясь определить позицию
стрелка, начавшего эту маленькую войну. Он пригнувшись, интуитивно
перемещался по лабиринту виноградника.
Понимая, что он упускает время, Кеша сместился в край виноградника ,
пытаясь выбрать удобную позицию. Приблизительно определив линию выстрела, он
понял что стрелок будет уходить из зоны обстрела и самое удобное для этого
место это пролом в противоположной стене виноградника, по диагонали от
Кешиной позиции, на рубеже около 80 метров. Стараясь успокоить дыхание, он
широко расставив ноги, раздвинув лозу стволом своего ПэКа, медленно повел
мушку вдоль дувала в ожидании появления стрелка. Он был уверен, что найдет
его.
Гун. с двумя бойцами, не смотря на плотность огня, смог передать тело в
проем, где у него его приняли земляки Халилова. Сразу оглядевшись, Гун решил
искать второго, единственного молодого из троих, попавших под огонь
снайпера. Плотность огня спала также неожиданно, как и возросла. Приняв
возникшее хрупкое равновесие сил, противник вел только профилактический
огонь, стараясь сохранить дистанцию огня. В этот момент, прозвучавшая
длинная, захлебывающаяся пулеметная очередь, означала только одно молодой
все еще жив и слава богу огрызается.
Дух появился в проеме неожиданно. Кеша почти прозевал его. Боясь, что
он его упустит, Кешка нажал на спусковой крючок пулемета и продолжал
стрелять пока пыль, поднятая его пулями не скрыла от него проем вместе с
духом. Его ПэКа послушно следовал желаниям своего хозяина, посылая свои
пули, наполненные ненавистью к врагу, с одним единственным желанием
наказать, убить, доказать себе, что он может это сделать.
Они в тот день сделали все что смогли. Он выследил и завалил стрелка, а
Гун вытащил тело этого духа вместе с его винтарем под чужим, яростным огнем.
Уже вечером в бригаде, не стесняясь своего хмельного выхлопа, лет ха выловил
дерзкого молодого, желая посмотреть на этого клоуна.
Любишь воевать, сынок? ,-- Гун в упор смотрел на молодого солдата,
которого привели по его просьбе в курилку между палатками. Нет, пулять
люблю, , -- стараясь выглядеть безразличным, ответил молодой. Гун
внимательно осмотрел эту нелепую фигуру в панаме, с мятыми полями. но уже с
лихо заломленным затылком и пыльными , грязными ботинками с порванными
шнурками. Значит любишь пулять?-- переспросил Гун.-- а я подумал, что духи в
атаку пошли, когда ты с пулемета саданул. Быстро ты сообразил что к чему .
Пулей! -- молодой самодовольно улыбнулся. Гун продолжал внимательно
разглядывать этого балбеса, который медленно переполнялся, закипающей в его
заднице, собственной значимостью, не подозревая о истинном положении вещей.
На войне бывают моменты, сынок, когда необходимо действовать
беспощадно и жестоко это моменты вспышки озарения твоего сознания, когда ты
знаешь, что ты должен делать быстро и точно, прямо и непосредственно. В
такой момент ты принадлежишь своему телу, наполненному инстинктами. И чем
быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя. Если дальше будешь пулей
соображать, папа тобой может гордиться. А сейчас, -- Гун в упор смотрел в
глаза молодого, проверяя, как далеко тот может зайти в своей дерзости, --
понты убери, промежность на панаме поправь, проволоку замени шнурками и
старайся больше не чмонеть. Бросай свои парагвайские замашки -- все проблемы
твоего быта относятся к трудностям войны. Завтра, с такой же дерзостью и
винтовкой -- ты на Поле дураков . Будем из тебя индейца делать. .
Так он стал Пулей. Многие, прилетевшие на одном с ним самолете, были
все еще мифами , бесами , индейцами , парагвайцами , желудками , черепами ,
духами , червями . Многие из них уже потеряли свои имена, так и не заработав
новых....
Гун погиб от нашей дымовой мины из Василька . Группа попала в задницу в
зеленке. Духи принялись нас плотно окучивать. Гун через арык умудрился
протащить группу к находившимся в окружении. Плотность огня с обеих сторон
была очень высокой. Вытаскивать раненых приходилось в паузах между залпами
минбатареи, пристрелявшей русло арыка и отсекавшей своими минами духов,
которые лезли в эту щель между полупопиями Аллаха, словно мухи на дерьмо.
Гун провел уже три группы туда и обратно, когда молодой из минбатареи,
случайно задев спуск, дал залп из Василька по пристрелянному арыку, по руслу
которого Гун выводил группу.
Их накрыло этим залпом. Троих сильно посекло осколками. Двое,
следовавших за Гуном, получили ожоги от дымовой мины, попавшей точно в
основание черепа Гуна, сильно опалив его тело и оторвав ему голову. Гуна
вынесли на руках вместе с его головой. Молодого, из минбатареи,чудом удалось
спасти от самосуда. В тот день у многих из бригады жизнь разделилась на две
половины: до того и после того.
На внутренней стороне берета Гуна, хранившемся в ротной каптерке в
ящике из под гранат, вместе с другими его личными вещами, была надпись: Я
REX ВДВ, а не кусок гудрона! .
Я, часто вспоминая Гуна, много думал о том, что я видел на той дурацкой
войне и о том, что видел и пережил после, отлеживая бока на госпитальной
койке, натирая культи убогими протезами, выпивая литры водки с контуженными
братьями-интернационалистами, выслушивая сожаления от тех, кто там не был.
Гун собрал нас всех в кучу, сделав из нас специалистов, а одного из нас
просто асом на этой войне. Он научил нас многому, до остального мы дошли
сами. Он лишил нас веры в бессмертие и избавил от иллюзии безнаказанности
зла. Мы поняли, что оружием может быть простой карандаш, удар которым может
подарить вам вульгарный перитонит. И лишь расторопность местных санитаров
будет залогом благополучного исхода.
Уже там, каждый из нас понял, что оружие дает тебе право фактической
мощи над местными кишлаками, которые ты можешь снести одним залпом. В
частном случае, ты легко можешь столкнуться с ситуацией, когда ты будешь
полностью владеть правом казнить или миловать пойманного тобой духа. И
никого нисколько не удивит, если ты выйдешь за рамки раз или два, просто,
чтобы убедиться, удастся тебе это или нет? И если ты это сделаешь, ты
обязательно подсознательно будешь потом стремиться расширить пределы своего
могущества, пока не натолкнешься на крепкую стену, границу, установленную
твоей судьбой, которая одна лишь способна заставить тебя остановиться.
Судьба это как пуля снайпера.Ты живешь пока она летит. Как только ты
попадаешь на прицел ты уже не принадлежишь себе до конца. В знак
предупреждения ты начинаешь получать мелкие неприятности.Затем, не вняв
предупреждениям, ты натыкаешься на прочную стену, которая дает только один
выбор либо жить в установленных стеной границах, спрятавшись от
предназначенной тебе судьбой пули, либо преодолеть стену и умереть
свободным. Главное -- вовремя понять,что ты уже достиг своей стены, познал
предел дозволенного, предел своего могущества.
Восемьдесят из ста, прибывших в бригаду, достигают этой черты и не
преодолевают ее, раз или два перешагнув ее и вернувшись, не справляясь со
страхом за собственную проявленную смелость. А вот остальные двадцать
переступают эту грань по несколько раз в день, хмелея от чувства свободы,
вседозволенности и постоянной угрозы наказания за проявленную дерзость. Сам
факт их существования, их способность сохраниться и остаться людьми и есть
та мера человеческой удачи, которой определяется мастерство снайпера,
отмеряющего дозволенное нам и наказывающего нас за дерзость попытки откусить
от жизни больше, за большую цену.
Гун говорил нам: Жизнь прекрасна, но не дорога. И главное мы сами
должны назначать цену за нее! Важно не продешевить в своей дерзости... .
Раз побывав там, за стеной, те двадцать из ста, остаются жить в том
мире, где все за все готовы платить любую цену ибо там все прямо, просто и
понятно!
... Часто у тебя срывает крышу? , -- я спрашиваю Кешу, пытаясь понять,
понимает ли он, что его не понимают другие люди. Последний раз, когда
сорвало крышу, я развелся. Сейчас вроде нормально. Никто не жалуется. А вот
тот раз, тогда я серьезно все делал.Это они думают, что я только гнал . А я
не гнал !!! .
Его история меня не удивила.
...Меня выкинули из института. Я вернулся на рудник. Квартиру мне не
давали. Поставили на очередь и я стал ждать. С родителями я не стал жить.
Съехал от них. Комнату снял у старой казашки, в квартале землянок, где
раньше жили основатели рудника зеки и ссыльные работяги.
Казашка была бабкой старой закалки курила Беломор , имела наколку на
руке и иногда материлась по-русски. Единственным условием, которое она
поставила, было условие не есть в ее доме свинину, уважая ее как
мусульманку. На том и договорились.
Все шло нормально. С бабкой я быстро сдружился. Хохлушка, с которой я
жил тогда, расписавшись по глупости, не все делала так, как я хотел. Но это
не волновало меня. Я еще сам не знал, чего хочу -- упахивался на шахте до
беспамятства.
Однажды прихожу домой. Казашка сидит на улице, курит одну папиросу за
