Должно быть, их количество сильно уменьшил библейский царь Соломон,
запиравший их в бутылки, ежели они отказывались присягать ему на верность.
Говорят, что некоторые из них так и остались в заточении на тысячи лет. Они
как бы путешествовали во времени с помощью макроскопа, наблюдая, но не
имея возможности вмешаться в происходящие события. Какая ужасная судьба -
- быть навсегда запертым в крохотном пузырьке.
Он потерял много времени, и его исход из Египта пришелся на позднее
время суток. День догорал, и он мчался навстречу тьме. Лучи заходящего
солнца играли на волнах, кромка облаков окрасилась в багровый цвет.
Невозмутимо море,
Прилив -- его экстаз,
Средь ночи приходящий...
Ну и что с того, что это Средиземное море, а не болота Глинна? Слова
поэта все равно справедливы.
На горизонте Иво заметил корабль. Он свернул к нему: большая галера,
двенадцать или четырнадцать весел по бортам ритмично уходят в воду.
Выходит, они вправду использовали их в древние времена! Парус на мачте был
свернут -- ветер слабоват. "Хотят, наверное, к вечеру добраться домой",--
подумал Иво, и не удивительно, корабль всего лишь сорок футов в длину. По
сравнению с современными лайнерами, тысяча футов от кормы до форштевня
(Иво грустно улыбнулся, вспомнив каламбур Брада)... Хотя у этой галеры что-
то не видно было форштевня... Да даже поставить ее рядом с трехсотфутовым
фрегатом...
Нет. Эта игрушка вряд ли решится далеко отходить от порта.
Иво летел слишком низко и слишком медленно, а ведь он хотел
достигнуть Дамаска затемно. Он не мог позволить себе глазеть на каждую
достопримечательность на его пути, сколь бы заманчивой не была такая
возможность.
Он попытался подняться, но не сдвинулся. Океан был гораздо ближе и
не казался таким спокойным. Зеленые волны грозно вздымались всего в сорока
футах от него. Потянуло холодом. Он сосредоточился на управлении
макроскопом и закрыл глаза. Если он опять задремал, то нужно исправить
свою оплошность прежде, чем кто-то заметит. Чувство собственного
достоинства требовало хотя бы сохранить лицо в этой ситуации. Если это
просто пальцы соскользнули с ручки -- то нет проблем. Значит так -- шар
координатного рычага в правой руке, и она автоматически управляет полетом,
так что Иво практически не задумывается над ее действиями, совершая
перемещения. Один легкий поворот и...
Шар исчез. Его пальцы схватили воздух.
Он открыл глаза. Волнующееся море было всего в двадцати футах, и он
падал.
Он попытался было схватить рукой окуляры, но только ударил себя
ладонью по лицу.
-- Иво! -- донесся откуда-то издалека голос Афры.
Удар об воду, боль и холод, голое тело онемело, соленая вода залила
глаза, попала в рот, Иво ничего не видел и захлебывался.
Он забыл обо всех тонкостях фрейдистских толкований сновидений и
поплыл. Его голова появилась над поверхностью, он стал выплевывать воду и
протирать глаза.
Он действительно был здесь, никаких сомнений быть не может. И он
действительно слышал голос Афры, прокричавшей его имя. Может, он был ей
небезразличен? Сейчас это представляло чисто академический интерес.
Кто он был такой, чтобы заявлять, что происходящее невозможно? Да и
утонуть можно было, так и не изложив даже половину своих аргументов.
Лучше действовать по обстановке.
Он упал немного в сторону от курса корабля. Он не представлял себе,
насколько далека земля, но был уверен, что ему не достигнуть ее. Он не был
сильным пловцом, к тому же тело сковывал холод, да и не ясно было, в какую
сторону плыть. Его единственной надеждой была эта галера, в противном
случае...
Иво поплыл. Руки показались ему неимоверно тяжелыми с непривычки.
По-видимому, трансформации действительно забирали много сил, хотя раньше
он этого не замечал. Они просто включили программу, прошли цикл
разрушений, и... космос вокруг них изменился. Практически, космические
путешествия не очень сложная штука. Афра была столь уверенна и спокойна,
что даже не требовала каждый раз ощупывать себя. А вот плавание в открытом
море -- совсем другое дело, особенно если волны хаотически атакуют тебя и ты
не владеешь техникой дыхания. Он приподнял голову и перешел на брасс,
выискивая корабль.
Ему было легче преодолеть световой год, чем проплыть сто футов в
неспокойной воде.
Появилась галера! Весла вздымались и опускались, опускались и
вздымались, судно рассекало воду на приличной скорости, теперь оно казалось
ему большим и грациозным. По краю борта были прикреплены щиты, и когда
нос корабля подымался на волнах, Иво мог видеть грозный таран -- судно было
военным.
Похоже, ему не доплыть. Он все еще был немного впереди, но его
продвижение было недостаточно быстрым и, к тому же, замедлялось. Руки
совсем окоченели, и он поплыл по-собачьи. Через несколько минут корабль
пройдет мимо него, покажет корму, а он, окончательно выбившись из сил,
утонет. Вернется ли он после смерти здесь на базу, находящуюся в недрах
континента Тритон на Нептуне, где над равнинами сжатой материи ревут
метановые штормы. Или это просто будет конец?
У него не хватило духу выяснить этот вопрос до конца. Он должен
бороться за жизнь в каждом из миров. Он просто не может завершить это
приключение самоубийством, даже если это только кошмарный сон.
Галера была совсем близко, и он мог рассмотреть все детали: корпус из
темно-коричневого дерева, ряды отверстий для весел, а над ними -- квадратные
окна с дополнительными уключинами. Нос был практически вертикальным, без
украшений, возле ватерлинии он изгибался вперед и плавно переходил в
массивный шестифутовый рог, рассекавший океанские волны, а при случае
(Иво в этом не сомневался) и вражеские корабли. Корма загибалась вверх как
лебединая шея и обрывалась на высоте двадцать футов над ватерлинией.
Кормовая уключина была гораздо больше остальных, в нее было вставлено
большое весло, напоминавшее лопату, насаженную наоборот на черенок. Борт
корабля выше ряда весел состоял из перемежающихся деревянных и плетеных
панелей, а завершающий его ряд разноцветных щитов придавал галере
довольно внушительный вид.
На носу, на возвышении, почти напротив Иво, сидел впередсмотрящий.
Иво закричал.
Впередсмотрящий моментально повернул голову: здесь не было принято
спать во время работы. Послышались восклицания, над бортом появились
другие головы. Весла дружно поднялись и застыли в верхней точке своей
траектории, корабль начал замедляться. Раздались хриплые команды, галера
развернулась и двинулась к Иво.
И он считал ее игрушкой, глядя с высоты галактических достижений.
На самом деле это был маневренный боевой корабль с дисциплинированной
командой.
Нос корабля оказался на расстоянии вытянутой руки, Иво неуклюже
вскарабкался на рог, безмерно признательный помощи незнакомцев. Он
обнаружил, что таран состоит из трех частей: основной деталью был длинный
узкий стержень, усиленный бронзовыми пластинами, две длинные скобы
притягивали его к носу корабля. Таким образом, вся эта конструкция могла
быть безболезненно потеряна в бою без большого ущерба для корабля.
Тараном, должно быть, недавно пользовались, так как он не успел обрасти
ракушками.
С палубы к нему протянулись руки. Иво охватил руками изогнутый нос
и приподнялся, неуверенно балансируя на скользком таране. У него хватило
сил только на то, чтобы ухватиться за крепкие ладони спасителей, и его тут же
вытащили на палубу, продрогшего, смертельно уставшего, слегка
исцарапанного, но невредимого.
Перед ним стоял коротышка, на нем был металлический шлем, одет он
был в кожаные доспехи, но не похожие на египетские,-- очевидно, капитан. Он
разглядывал Иво, стоявшего обнаженным и дрожавшего под порывами
вечернего ветра.
-- Кто вы,-- резко спросил капитан.
-- Иво Арчер,-- последовал ответ. Иво понимал, что помощи ожидать не
приходится до того, как эти люди не выяснят, что он не опасен для них.
-- Иварч,-- повторил капитан.-- Раб, свободный, подданный?
-- Свободный.
Но как он мог это доказать. Наг как раб, без денег, дома и друзей?
-- Страна?
-- Америка.
-- Арпад?
-- Америка.
Ясное дело, они не слышали о таком государстве, и лукавить тут было
ни к чему.
Капитан замешкался, он не был уверен, как нужно обходиться с
гражданином неизвестного государства -- то ли оказать почести, то ли
вышвырнуть за борт.
Подумав, он решился:
-- Пусть Маттан решает.
Маттан: правитель, бог, судьба?
Капитан по-военному четко развернулся.
-- Оденьте этого человека и накормите его.
Иво принесли грубое войлочное одеяло и отвели на нижнюю палубу,
где он чуть было не задохнулся, так как воздух был насыщен запахом пота
голых тел гребцов. Вонь стояла ужасная, но было тепло, и потому терпимо.
Вскоре он начал ощущать свое тело, в которое возвращалась жизнь.
Он сидел на корме, как раз перед рулевым. Через всю палубу шел
проход шести футов шириной, загроможденный коробками и ведрами. С двух
сторон на узких лавках сидели гребцы, по одному на каждое весло. Они
двинулись синхронно, так и должно было быть, так как при такой тесноте
любое неритмичное движение привело бы к хаосу. Каждое второе весло
выходило далеко в проход, но что-то гребцы не использовали дополнительный
рычаг. Несомненно, это были рабы, но никто не был закован в цепи, и,
насколько можно было судить, несчастных среди них не было. Большинство из
них были светлокожи.
Приближалась ночь, на нижней палубе потемнело. Офицер в дальней
стороне прохода перестал отбивать такт и выкрикнул какие-то команды. Весла
были подняты, их концы притянуты к палубе жесткими кожаными ремнями.
Затем минут пятнадцать рабы поднимались, потягивались, болтали друг с
другом. Кое-кто опорожнялся в свободные емкости. Рулевой, еще один офицер,
судя по кожаным доспехам, привязал свое весло и тоже присел на ведро.
Вспомнив о своей нужде, Иво последовал их примеру и тоже решил
воспользоваться здешними удобствами. Очевидно, зловоние в трюме было
следствием не только вспотевших тел.
Но неужели это хуже, чем неисправные туалеты и дымящиеся кучи
отбросов в трущобах двадцатого века?
Под присмотром офицера рабы сняли часть досок с нижней палубы и
стали доставать продукты: караваи черствого хлеба, меха, наполненные вином.
Рулевой отлучился наверх и вернулся вскоре с двумя копчеными козлиными
ногами, одну из них он отдал офицеру, задававшему ритм гребли. У чинов
здесь тоже были привилегии.
Иво взял один каравай -- он показался ему деревянным. Он даже не
подозревал, сколь твердым может быть хлеб из непросеянной муки. Это
невозможно было укусить, пришлось отгрызать небольшие кусочки. Вскоре
соленый хлеб вызвал у него жажду, и он взял у соседей мех. Иво сжал его так
же, как это делали другие и направил струю прямо в рот, чтобы не слюнявить
горлышко. Коричневатая жидкость залила лицо -- рабы рассмеялись.
Иво тоже засмеялся, он не чувствовал враждебности в этих людях, и
вытер обжигающую жидкость с лица. Да в этом пойле ни один микроб не
выживет! Со второй попытки он попал себе в рот, правда, еще надо было
научиться глотать непрерывно льющуюся жидкость, а пока пришлось часто
останавливаться. Вино? Это варево напоминало, скорее, забродившие помои,
настоянные на жабах, но это была хоть какая-то влага. Некоторые рабы
достали тонкие нити из сплетенных сухожилий и вывесили их в весельные окна.
Вскоре Иво понял, в чем дело -- они ловили рыбу и, надо признать,
небезуспешно. В качестве наживки использовались кусочки хлеба -- рыбе они
были по вкусу. Возле мачты было небольшое открытое пространство, которое
занимала огромная глиняная чаша. Рабы разложили в ней дымный костер и
принялись жарить свою добычу. Счастливчики могли поужинать даже лучше,
чем хозяева!
Иво не желал бы для себя такой жизни, но нельзя не признать, что в ней
были и приятные моменты. Все, что от тебя требуется -- это грести, не сбиваясь
