бы плащи проректора, зама, секретарши, а сейчас было пусто. Ему невероятно
повезло в жизни - только такой тощий и смог бы стиснуть себя подобным
образом. Он стоял, тыкаясь позвоночником в дурацкие крючки, отпихивая
затылком дурацкие плечики, хватая ртом слабую струйку воздуха из щели. Он
стоял, не имея душевных сил освободиться.
Потом вылез, обмирая.
Да, в кабинете проректора обнаружился порядок. Да, в кабинете не
обнаружилось трупа. Радио по-домашнему играло позывные: наконец-то
наступила полночь. Однако было почему-то страшнее, неизмеримо страшнее!
Сколько времени он провел возле шкафчика, сражаясь со слуховыми
галлюцинациями, неизвестно. Как он заставил себя покинуть пост дежурного,
ему не запомнилось. И уж тем более в памяти не остался обратный путь.
Осталось лишь вязкое, черное, ирреальное - что-то нескончаемое. Но
обратный путь все-таки состоялся, вернув действие к прежнему месту.
Помещение заведующего кафедрой было открыто. На стенах дремали
неподвижные тени. В глаза бил дворовый фонарь, ставший за вечер родным.
"Жанна!" - позвал Игорь... Ее не оказалось ни внутри, ни снаружи - нигде.
Вконец одурев, он заглянул под стол. Затем секунду-другую растерянно
метался в потоках ртутного света - между окном и дверью. Силы кончились.
Он упал перед диваном на колени, уткнулся лицом в вонючий, засиженный
сотнями задов дерматин и захныкал.
НОЧЬ (РАССЛЕДОВАНИЕ)
ДЕЙСТВИЕ N1: ЧУЖАЯ КВАРТИРА
В прихожей горел свет. Тусклыми яичными кругами из темноты
выхватывались каменные стены, каменный потолок, каменный пол. Лампы
размещались не наверху, как у людей, а по бокам - в чугунных церковных
светильниках. Коридор, больше похожий на тоннель, тоскливо уходил в
бесконечность. Было мрачно. Было изысканно странно. Душа любого из
приглашаемых сюда гостей не могла не трепетать - в точном соответствии с
замыслом хозяев. Прямо напротив входа висело большое овальное зеркало,
старинной работы. Над ним поблескивала вычеканенная в бронзе надпись:
"Познай себя." А в зеркале отражался мальчик. Веснушки, очки, школьные
штаны, шмыгающий нос - типичное городское существо четырнадцати лет.
Правда, взгляд у него был не вполне типичен. Взгляд метался по коридору,
увязая в темных углах, напряженный цепкий взгляд на удивление взрослых
глаз. И мысли были напряженными, цепкими. "Никого же нет! - думал он. -
Чего бояться? Она, растяпа, так спешила, даже свет забыла выключить..."
Мальчика не беспокоил странный интерьер прихожей. Много раз за свою
жизнь он имел удовольствие окунаться в сконструированный мирок этой
квартиры. Он привык, давно уже не считал себя гостем. Его не могли
обмануть ни расписанные под булыжник обои, которыми были обклеены и стены,
и потолок, ни специальный линолеум, ни другие хитроумные детали антуража.
Из воспоминаний близкого детства у него осталась картинка, как все это
рождалось - клеилось, сверлилось, устанавливалось на века. Он лихорадочно
изучал перспективу чужой квартиры. Лестница осталась сзади, дверь
захлопнулась. Отступать было поздно.
В комнатах тоже горел свет. Но оттуда никто не выглядывал, не кричал:
"Кто там?" Все правильно: дядю Юру увезли, а Бэла ушла сама. Выскочила
вдруг из квартиры, села в лифт, и вниз. Канула в дождь. Повезло, кабина
стояла точно на седьмом этаже, иначе она могла пешком по лестнице
побежать, и тогда... Впрочем, что тогда? Ну, пожелали бы друг другу
спокойной ночи... Нет, все равно повезло. Целый день его не пускали в ТУ
квартиру, теперь же появилась возможность войти, не спрашивая разрешения.
И ключи имеются, причем не надо даже в свою комнату спускаться: ключи от
ТОЙ квартиры равноправно бренчат в общей связке - в кармане штанов. Дело в
том, что Бэла с супругом часто путешествовала - либо представляла за
границей русскоязычную астрологию, либо медитировала на каком-либо из
отечественных курортов. А повсюду в горшках у них растения жили, которые
требовали регулярного полива, плюс почта каждый день наполняла ящик, ее
требовалось вынимать и складировать на полке под овальным зеркалом. Вот
дядя Юра и подарил ключи тем соседям, которым абсолютно доверял. На всякий
случай, и вообще... Но матери посещать чужую квартиру без хозяев трудно,
воспитание мешает, а Игорь вовсе не желает туда ходить - с хозяевами или
без, как угодно, - сильно не любит эту семейку. Так и стал Александр
главным смотрителем соседской жилплощади. А что? Даже интересно - хочешь,
видео смотри, хочешь, книжки листай. Только приводить никого постороннего
нельзя, с этим у соседей очень строго. И еще - когда они уезжают, то
многочисленные дверцы в секретерах и ящички в столах-тумбочках закрывают
на маленькие замочки, чтобы всякие там "смотрители" не лазили, куда не
следует. В открытом пользовании дядя Юра всегда хранил проверенные
кассеты, увы, увы, и проверенные книги - короче, ничего такого, что
особенно требуется развивающемуся организму. Еще хозяева, когда
отсутствовали, включали сигнализацию и другие защитные штучки. А мальчик
имел подробные инструкции, как с системой обращаться - знал код, знал
специальный номер телефона, и все такое...
Сейчас, разумеется, сигнализация была в отключке.
"Ну, если следовательша об этом ключе унюхает, нам всем хана, -
мельком подумал мальчик. - А может уже унюхала?"
Он осторожно двинулся вперед. Квартира была абсолютно такой же, как
коммуналка ниже этажом. Только неизмеримо цивилизованнее. Первым номером
от двери шел кабинет Бэлы - точно над комнатой, где жил мальчик с мамой и
братом. Напротив, над супругами-театралами располагался кабинет дяди Юры,
выходивший окнами на проспект. Там, где ютился программист дядя Павел,
была устроена спальня, которую почти целиком занимала гигантская кровать.
А дальше, уже за кухней, хозяева сделали супергостиную. Ни в кухне, ни в
гостиной свет сейчас не горел: конец коридора затаился во мраке... Мальчик
заглянул в резиденцию Бэлы. Привычная картинка: снизу доверху сплошь
голубое с золотыми узорами. Как и в прихожей, обоями здесь были оклеены и
стены, и потолок. Впрочем, в остальных комнатах так же, только раскраска в
каждой разная. Дядя Юра говорил, что это называется "эффект табакерки",
самый модный нынче стиль. Юный зритель смело вошел в голубую табакерку,
озираясь... В обоях сверкали узкие зеркальные полоски, придавая комнате
истинно Космический вид. Повсюду висели таблицы, заполненные цифрами,
буквами из разных алфавитов, непонятными словами. Висели изображения
звериных морд, таинственные графики. Висела фотография звездного неба. Над
древним письменным столом была приделана полочка, на которой стоял
миниатюрный макет - жутко красивый. Дядя Юра уверял, что когда-то очень
давно так выглядел храм в городе Дельфы, где обитал знаменитый оракул.
Кстати, бронзовая надпись в прихожей - насчет "познания себя" - она ведь
оттуда же, из Дельфийского храма. Бэла вообще с особенной нежностью
относилась к древнегреческим предсказателям, наверное, тоже хотела стать
когда-нибудь мифом... Компьютер на столе, распечатки валяются, бумажки со
столбиками цифр - творческий беспорядок. Телевизионщики любили здесь
снимать. Правда, стеклянные дверцы шкафа сейчас были раскрыты, а книги с
нижней полки почему-то свалены вниз, на пол. Справочники по всяким там
математикам, труды всяких там Кеплеров и Пифагоров, другая ученая
дребедень - все это бесцеремонно брошено под ноги. Литература на других
полках не тронута, стоит сомкнутыми рядами: Библия, Коран, шикарные тома
со странными названиями вроде "Зохар", "Авеста", и прочее, и прочее.
Присев, мальчик заглянул в разоренную полку. Ага! Простенький, пошленький
тайничок - углубление с задвижкой. Пустой, увы. Мальчик никогда не брал
отсюда книги - скучища ведь, наука. То ли дело у дяди Юры. И, выходит, зря
не брал... Он встал и распрямился.
На письменном столе творческий беспорядок достигал своего апогея:
кроме компьютера и распечаток здесь имел место ворох хитроумно
расчерченных картонок. Бэла, объясняя что-нибудь тупым журналистам,
обязательно демонстрировала такую картонку и водила по ней пальцем.
Назывались они очень красиво - "астрологические карты". Еще на столе был
телефонный аппарат и раскрытый блокнот. А поверх всего - в качестве
ведущего элемента композиции - лежали деньги.
Несколько аккуратных пачек.
Мальчик никогда не видел денег в пачках. Мгновение он впитывал
глазами стол - в холодном восторге. Наверное, эти самые богатства и хранил
опустевший тайничок... Впрочем, деньги были чужими, и колдовство сразу
потеряло силу. Мальчик сделал шаг, заглянул в раскрытую страницу блокнота.
Наискосок бежала запись, сделанная красным фломастером. Выделялось
короткое противное слово: "МОРГ", жирно подчеркнутое, затем следовал адрес
и телефонный номер. Стараясь не дотронуться до денег, мальчик взял блокнот
и перелистал его. Однако другие страницы были чисты. Бесконечно листалась
сплошная глянцевая белизна - очевидно, ради одной-единственной записи Бэла
использовала совершенно новую вещь. Безумная расточительность. Мальчик
последний раз огляделся. Исследовать эту комнату было вроде бы незачем, и
он вышел в коридор.
Дядя Юра жил в "табакерке" желтых тонов. Здесь обстановка казалась
куда более нормальной: ковер на полу, стандартный стол, стандартный диван,
стандартная видео-аудио аппаратура. Полки для дефицитных книг, стеллаж для
кассет, секретер для всякой всячины. В гостиной, кстати, тоже есть
телевизор - висит на стене, потеснив портретную галерею, - и туда проведен
кабель из дяди-Юриной комнаты, прямо от видика. Почти как кабельное
телевидение. И в спальне есть телевизор, и даже на кухне - маленький.
Вообще, у них только коридор и кабинет Бэлы сделаны в фирменном стиле
"Леди Космос", а все остальные пространства квартиры смотрятся не так
экзотично. Однако сейчас в комнате творилось явное безобразие. Все, что
могло быть вытащено, было вытащено - из стола, из секретера, с полок, со
стеллажей. Все вытащенное - брошено на пол. Закрыв собой ковер целиком,
валялись россыпью папки, какие-то документы с печатями, книги, фотографии,
журналы. Видеокассеты разбросаны по дивану. Мебель раскрыта, дверцы, ящики
и ящички бесстыдно выставлены - голым нутром к публике. Поразительное
зрелище. Видел бы все это дядя Юра, вот бы он раскричался, распсиховался,
дом бы разнес от злости. Он ведь обожал порядок, жить не мог без порядка,
в отличие от своей жены. Интересно, кто здесь поработал? Преступник, что
ли?
Тщательно ступая в свободные от предметов промежутки ковра, мальчик
двинулся вперед. В углу, на столике под торшером, лежала бумажка. Одиноко,
сиротливо, но вполне аккуратно. Бумажка притягивала к себе, потому что
была отдельно от царящего в "табакерке" развала. Взять ее в руки,
осмотреть ее казалось таким естественным. Вот только кресло... Мальчик
вдруг застыл, едва не потеряв равновесие. Как он сразу не сообразил?
Торшер стоит рядом с креслом. Рядом с _т_е_м _с_а_м_ы_м_ креслом! В
котором дядю Юру... вон и розетка... Он глубоко вздохнул, пытаясь вернуть
движениям уверенность. Затем продолжил путь, глядя под ноги. Да, кресло
мешало, гипнотизировало, занимало собой все помещение. Александр поднял
бумажку. Это оказалась повернутая вниз лицом фотография. Всего-навсего
старая черно-белая фотография. На обороте бежала торопливая, уже начавшая
стираться надпись, сделанная синим шариком: "Все будет, как ты хочешь,
