похожая на библиотекаршу, только эта другого цвета, и зовут
Милка. А ту - Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и
говорила сразу по двум телефонам.
- Ой, ну это же пшено! - говорила она в одну трубку и
улыбалась. - Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя желтое
блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чем
тут ломать голову? О чем? И тут же - в другую, строго:
- Его нету. Не зна... А вы не интонируйте, не интонируйте,
я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.
- Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному?
Интересно... Она одна была? Она кадрилась к тебе?.
- Слушайте, я же ска... А вы не интонируйте, не
интонируйте. Не знаю.
Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по
телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает:
"Твой бугор в яме? " И он тоже спросил Милку:
- А бугор когда будет в яме? - Он вдруг что-то разозлился
на эту Милку.
Милка мельком глянула на него.
- Что вы хотите? - спросила она.
- Я спрашиваю: когда бу...
- По какому вопросу?
- Нужна справка, что...
- Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.
- Мне... - Иван хотел сказать, что ему нужна справка до
третьих петухов. Милка опять отстукала:
- Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?
Это пшено, - сказал Иван. И встал и вольно прошелся по
приемной. - Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка:
"собачья радость на двух", "смесь козла с "грюндиком". Я
спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к
одному. - Иван все больше накалялся. - Но у тебя же - посмотри
на себя - у тебя же нет румянца во всю щеку. Какая же ты
невеста? Ты вот спроси меня - я вечный жених, - спроси:
появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка, спроси.
- Появилась охота?
- Нет, - твердо сказал Иван.
Милка засмеялась и захлопала в ладоши.
- Ой, а еще? - попросила она. - Еще что-нибудь. Ну,
пожалуйста. Иван не понял, что "еще"?
- Еще покажите что-нибудь.
- А-а, - догадался Иван, - ты решила, что я шут гороховый.
Что я - так себе, Ванек в лапоточках... Тупой, как ты говоришь.
Так вот знай: я мудрее всех вас... глубже, народнее. Я выражаю
чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы
пустые, как... Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни
танцы - шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не
желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!..
Милка опять громко засмеялась.
- Ой, как интересно! А еще, а?
- Худо будет! - закричал Иван. - Ой, худо будет!.. Лучше
вы меня не гневите, не гневите лучше!..
Тут в приемную влетел черт и увидел, что Иван орет на
девицу.
- Тю, тю, тю, - испуганно затараторил черт и стал теснить
Ивана в угол. - Чего это тут такое? Кто это нам разрешил
выступать?.. Ая-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий
начитался, - пояснил он девице "выступление" Ивана. - Сиди
тихо, счас нас примут. Счас он придет... Я там договорился: нас
примут в первую очередь.
Только черт сказал так, в приемную вихрем ворвался некто
маленький, беленький - сам Мудрец, как понял Иван.
- Чушь, чушь, чушь, - быстро сказал он на ходу. - Василиса
никогда на Дону не была.
Черт почтительно склонил голову.
- Проходите, - сказал Мудрец, ни к кому отдельно не
обращаясь. И исчез в кабинете.
Пошли, - подтолкнул черт Ивана. - Не вздумай только
вылететь со своими предисловиями... Поддакивай, и все.
x x x
Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и
метал.
- Откуда?! Откуда они это взяли?! - вопрошал он кого-то и
поднимал руки кверху. - Откуда?!
- Чего ты расстроился, батя? - спросил Иван участливо.
Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чертом.
- Ну? - спросил он сурово и непонятно. - Облапошили Ивана?
- Почему вы так сразу ставите вопрос? - увертливо
заговорил черт. - Мы, собственно, давно хотели...
- Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?
- Разрушение примитива, - твердо сказал черт. Мудрец
погрозил ему пальцем.
- Озоруете! А теоретически не готовы.
- Нет, ну серьезно... - заулыбался черт на стариковскую
нестрашную угрозу. - Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего
стоят!
- Что им, в полупендриках ваших ходить?
- Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но,
положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадежно
отстали? Вы скажете - мода. А я скажу: да, мода! Ведь если
мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго
говоря, не совсем его совершают...
- Тут, очевидно, следует говорить не о моде, - заговорил
старик важно и взволнованно, - а о возможном положительном
влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся
нормы морали...
- Конечно! - воскликнул черт, глядя на Мудреца влюбленными
глазами. - Конечно, о возможном положительном влиянии.
- Всякое явление, - продолжал старик, - заключает в себе
две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая
функция в данный момент больше раздражается; моторная или
тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию -
все явление подпрыгивает и продвигается вперед, если
раздражитель попал на тормозную - все явление, что называется,
съеживается и отползает в глубь себя. - Мудрец посмотрел на
черта и на Ивана. - Обычно этого не понимают...
- Почему, это же так понятно, - сказал черт.
- Я все время твержу, - продолжал Мудрец, - что необходимо
учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции,
учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться,
о двух головах: одна говорит "да", другая говорит "нет".
- Я видел явление о трех головах... - вякнул было Иван, но
на него не обратили внимания.
- Ударим одну голову, услышим "да"; ударим другую, услышим
"нет". - Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился
пальцем в черта. - Какую ударили вы?
- Мы ударили, которая сказала "да", - не колеблясь,
ответил черт. Старик опустил руку.
- Исходя из потенциальных возможностей данных голов,
данного явления, голова, которая говорит "да", - крепче.
Следует ожидать, что все явление подпрыгнет и продвинется
вперед. Идите. И - с теорией, с теорией мне!.. - Старик опять
погрозил пальцем черту.
- Манкируете! Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу! Черт,
мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу...
Задом открыл дверь и так с подкупающей улыбкой на мордочке
исчез. Иван же как стоял, так упал на колени перед Мудрецом.
- Батя, - взмолился он, - ведь на мне грех-то: я научил
чертей, как пройти в монастырь...
- Ну?.. Встань-ка, встань - я не люблю этого. Встань, -
велел Мудрец. Иван встал.
- Ну? И как же ты их научил? - с улыбкой спросил старик.
- Я подсказал, чтоб они спели родную песню стражника...
Они там мельтешили перед ним - он держался пока, а я говорю: вы
родную его запойте, родную его... Они и запели...
- Какую же они запели?
- "По диким степям Забайкалья". Старик засмеялся
- Ах, шельмы! - воскликнул он. - И хорошо запели?
- Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло
перехватило.
- А ты петь умеешь? - быстро спросил Мудрец.
- Ну, как умею?.. Так...
- А плясать?
- А зачем? - насторожился Иван.
- Ну-ка... - заволновался старичок, - вот чего! Поедем-ка
мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю - боюсь,
упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь,
от мыслей.
Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.
- Сообщают: вулкан "Дзидра" готов к извержению, - доложила
она.
- Ага! - воскликнул старичок и пробежался по кабинету. -
Что? Толчки?
- Толчки. Температура в кратере... Гул.
- Пойдем от аналогии с беременной женщиной, - подстегнул
свои мысли старичок. - Толчки... Есть толчки? Есть. Температура
в кратере... Общая возбудимость беременной женщины, болтливость
ее - это не что иное, как температура в кратере. Есть? Гул,
гул... - Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку: - А
что такое гул?
Милка не знала.
- Что такое гул? - Старичок нацелился в Ивана.
- Гул?.. - Иван засмеялся. - Это смотря какой гул...
Допустим, гул сделает Илья Муромец-это одно, а сделает гул
Бедная Лиза - это...
- Вульгартеория, - прервал старичок Ивана. - Гул - это
сотрясение воздуха.
- А знаешь, как от Ильи сотрясается! - воскликнул Иван. -
Стекла дребезжат!
- Распушу! - рявкнул старичок. Иван смолк. - Гул - это не
только механическое сотрясение, это также... утробное. Есть
гул, который человеческое ухо не может воспринять...
- Ухо-то не может воспринять, а... - не утерпел опять
Иван, но старичок вперил в пего строгий взор.
- Ну что тебя, распушить?
- Не надо, - попросил Иван. - Больше не буду.
- Продолжим. Все три признака великой аналогии - налицо.
Резюме? Резюме: пускай извергается.
- Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: - Так и
запишите. Секретарша Милка так и записала. И ушла.
- Устаю, Ваня, дружок, - продолжал старичок свою тему, как
если бы он и не прерывался.
- Так устаю, что иногда кажется: все, больше не смогу
наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять
накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и
захочется иной раз... - Старичок тонко, блудливо засмеялся.
- Захочется иной раз пощипать... травки пощипать,
ягодки... черт те что!.. И, знаешь ли, принимаю решение...
восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая... царевна
Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней.
Опять вошла секретарша Милка: - Сиамский кот Тишка прыгнул
с восьмого этажа.
- Разбился?
- Разбился.
Старичок подумал...
- Запишите, - велел он. - Кот Тимофей не утерпел.
- Все? - спросила секретарша.
- Все. Какая по счету резолюция на сегодня?
- Семьсот сорок восьмая.
- Перекур.
Секретарша Милка кивнула головой. И вышла.
- К царевне, дружок! - воскликнул освобожденный Мудрец. -
Сейчас мы ее рассмешим! Мы ее распотешим, Ваня. Грех, грех,
конечно, грех... А?
- Я ничего. До третьих петухов-то успеем? Мне еще идти
сколько.
- Успеем! Грех, говоришь? Конечно, конечно, грех. Не
положено, да? Грех, да?
- Я не про тот грех... Чертей, мол, в монастырь пустили -
вот грех-то.
Старичок значительно подумал.
- Чертей-то? Да, - сказал он непонятно. - Все не так
просто, дружок, все, милый мой, очень и очень не просто. А
кот-то... А? Сиамский-то. С восьмого этажа! Поехали!
x x x
Несмеяна тихо зверела от скуки.
Сперва она лежала просто так... Лежала, лежала и взвыла.
- Повешусь! - заявила она.
Были тут еще какие-то молодые люди, парни и девушки. Им
тоже было скучно. Лежали в купальных костюмах среди фикусов под
кварцевыми лампами - загорали. И всем было страшно скучно.
- Повешу-усь! - закричала Несмеяна. - Не могу больше!
Молодые люди выключили транзисторы.
- Ну, пусть, - сказал один. - А что?
- Принеси веревку, - попросила его. Этот, которого
попросили, полежал-полежал... сел, - А потом - стремянку?
-сказал он.
- А потом - крюк искать? Я лучше пойду ей по морде дам.
- Не надо, - сказали. - Пусть вешается - может, интересно
будет.
Одна девица встала и принесла веревку. А парень принес
стремянку и поставил ее под крюк, на котором висела люстра.
- Люстру сними пока, - посоветовали.
- Сам снимай! - огрызнулся парень.
