батальона...
- Ванюшка, - заговорила Баба-Яга кротко, - не хами,
племяш. Зачем ты так?
- Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли,
будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых
будет - тогда вращай. А счас нечего.
- Нет, ну он же вовсю хамит! - чуть не плача сказала
первая голова - Ну как же?
- Заплачь, заплачь, - жестко сказал Иван. - А мы
посмеемся. В усы.
- Хватит тянуть, - сказала вторая голова.
- Да, хватит тянуть, - поддакнул Иван. - Чего тянуть-то?
Хватит тянуть.
- О-о! - изумилась третья голова. - Ничего себе!
- Ага! - опять дурашливо поддакнул Иван. - Во, даеть
Ванька! Споем?
- И Ванька запел:
Эх, брил я тебя
На завалинке,
Подарила ты мене
Чулки-валенки...
Горыныч, хором:
Оп - тирдарпупия! - допел Ванька. И стало тихо. И долго
было тихо.
- А романсы умеешь? - спросил Горыныч.
- Какие романсы?
- Старинные.
- Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь,
батюшка, я тебе их нанизаю сколько хоть. Завалю романсами.
Например:
Хаз-булат удало-ой,
Бедна сакля твоя-а,
Золотою казной
Я осыплю тебя-а!..
А? Романс!.. - Ванька почуял некую перемену в Горыныче,
подошел к нему и похлопал одну голову по щеке. - Мх, ты...
свирепый. Свирепунчик ты мой.
- Не ерничай, - сказал Горыныч. - А то откушу руку.
Ванька отдернул руку.
- Ну, ну, ну, - молвил он мирно, - кто же так с мастером
разговаривает? Возьму вот и не буду петь.
- Будешь, - оказала голова Горыныча, которую Иван
приголубил. - Я тебе возьму и голову откушу.
Две другие головы громко засмеялись. И Иван тоже мелко и
невесело посмеялся.
- Тогда-то уж я и вовсе не спою - нечем. Чем же я петь-то
буду?
- Филе, - сказала голова, которая давеча говорила
"лангет". Это была самая глупая голова.
- А тебе бы все жрать! - обозлился на нее Иван. - Все бы
ей жрать!.. Живоглотка какая-то.
- Ванюшка, не фордыбачь, - сказала Баба-Яга. - Пой.
- Пой, - сказала и дочь, - Разговорился. Есть слух - пой.
- Пой, - велела первая голова. - И вы тоже пойте.
- Кто? - не поняла Баба-Яга. - Мы?
- Вы. Пойте.
- Может быть, я лучше одна? - вякнула дочь; ее не
устраивало, что она будет подпевать Ивану.
- С мужиком петь... ты меня извини, но...
- Три, четыре, - спокойно сказал Горыныч. - Начали.
Дам коня, дам седло, -
запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:
Дам винтовку свою-у,
А за это за все
Ты отдай мне жену-у.
Ты уж стар, ты уж се-ед,
Ей с тобой не житье,
С молодых юных ле-ет
Ты погубишь ее-о-о.
Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как
всякий деспот, он был слезлив.
- Дальше, - тихо сказал он.
Под чинарой густой,
- пел дальше Иван, -
Мы сидели вдвое-ом;
Месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.
И Иван с чувством повторил еще раз, один:
Эх, месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.,.
- Как ты живешь, Иван? - спросил растроганный Горыныч,
- В каком смысле? - не понял тот.
- Изба хорошая?
- А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.
- Хочешь отдельную избу?
- Нет. Зачем она мне?
- Дальше.
Она мне отдала-ась...
- повел дальше Иван, -
До последнего дня...
- Это не надо, - сказал Горыпыч. - Пропусти.
- Как же? - не понял Иван.
- Пропусти.
- Горыныч, так нельзя, - заулыбался Иван, - из песни слова
не выкинешь,
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта
нехорошая тишина.
- Но ведь без этого же нет песни! - занервничал Иван. -
Ну? Песни-то нету!
- Есть песня, - сказал Горыныч.
- Да как же есть? Как же есть-то?!
- Есть песня. Даже лучше - лаконичнее.
- Ну ты смотри, что они делают! - Иван даже хлопнул в
изумлении себя по ляжкам. - Что хотят, то и делают! Нет песни
без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь
лаконично. Все.
- Ванюшка, - сказала Баба-Яга, - не супротивничай.
- Пошла ты!.. - вконец обозлился Иван. - Сами пойте. А я
не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С
усами вместе. А эти три тыквы... я их тоже буду немножко
жарить...
- Господи, сколько надо терпения, - вздохнула первая
голова Горыныча. - Сколько надо сил потратить, нервов... пока
их научишь. Ни воспитания, ни образования...
- Насчет "немножко жарить"-это он хорошо сказал, - молвила
вторая голова. - А?
- На какие усы ты все время намекаешь? - спросила Ивана
третья голова. - Весь вечер сегодня слышу: усы, усы... У кого
усы?
- А па-арень улыбается в пшеничные усы, - шутливо спела
первая голова. - Как там дальше про Хаз-бу-лата?
- Она мне отдалась, - отчетливо сказал Иван. Опять
сделалось тихо.
- Это грубо, Иван, - сказала первая голова. - Это дурная
эстетика. Ты же в библиотеке живешь... как ты можешь? У вас же
там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? У вас
там, я знаю, Бедная Лиза... прекрасная девушка, я отца ее
знал... Она невеста твоя?
- Кто? Лизка? Еще чего!
- Как же? Она тебя ждет.
- Пусть ждет - не дождется.
- Мда-а... Фрукт, - сказала третья голова. А голова,
которая все время к жратве клонила, возразила:
- Нет, не фрукт, - сказала она серьезно. - Какой же фрукт?
Уж во всяком случае - лангет. Возможно даже - шашлык.
- Как там дальше-то? - вспомнила первая голова. - С
Хаз-булатом-то.
- Он его убил, - покорно сказал Иван.
- Кого?
- Хаз-булата.
- Кто убил?
- М-м... - Иван мучительно сморщился. - Молодой любовник
убил Хаз-булата. Заканчивается песня так: "Голова старика
покатилась на луг".
- Это тоже не надо. Это жестокость, - сказала голова.
- А как надо?
Голова подумала.
- Они помирились. Он ему отдал коня, седло - и они пошли
домой. На какой полке ты там сидишь, в библиотеке-то?
- На самой верхней... Рядом с Ильей и донским Атаманом.
- О-о! - удивились все в один голос.
- Понятно, - сказала самая умная голова Горыныча, первая.
- От этих дураков только и наберешься... А зачем ты к
Мудрецу идешь?
- За справкой.
- За какой справкой?
- Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и
дочь тоже подхихикнули.
- А плясать умеешь? - спросила умная голова.
- Умею, - ответил Иван. - Но не буду.
- Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, - встряла
Баба-Яга. - Я подняла эту тему...
- Ти-хо! - рявкнули все три головы Горыныча. - Мы никому
больше слова не давали!
- Батюшки мои, - шепотом сказала Баба-Яга. - Сказать
ничего нельзя!
- Нельзя! - тоже рявкнула дочь, И тоже на Бабу-Ягу. -
Базар какой-то!
- Спляши, Ваня, - тихо и ласково сказала самая умная
голова.
- Не буду плясать, - уперся Иван.
Голова подумала:
- Ты идешь за справкой... - сказала она. - Так?
- Ну? За справкой.
- В справке будет написано: "Дана Ивану... в том, что он -
умный". Верно? И - печать.
- Ну?
- А ты не дойдешь. - Умная голова спокойно смотрела на
Ивана. - Справки не будет.
- Как это не дойду? Если я пошел, я дойду.
- Не. - Голова все смотрела на Ивана. - Не доидешь. Ты
даже отсюда не выйдешь. Иван постоял в тягостном раздумье...
Поднял руку и печально возгласил:
- Сени!
- Три, четыре, - сказала голова. - Пошли.
Баба-Яга и дочь запели:
Ох, вы сени, мои сени,
Сени новые мои...
Они пели и прихлопывали в ладоши.
Сени новые-преновые
Решетчатые...
Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками... а руки
его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову,
не смотрел соколом.
- А почему соколом не смотришь? - спросила голова.
- Я смотрю, - ответил Иван.
- Ты в пол смотришь.
- Сокол же может задуматься?
- О чем?
- Как дальше жить... Как соколят вырастить. Пожалей ты
меня, Горыныч, - взмолился Иван.
- Ну сколько уж? Хватит...
- А-а, - сказала умная голова. - Вот теперь ты поумнел.
Теперь иди за справкой. А то начал тут... строить из себя.
Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя?
Иван молчал.
- Становись лицом к двери, - велел Горыныч.
Иван стал лицом к двери.
- По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука.
- Со звуком - это ты лишка хватил, Горыныч, - возразил
Иван. - Я не сумею так.
- Как сумеешь. Приготовились... Три, четыре! Иван вылетел
из избушки.
Три головы Горыныча, дочь и Баба-Яга засмеялись. - Иди
сюда, - позвал Горыныч невесту, - я тебя ласкать буду.
x x x
А Иван шел опять темным лесом... И дороги опять никакой не
было, а была малая звериная тропка Шел, шел Иван, сел на
поваленную лесину и закручинился.
- В душу как вроде удобрения свалили, - грустно сказал
он. - Вот же как тяжко! Достанется мне эта справка...
Сзади подошел Медведь и тоже присел на лесину.
- Чего такой печальный, мужичок? - спросил Медведь.
- Да как же!.. - сказал Иван. - И страху натерпелся, и
напелся, и наплясался... И уж так-то теперь на душе тяжко, так
нехорошо - ложись и помирай.
- Где это ты так?
- А в гостях... Черт занес. У Бабы-Яги.
- Нашел к кому в гости ходить. Чего ты к ней поперся?
- Да зашел по пути...
- А "уда идешь-то?
- К Мудрецу.
- Во-он куда! - удивился Медведь. - Далеко.
- Не знаешь ли, как к нему идти?
- Нет, Слыхать слыхал про такого, а как идти, не знаю. Я
сам, брат, с насиженного места поднялся... Иду вот тоже, а куда
иду - не знаю.
- Прогнали, что ль?
- Да и прогнать не прогнали, и... Сам уйдешь. Эт-то
вотнедалеко - монастырь; ну, жили себе... И я возле питался -
там пасек много. И облюбовали же этот монастырь черти. Откуда
только их нашугало! Обложили весь монастырь, - их внутрь-то не
пускают, - с утра до ночи музыку заводют, пьют,
безобразничают...
- А чего хотят-то?
- Хотят внутрь пройти, а там стража. Вот они и оглушают
их, стражников-то, бабенок всяких ряженых подпускают, вино
навяливают - сбивают с толку. Такой тарарам навели на округу
-завязывай глаза и беги. Страсть что творится, пропадает живая
душа. Я вот курить возле их научился...
Медведь достал пачку сигарет и закурил.
- Нет житья никакого... Подумал-подумал - нет. думаю, надо
уходить, а то вино научусь пить. Или в цирк пойду. Раза два
напивался уж...
- Это скверно.
- Уж куда как скверно! Медведицу избил... Льва по лесу
искал... Стыд головушке! Нет, думаю, надо уходить. Вот - иду.
- Не знают ли они про Мудреца? - спросил Иван.
- Кто? Черти? Чего они не знают-то? Они все знают. Только
не связывайся ты с имя, пропадешь. Пропадешь, парень.
- Да ну... чего, поди?
- Пропадешь. Попытай, конечно, но... Гляди. Злые они.
- Я сам злой счас.. Хуже черта. Вот же как он меня
исковеркал! Всего изломал.
- Кто?
- Змей Горыныч.
- Бил, что ли?
- Дайне бил, а... хуже битья. И пел перед ним, и плясал...
Тьфу! Лучше бы уж избил.
- Унизил?
- Унизил. Да как унизил! Не переживу я, однако, эти дела.
Вернусь и подожгу их. А?
- Брось, - сказал Медведь, - не связывайся. Он такой, этот
Горыныч... Гад, одно слово. Брось. Уйди лучше. Живой ушел, и то
слава богу. Эту шайку не одолеешь: везде достанут.
Они посидели молча, Медведь затянулся последний раз
сигаретой, бросил, затоптал окурок лапой и встал.
