этот слабый проблеск надежды начисто лишил его самообладания.
- Ну-с, мистер Теллон, - в мужском голосе слышался легкий немецкий
акцент, широко распространенный на Эмм-Лютере, - я вижу, вы нервничаете.
Доктор Мюллер сказал, что вы нуждаетесь в лечении. Сейчас мы введем вам
пару кубиков нашего экстракта спокойствия...
- Не нужно, - решительно сказал Теллон. - Если вы не против, займемся
лучше моими... моими...
- Понимаю. Давайте их сразу и осмотрим.
Теллон почувствовал, что с его глаз осторожно срезают бинты, и тут,
как ни странно, доктор Хек начал насвистывать:
- Так-так... Ясно. Несчастный случай. Очень жаль, конечно, но могло
быть и хуже, мистер Теллон. Я думаю, мы легко с этим справимся. Это займет
около недели, но подлатаем мы вас как следует.
- Вы шутите? - У Теллона вырвался восторженный, трепещущий вздох. -
Вы хотите сказать, что сможете что-то сделать с моими глазами?
- Разумеется. С утра мы займемся веками - это самое трудное, дальше
очистим переносицу, и с бровями тоже что-нибудь придумаем.
- Но глаза? Сами глаза?
- Нет проблем. Какой цвет вы хотите?
- Цвет? - Теллон почувствовал, что его знобит от страха.
- Да, - весело произнес Хек. - Конечно, это не компенсирует потерю
зрения, но мы вам можем вставить пару действительно красивых пластмассовых
карих глаз. Или хотите голубые? Впрочем, я бы вам не советовал - не пойдет
к вашему цвету волос.
Теллон ничего не ответил. Минула ледяная вечность, прежде чем он
ощутил, как в его руку вонзается долгожданная игла.
5
Ежедневный распорядок в Павильоне, с которым ознакомили Теллона, был
прост, а для него даже проще, чем для других заключенных, так как его
освободили от всех мероприятий, кроме трех ежедневных молитвенных
собраний. Насколько ему показалось, Павильон был больше похож на учебный
армейский лагерь, чем на тюрьму. Семь часов в день заключенные занимались
физическим трудом, и дисциплина при этом поддерживалась самая минимальная.
Можно было пользоваться библиотекой и заниматься спортом. Вполне приятное
место - в каком-то смысле. Если, конечно, отвлечься от того, что у всех
тут был один приговор - пожизненное заключение.
Когда на другой день после выписки Теллона отвели на прогулочный
плац, он устроился на земле, прислонившись спиной к нагретой солнцем
стене. Утро было тихое, почти безветренное; тюремный двор наполняли звуки,
которые как бы наслаивались друг на друга: шаги, голоса, какие-то шумы,
происхождения которых он еще не знал, - но все перекрывал отчетливо
слышный плеск волн. Теллон прислонился затылком к теплым камням и
попытался устроиться поудобнее.
- Теперь, Теллон, ты на месте, - сказал охранник. - Другие покажут
тебе, где что находится. Можешь развлекаться.
- Да уж постараюсь.
Охранник сардонически расхохотался и зашагал прочь. Едва его шаги
стихли, как Теллон почувствовал, как о его вытянутую ногу что-то легонько
стукнулось. Он замер, пытаясь вспомнить, есть ли в южной части континента
какие-нибудь особенно неприятные насекомые.
- Извините меня, сэр. Вы мистер Сэм Теллон? - Голос ассоциировался с
образом седовласого краснолицего провинциального политика.
- Верно, - Теллон беспокойно обмахнул свою ногу, но ничего необычного
не нащупал. - Сэм Теллон.
- Очень рад с вами познакомиться, Сэм, - незнакомец, кряхтя, уселся
рядом с Теллоном. - Я Логан Уинфилд. Знаете, здесь, в Павильоне, вас
считают настоящим героем.
- Неужели?
- О, да. Мы все тут не питаем особого расположения к мистеру Лорину
Черкасскому, - пробасил Уинфилд, - но пока еще никому не удавалось надолго
уложить его на больничную койку.
- Я не хотел отправлять его в больницу. Я хотел его убить.
- Похвальное стремление, сынок. Жаль, не вышло. Впрочем, и после
того, что ты сделал, все мы тут твои друзья по гроб жизни. Именно столько
ты тут и просидишь.
- Догадываюсь.
- Исключительно верная догадка, сынок. Одно из величайших преимуществ
комбинации лютеранства, точнее, здешней его разновидности, с политикой
заключается в том, что с противниками можно не церемониться. По их теориям
выходит вот что. Раз уж мы сами благодаря всему, что делали на этом свете,
приговорили себя к вечным мукам за гробом и бодро-весело отправимся в ад,
то такой мелочи, как здешняя пожизненная скучища, просто не заметим.
- Изящная теория. За что вы тут? - этот вопрос Теллон задал из чистой
вежливости; единственное, чего ему сейчас хотелось, так это подремать на
солнышке. Он обнаружил, что еще способен видеть сны, а во сне его карие
пластмассовые глаза были ничуть не хуже настоящих.
- Я доктор медицины. Приехал сюда из Луизианы, еще в те времена,
когда планету только-только открыли. Конечно, тогда она называлась иначе -
не Эмм-Лютер. Я вложил в этот мир целую жизнь - жизнь, полную тяжкого
труда. И я люблю его. Поэтому, когда планета откололась от империи, я
пытался вернуть ее на истинный путь.
Теллон горько усмехнулся:
- И, насколько я понимаю, когда дело дошло до практических деталей
возвращения этого мира на путь истинный, вы стали избавлять его от слишком
упрямых политиков?
- Понимаешь, сынок, у меня на родине есть поговорка: нельзя
разубедить человека в том, в чем его предварительно кто-то не убедил.
Поэтому...
- Поэтому вы отбываете пожизненное заключение, да и при любом другом
режиме получили бы тот же приговор, если не хуже, - сердито произнес
Теллон. Когда он договорил, воцарилось молчание. Какое-то насекомое
прогудело рядом с его лицом и скрылось в теплом воздухе.
- Я удивлен, что ты так говоришь, сынок. Я думал, у нас общие
интересы, но, боюсь, был назойлив. Пожалуй, я пойду.
Теллон кивнул, вслушиваясь, как Уинфилд с усилием поднимается на
ноги. Что-то снова легонько чиркнуло его по ноге. На сей раз он сумел
схватить эту штуку и обнаружит, что держит в руке кончик трости.
- Прошу прощения, - сказал Уинфилд. - Трость - древнее орудие членов
нашего братства, но полезность ее отрицать невозможно. Без трости я
налетел бы на вас, что привело бы лишь к обоюдному замешательству.
Прошло несколько секунд, пока до Теллона дошел смысл этих округлых,
будто обкатанных фраз.
- Подождите. Вы хотите сказать, что...
- Вот именно, сынок. Я слепой. Через несколько лет ты научишься
выговаривать это слово.
- Почему вы раньше не сказали? Я не знал. Пожалуйста, присядьте. -
Теллон нащупал руку собеседника и крепко ухватил его за рукав. Уинфилд,
похоже, задумался над таким поворотом событий, но потом сел снова, тяжело
кряхтя при этом. Теллон догадался, что он - человек тучный и нездоровый.
Напыщенность Уинфилда (в особенности его постоянное "сынок") раздражала
Теллона, но все же перед ним был человек, уже прошедший ту дорогу, по
которой Теллону еще предстояло пройти. Некоторое время они сидели молча,
вслушиваясь в ритмичный скрип гравия - остальные заключенные совершали
моцион в другой части двора.
- Полагаю, ты размышляешь над тем, не потерял ли я зрение по той же
причине, что и ты, - произнес наконец Уинфилд.
- В общем, да.
- Нет, сынок. Ничего особенно драматического. Восемь лет назад я
попытался отсюда бежать, намереваясь пробиться обратно на Землю. Но дальше
болота я не ушел. Конечно, это самое легкое; до болота кто угодно
доберется. А вот что действительно трудно, так это перебраться через него.
Там обитает довольно противная разновидность блох, самки которых норовят
отложить яйца прямо тебе в глаза. Когда охранники притащили меня обратно в
Павильон, мои глаза представляли собой самые настоящие гнезда этих тварей.
Доктору Хеку пришлось немало повозиться, чтобы они не добрались до
мозга. Он почти неделю был вне себя от счастья, все насвистывал Джильберта
и Салливэна.
Теллон был потрясен:
- Но что вы собирались делать, если бы вам удалось пересечь болото?
Нью-Виттенбургский космопорт в тысяче миль отсюда, да и будь он хоть в
тысяче ярдов, вы никогда не прошли бы через контроль.
- Сынок, - Уинфилд, казалось, огорчился, - твой ум слишком занят
мелочами. Я ценю людей, которые помнят о мелочах, но только если эти
мелочи не отвлекают их от главного.
- От главного? Это вашу безумную идею протопать пешком несколько сот
световых лет до Луизианы вы называете главным?!
- Весь наш прогресс, Сэм, - история безумных идей. Космические
перелеты со сверхсветовой скоростью тоже считались безумной идеей, пока
кто-то не осуществил их на деле. Я не могу поверить, что ты готов гнить
тут до конца своих дней.
- Может, я и не готов к этому, но поступить собираюсь именно так.
- Даже если я предложу взять тебя с собой в следующий раз? - Голос
Уинфилда перешел в шепот.
Теллон рассмеялся - впервые с того момента, как Мак-Налти дохромал до
его офиса и протянул ему листок бумаги с космическим адресом новой
планеты.
- Уходите, старина, - сказал он. - Дайте мне отдохнуть.
Но Уинфилд продолжал говорить:
- Теперь все будет совершенно по-другому. Тогда я не был готов к
переходу через болото, но за эти восемь лет я подготовился. Уверяю тебя, я
знаю, как через него перебраться.
- Но вы слепой! Вам трудно будет даже перейти детскую площадку.
- Слепой-то я слепой, да уж, - таинственно сказал Уинфилд. - Не такой
и слепой.
- Говорить-то вы говорите, - тем же тоном ответил Теллон, - но
исключительную чушь.
- Ты вот что послушай, сынок. - Уинфилд придвинулся ближе и задышал
Теллону прямо в ухо. От него пахло хлебом с маслом. - Ты изучал
электронику и знаешь, что у нас на Земле, да и в большинстве других миров,
для слепых изобрели множество всяких приборов.
- Тут все по-другому, док. Электронная промышленность Эмм-Лютера -
часть его программы создания космических зондов. Все специалисты по
электронике работают либо на эту программу, либо на связанные с ней
приоритетные проекты, либо вообще сидят на той новой планете, что они
открыли. Кроме того. Гражданский Арбитр объявил, что к человеческому телу,
созданному по образу и подобию Божьему, нельзя добавлять никаких
рукотворных частей, ибо это противоречит религиозным догмам. Устройств, о
которых вы говорите, в этой части Галактики просто не существует.
- Нет, они существуют, - торжествующе произнес Уинфилд. - Или почти
существуют. Сейчас я пытаюсь изготовить примитивный сонарный "фонарь",
прямо здесь, в тюремном центре перевоспитания. Точнее, Эд Хогарт,
начальник мастерской центра, пытается изготовить его под моим
руководством. Я, естественно, не могу выполнять ручную работу.
Теллон безропотно вздохнул. Похоже, все, что говорит Уинфилд, слишком
абсурдно и фантастично.
- Вы хотите сказать, что за вами совсем не следят? И их не волнует,
что нарушаются два самых строгих запрета? Причем нарушаются в
государственном учреждении и за государственный счет?
Уинфилд шумно поднялся на ноги.
- Жаль, сынок, что ты смотришь на это так скептически. Но я готов
предположить, что в иных, не столь тяжелых обстоятельствах ты способен
вести себя как цивилизованный человек. Пойдем-ка со мной.
- Куда?
- В мастерскую. Там тебя ждет пара сюрпризов.
Держась за пухлую руку Уинфилда, Теллон вышел вслед за ним из
четырехугольного внутреннего двора. Он и сам не ожидают, что сможет
испытывать к чему-нибудь такой интерес.
Уинфилд, постукивая тростью, двигался уверенно и довольно быстро.
Пока они шли, множество людей сочувственно приветствовали Теллона,
