сквозь плотные предметы.
Доктор Бойс Амброуз пытался спасти остаток неудавшегося дня.
Проснулся он рано и, как иногда случалось, с тягостным ощущением,
что жизнь не сложилась. Больше всего в приступах этого ощущения его
раздражало то, что он не знал заранее, когда они нахлынут, и даже не мог
объяснить, что их вызывает. Почти всегда он бывал доволен своим постом
директора карлсенского планетария с его превосходным современным
оборудованием и постоянным притоком посетителей. Часть посетителей
составляли люди с высоким положением в обществе, а часть - просто
привлекательные молодые женщины, которые желали услышать все, что он
знает о звездах, и порой увлекались до такой степени, что с интересом
слушали его экскурсы в астрономию даже на следующее утро за завтраком.
Как правило, ему доставляли удовольствие и неторопливая
административная деятельность, и возможности порассуждать обо всех
событиях, происходящих в пространстве от границы атмосферы до пределов
наблюдаемой Вселенной, постоянно предоставляемые местными газетчиками, и
круг общественных обязанностей, и вечера с коктейлями, на которых камера
редко не запечатлевала его присутствие, хотя он не делал ничего
особенного - просто был высок, молод, хорош собой, образован и богат.
Однако иногда приходили другие дни, когда он видел себя самым
презренным существом на свете - популяризатором астрономических знаний.
В такие дни, случалось, он вспоминал, что звание доктора присуждено ему
университетом, известным тем, что там не отказывались от частной
финансовой помощи. Или что его диссертация была подготовлена с помощью
двух нуждающихся в средствах, но весьма сведущих в науке "личных
секретарей", нанятых его отцом. Или что его работа в планетарии могла
достаться любому, чья семья согласилась бы выложить деньги для закупки
нового оборудования. В ранней молодости Бойс был захвачен идеей
доказать, что он сможет построить карьеру без помощи состояния
Амброузов, но позже пришло понимание, что у него для этого не хватает
необходимых качеств. Будь он беден, может быть, ему было бы гораздо
легче тратить долгие часы на занятия в одиночку, но ему мешало то, что
он мог позволить себе любое из возможных увлечений. Рассудив таким
образом, он в конце концов пришел к выводу, что единственным логичным
ходом в данной ситуации будет использовать деньги для противодействия
влиянию, которое они же оказывают на его академическую карьеру, то есть
купить то, что они помешали ему завоевать трудом.
И с подобной философской основой Амброуз жил вполне счастливо. За
исключением тех дней, когда, например, неосторожный взгляд, брошенный на
страницу одного из научных журналов, выхватывал уравнение, которое он
должен был понимать, но... В таких случаях он часто принимал решение
активизировать свою работу в планетарии, и именно поэтому в тот день он
предпринял раннюю трехчасовую поездку к Матту Коллинзу лично вместо
того, чтобы связаться с ним по видеофону.
- Я не специалист в данной области, - сказал ему Коллинз за чашкой
кофе в его профессорском кабинете со стенами цвета загара. - Это чистое
совпадение, что Торнтон и я - старые друзья, и он позвонил мне первому.
Я вообще сомневаюсь, что такой человек, как "специалист по Планете
Торнтона", существует.
- Планета Торнтона, - повторил Амброуз, почувствовав укол зависти к
неизвестному дилетанту, чье имя войдет в историю астрономии только
потому, что ему нечего было больше делать по ночам, кроме как
- 5 -
просиживать их в жестяном сарайчике на лужайке за домом. - Мы точно
знаем, что это планета?
Коллинз покачал головой.
- Нет еще. Слово "планета" в данном случае не определяет сути.
Правда, теперь, когда объект ясно виден в форме диска, мы смогли оценить
его диаметр примерно в 12 000 километров, а это размер, характерный для
тела планетного типа. Но не исключено, что в своей собственной системе
размеров он может быть и карликовой звездой, и кометой, и... чем угодно.
- А как насчет деталей поверхности?
- Пока ничего неизвестно. - Коллинзу это отсутствие точного знания,
по-видимому, доставляло какое-то извращенное удовольствие. По обычным
человеческим меркам его можно было бы назвать великаном, и порой
казалось, что все заботы, осаждающие людей нормальных размеров, его
просто не трогают.
- Моя проблема заключается в том, что я должен найти какую-то форму
популяризации Планеты Торнтона в планетарии, - сказал Амброуз. - Как
насчет магнитолюктового телескопа? Разве из этого материала нельзя
делать линзы?
- В том, чтобы изготовить из магнитолюкта предмет в форме линзы,
нет никаких трудностей. И такая линза будет выполнять свою задачу, если
использовать ее для концентрации обычного света. Однако, если ты
попытаешься получить увеличенное изображение Планеты Торнтона, ничего не
выйдет.
- Вот этого я не понимаю, - сказал Амброуз, в отчаянии решившись
признать свое неведение. - Директор планетария должен быть экспертом по
поводу всего, что происходит там, наверху, но я в полной растерянности.
Репортеры звонят мне каждый день, а я даже не знаю, что им сказать.
- Не беспокойся, в одной лодке с тобой оказалось множество так
называемых экспертов. - Коллинз улыбнулся, и это чуть смягчило выражение
его сурового, грубого лица. Достав две сигары из кармана своей белой
рубашки, он метнул одну из них через стол Амброузу. - Если у тебя есть
время, я вкратце расскажу тебе то немногое, что знаю сам.
Благодарный за его дипломатичность, Амброуз кивнул и развернул
обертку сигары, курить которую в общем-то не хотел.
- У меня масса времени.
- Отлично. - Коллинз зажег обе сигары и откинулся назад в кресле,
отчего оно громко заскрипело. - Прежде всего замечу, что про
магнитолюктовые линзы я сказал тебе чистейшую правду.
- Я не сомневаюсь, что...
Коллинз поднял тяжелую розовую руку, жестом призывая Амброуза к
молчанию.
- Я лучше сразу выложу физику, поскольку для меня это тоже все
ново, и я понимаю ее вот здесь, но совсем не понимаю тут. - Он по
очереди постучал себя по лбу и по груди, потом начал лекцию. -
Магнитолюкт - это прозрачный материал с высокой концентрацией атомов
водорода. Относительно недавно появились сообщения, что он может быть
полезен в качестве некоего суперсцинтиллятора для обнаружения нейтрино,
но, насколько я знаю, никто не проявлял к этому делу интереса, пока в
Солнечную систему не вошла Планета Торнтона. Эта планета не излучает в
известной нам области спектра, поэтому ее невозможно увидеть обычным
путем, - зато она активно испускает нейтрино. Когда нейтрино попадает в
линзу магнитолюктовых очков, оно взаимодействует с протонами, в
результате чего появляются нейтроны и позитроны, которые возбуждают
другие атомы в материале, а те в свою очередь излучают в видимом
спектре. Поэтому в данном случае нельзя сфокусировать излучение и
- 6 -
получить увеличенное изображение: нейтрино проходят по прямой. Более
того, Планету Торнтона можно увидеть как немного размытое пятно только
из-за некоторого рассеивания частиц относительно направления движения
нейтрино. Ну, как я? - Коллинз выглядел словно ученик, ожидающий
похвалы.
- Очень хорошо, - сказал Амброуз, - особенно если учесть, что
физика элементарных частиц не твоя специальность.
- Не моя.
Амброуз решил не упоминать, что ядерная физика была как раз его
специальностью. Возможно, Коллинз уже понял, что его слушатель знает
гораздо меньше, чем от него ожидают. Он стряхнул первую колбаску пепла
со своей сигары и задумался об услышанном несколько минут назад.
- Значит, излучение представляет собой поток нейтрино, - произнес
он медленно. - Насколько я понимаю, на основании этого был сделан вывод,
что Планета Торнтона состоит из антинейтринной материи?
- Видимо, да.
- То есть планета представляет собой что-то вроде мира-призрака. И
для нас она практически не существует.
- Верно.
- Вот незадача! - произнес Амброуз, криво улыбнувшись. - Как я буду
демонстрировать ее в планетарии?
- А это, рад сказать, уже твоя проблема, - с симпатией в голосе,
несколько контрастирующей с вложенным в слова содержанием, произнес
Коллинз. - Хочешь увидеть, где сейчас находится наш пришелец?
- Не откажусь.
Пока Коллинз вводил в терминал компьютера на своем столе команды,
вызывающие на настенный экран диаграмму Солнечной системы, Амброуз
продолжал потягивать свою сигару. Когда же на экране возникло
изображение, он заметил, что его собеседник искоса наблюдает за ним,
явно рассчитывая на какую-то реакцию. Амброуз взглянул на экран с двумя
пунктирными зелеными линиями, обозначающими орбиты Юпитера и Марса, и
пересекающей их сплошной красной линией траектории Планеты Торнтона.
Примерно это он и ожидал увидеть, но что-то на диаграмме было не так,
что-то связанное с теми данными, которые он только что получил от
Коллинза.
- Это испрвленный вид, так сказать, сверху, перпендикулярно
плоскости эклиптики, - сказал Коллинз, не сводя глаз с Амброуза. - Мы
получаем точки орбиты методом триангуляции, и эти данные довольно точны,
поскольку мы использовали лунную колонию в качестве второй расчетной
точки. Базовое расстояние, конечно, меняется, но...
- Стоп! - остановил его Амброуз, внезапно поняв, что именно на
компьютерной диаграмме не так. - Красная линия искривлена!
- И что?
- Антинейтринная планета не должна подвергаться влиянию притяжения
Солнца. Она должна пройти Солнечную систему по абсолютно прямой линии.
- Ты довольно быстро все уловил, - сказал Коллинз. - Поздравляю.
Амброуза поздравление не обрадовало.
- Но что это означает? Как видно из диаграммы, Планета Торнтона
захвачена притяжением нашего Солнца, но то, что мы знаем, говорит о
невозможности подобного явления. Насколько точно известно, что планета
состоит из антинейтрино?
- Если на этот счет и есть какие-то сомнения, они разрешатся через
несколько месяцев, - после короткой паузы ответил Коллинз.
- Ты, я чувствую, убежден в этом. Откуда такая уверенность? -
спросил Амброуз.
- 7 -
- Все очень просто, - ответил Коллинз спокойно. - Из тех данных,
которыми мы располагаем уже сейчас, почти на сто процентов следует, что
Планета Торнтона пройдет прямо сквозь Землю.
Глава 2
Утром 25 марта 1993 года человек-нейтрино по имени Гилберт Снук
сидел в баре, неторопливо наслаждаясь сигаретой и слегка охлажденным
джином с водой. Роста он был среднего. Короткие черные волосы. Твердые
черты лица. Четкий рельеф мышц, предполагавший значительную физическую
силу. Но больше Снук, пожалуй, ничем не выделялся.
Его чувство удовлетворенности складывалось из целой комбинации
составляющих, и одной из них служил тот факт, что впервые за две недели
у него выдался свободный день. Обслуживание самолетов днем при тех
температурах, что царят на юге Аравийского полуострова, само по себе
предполагало способность наслаждаться возможностью просто посидеть в
прохладе. Внутри самолета жара стояла непереносимая, а металлические
поверхности приходилось застилать тряпками, чтобы не получить ожога.
Машинное масло становилось настолько текучим, что опытные механики
обычно пренебрегали рекомендациями изготовителей и заменяли его
