удовлетворения в силу непрерывных наслаждений -- было бы для
него невыносимым. Главное его наслаждение -- одолевать
препятствия, будь то препятствия материальные, как при
физическом труде и в житейских делах,-- или духовные, как в
науке и исследовании--все равно--борьба с ними и победа дают
счастье. Если нет повода к борьбе, человек как-нибудь создаст
его: в зависимости от своей индивидуальности он станет
охотиться, играть в бильбокэ или же, под влиянием
бессознательных свойств своей натуры, будет искать раздоров,
завязывать интриги, а не то ударится в мошенничество и в разные
гадости, лишь бы избавиться от невыносимого покоя. "Трудно при
праздности найти покой".
18) Путеводной звездой нашей деятельности должны быть не
однообразные фантазии, а ясно усвоенные понятия. Обычно бывает
обратное. При ближайшем исследовании мы убеждаемся, что в конце
концов решающий голос во всех наших делах принадлежит не
понятиям, не рассуждению, а именно воображению, облекающему в
красивый образ то, что оно желало бы нам навязать. Не помню, в
каком романе,--у Вольтера или Дидро,-- юному герою, стоявшему,
как Геркулес на распутье, добродетель всегда представлялась в
виде старого наставника, держащего в левой руке табакерку, а в
правой-- понюшку табаку и разглагольствующего о нравственности;
порок же -- в виде камеристки его матери. Особенно в юности
наши грезы о счастье облекаются в форму тех или иных образов,
сохраняющихся иногда в течение половины, а то и всей жизни. В
сущности, это лишь блуждающие огни, ибо как только мы достигаем
их, они тотчас же рассеиваются в ничто, и мы видим, что они не
могут дать нам того, что сулили. В мечтах этих нам рисуются
разные сцены из домашней, общественной, светской или
деревенской жизни, рисуются жилище, обстановка, знаки отличия
или уважения и т. п.-- "у всякого безумца своя фантазия"; к их
числу принадлежит часто и образ любимой женщины. Вполне
понятно, почему это так; все реально существующее, будучи
непосредственно, действует прямее и сильнее на нашу волю, чем
понятие, абстрактная мысль, дающая лишь нечто общее без
частного: а только это последнее и может быть
реально--потому-то чистые понятия и влияют косвенно на нашу
волю. Зато только понятие исполняет то, что обещало; доверие к
нему одному -- признак культуры. Правда, понятие иногда
нуждается в пояснении, в иллюстрации какими-либо образами,
однако cum grano salis.
19) Предыдущее правило следует подчинить более общему:
надо всегда господствовать над впечатлениями настоящего и
вообще всего реально существующего. Впечатления эти
несоразмерно сильнее мыслей и знаний, и не в силу своего
объекта и содержания, часто ничтожного, а благодаря форме,
благодаря своей реальности и непосредственности, влияющей на
наш дух, нарушающей его покой или колеблющей его принципы.
Нетрудно заметить, что все реально существующее действует на
нас сразу со всей своей силой, мысли же и доводы, напротив,
обдумываются по частям и для этого требуют времени и покоя, а
потому мы не во всякую минуту способны справиться с ними.
Вследствие этого, удовольствия, от которых мы по размышлении
отказались, продолжают дразнить нас, пока мы их видим; точно
так же суждение, в состоятельности коего мы убеждены,
оскорбляют нас, обида, заслуживающая на наш же взгляд только
презрения, сердит; точно так же десять доводов против
существования опасности перевешиваются кажущеюся ее
наличностью. Здесь сказывается врожденная неразумность нашего
существования. Женщины особенно часто подпадают влиянию
впечатлений, да и у немногих мужчин окажется такой перевес
разума, который охранял бы их от этого влияния. Если мы не
можем вытравить впечатление путем размышления, то самое лучшее
нейтрализовать одно впечатление другим--противоположным, напр.,
впечатлению обиды противопоставить посещение лиц, уважающих
нас, впечатлению грозящей опасности -- исследование средств к
ее предотвращению. Лейбниц (nouveaux essais, L. I, с.2, П11)
рассказывает, что одному итальянцу удалось вынести пытку
благодаря тому, что он, как решил заранее, ни на минуту, пока
его пытали, не выпускал из воображения вид виселицы, к которой
привело бы его признание; время от времени он восклицал "я вижу
тебя"; впоследствии он объяснил, что это относилось к виселице.
По той же причине очень трудно остаться непоколебимым в своем
мнении, когда все окружающие держатся противоположного мнения,
и действует сообразно этому--даже, если мы твердо убеждены в
своей правоте. Для бежавшего от преследователей и серьезно
хранящего incognito короля церемонные поклоны его верного
спутника -- хотя бы и с глазу на глаз -- составляют почти
необходимое утешение, без которого он мог бы усомниться в самом
себе.
20) Указав еще во II-ой главе на высокую ценность
здоровья, первого и важнейшего условия нашего счастья, я
приведу теперь несколько общих правил его сохранения и
укрепления.
Чтобы закалить себя, человеку необходимо, пока он здоров,
подвергать как все свое тело, так и отдельные его части сильным
напряжениям, утомлять его и приучать себя противостоять всяким
вредным влияниям. Но как только наступает болезненное состояние
всего тела или одного органа, следует немедленно перейти на
противоположный режим и всячески беречь и щадить свое больное
тело или орган; болящее, ослабленное тело непригодно для
закаливания.
Мускулы крепнут от усиленных упражнений, нервы, наоборот,
слабеют от этого. Следовательно, упражняя мускулы, отнюдь
нельзя делать того же с нервами. Точно так же глаза следует
оберегать от слишком сильного, особенно отраженного света, от
напряжения в потемках, и от продолжительного рассматривания
мелких предметов; уши -- от слишком громкого шума, особенно же,
мозг -- от вынужденного, слишком длительного или
несвоевременного напряжения; во время пищеварения он должен
отдыхать, так как тогда та самая жизненная сила, которая
созидает мысли в мозгу, напряженно перерабатывает пищу и
вырабатывает желудочные соки; точно так же мозгу необходимо
отдыхать при или после тяжелой мускульной работы. Двигательные
и воспринимающие нервы подчинены одним и тем же законам и, как
боль, ощущаемая в пораженном месте, гнездится, в сущности, в
мозгу, так и ходьба, и работа совершаются не ногами и руками, а
опять-таки мозгом, той его частью, которая через мозжечок и
спинной мозг возбуждает нервы этих органов и приводит их в
движение. Утомление, ощущаемое в ногах или в руках, так же
коренится, в сущности, в мозгу, почему и устают лишь те
мускулы, движение коих произвольное, т. е. исходит от мозга, и
не устают те, которые, как сердце, сокращаются непроизвольно.
Очевидно, что мозг должен страдать, если требовать от него
одновременно -- или со слишком малым промежутком времени -- и
мускульной деятельности, и умственного напряжения. Этому не
противоречит то, что в начале прогулки, или вообще при недолгой
ходьбе, умственная деятельность обычно повышается; дело в том,
что здесь еще не наступило утомление упомянутых частей мозга, а
с другой стороны легкая мускульная работа и ускоренное
благодаря ей дыхание, способствуют приливу к мозгу
артериальной, к тому же лучше окисленной крови. -- Особенно же
следует уделять должное время сну, необходимому для освежения
мозга; для человека сон -- то же самое, что для часов -- завод
(см. Мир как воля и представление, II). Это необходимое
количество сна тем больше, чем более развит и деятелен мозг; но
превышать эту норму -- значит даром терять время, так как сон
потеряет в интенсивности то, что он выигрывает в
продолжительности (см. Мир как воля и представление, II26).
Вообще надо хорошенько усвоить, что мышление есть органическая
функция мозга и потому, в отношении работы и покоя, аналогично
всякой другой деятельности. Как глаза, так и мозг портятся от
чрезмерного напряжения. Правильно замечено: мозг мыслит так же,
как желудок варит. Ошибочное представление о нематериальном,
обособленном и постоянно, в силу своего существа мыслящем, а
потому никогда не устающем духе, помещающемся в мозгу и ни в
чем решительно не нуждающемся -- вовлекло многих в неразумную
жизнь, притупившую их душевные силы; Фридрих Великий пробовал,
напр., вовсе отвыкнуть от сна. Профессора философии отлично
сделали бы, если бы перестали поощрять это практически пагубное
безумие своей философией, притязающей на абсолютную
непогрешимость. Надо отвыкнуть видеть в душевных актах одни
лишь физиологические функции и сообразно с этим и обращаться с
психическими силами -- щадить или напрягать их; надо помнить,
что всякое телесное страдание, недомогание, расстройство, где
бы оно ни случилось, отражается на психике. Особенно убеждает в
этом труд Кабаниса: "Des rapports du physique et du inoral de
l'homme".
Невыполнение этого совета -- это и есть та причина, по
которой многие выдающиеся умы и ученые впадали к старости в
слабоумие, в детство, а то и сходили с ума. То, напр., что
знаменитые английские писатели XIX века как Вальтер Скотт,
Водсворт, Southy и др. к старости, уже к шестому десятку
тупели, теряли умственные способности, впадали в слабоумие, --
это, без сомнения обусловлено тем, что все они, соблазненные
высоким гонораром, стали смотреть на свое творчество, как на
ремесло, т. е. писать ради денег, а это влекло за собой
чрезмерное напряжение; тот, кто запрягает своего Пегаса в ярмо
или подгоняет свою музу кнутом, тот столь же дорого заплатит за
это, как тот, что чрез силу будет поклоняться Венере. По-моему,
и Кант в преклонном возрасте, уже после того, как он стал
знаменитым, переутомил себя и благодаря этому за 4 года до
смерти впал во второе детство.
Каждый месяц в году оказывает особенное и
непосредственное. т. е. независящее от погоды влияние на наше
здоровье и вообще на все самочувствие, как физическое, так и
духовное.
В. О нашем поведении по отношению к другим
21) Чтобы хорошо прожить свой век, полезно запастись
изрядной мерой осторожности и снисходительности; первая
охраняет от вреда и потерь, вторая--от споров и ссор.
Кому приходится жить с людьми, тот не имеет права
отворачиваться от той или иной индивидуальности, раз она
определена и дана природой, какой бы жалкой, дурной или смешно"
она ни была. Надо признать ее за нечто непреложное, нечто
такое, что в силу вечных, метафизических законов должно быть
таким, каким оно есть; в худшем случае надо сказать себе: "и
такие чудаки необходимы". Действуя иначе, человек поступает
несправедливо и вызывает противную сторону на смертный бой. Ибо
никто не может изменить своей индивидуальности -- своего
нравственного характера, умственных сил, темперамента,
физиономии и т. д. Если мы осудим решительно все существо
данного человека, то понятно, ему придется начать с нами
безжалостную борьбу; ведь мы готовы признать за ним право на
существование лишь под тем условием, чтобы он стал другим,--а
измениться он не может. Поэтому, живя с людьми, мы должны
признавать каждого, считаться с его индивидуальностью, какова
бы она ни была, и думать лишь о том, как использовать ее,
сообразуясь с ее свойствами и характером,--отнюдь не надеясь на
ее изменение и не осуждая ее за то, что она такова27. Именно
таков смысл слов: "leben und leben lassen" (жить и давать жить
