- Я вовсе не антисемит, - втолковывал он гостю-писателю,
тоже, между прочим, с характерными ушами и разрезом глаз. - И в
школе моим лучшим другом был всегда наш общий знакомый Саня
Фришберг. Но представь, когда человек живет русским прошлым,
царским прошлым, и однажды узнает, что все это разрушили, в
общем-то, пришлые инородцы...
- Я другого не понимаю, - счел за благо переменить тему
разговора Кошерский, а точнее, вернуть его в прежнее русло, -
как может современный человек всерьез говорить о монархии?
Нельзя же назначать директором завода сына прошлого директора,
если он по натуре - не коммерсант, а, скажем, музыкант, только
за то, что его отец был хорошим управленцем. А может и отец не
был хорошим, а только пра-прадед.
Колян внимательно, не перебивая, выслушал доводы,
слышанные им уже миллион раз, и даже выдержал паузу - не
добавит ли Олег еще что-нибудь, и только после этого стал
возражать. Правитель, объяснял он, тем более, такой огромной и
могущественной Державы, да и любой, пожалуй, представляет лицо
своей страны в мире. Он должен знать языки и, как минимум, не
путать ударения в своем родном, знать культуру других и,
естественно, своей страны, безукоризненно владеть этикетом. Все
это прививается с детства. Поэтому не только царь, но и
дипломатический корпус, а также строевые офицеры - ведь для
пехоты особых способностей не требуется, а воспитания, ох, не
хватает - все эти категории должны готовиться с детства,
буквально с младенчества. А так как ныне правящие, выбирая
смену из новорожденных, то есть все равно еще никак себя не
проявивших, вправе предпочесть своих детей чужим, дворянское
сословие образуется само собой по естественным законам.
Конечно, доступ к горнилу власти не должен быть закрыт и
способным людям из народа, но так оно всегда и было. Меньшиков
- самый затасканный и далеко не единственный тому пример.
- Да, кукла для официальных приемов, как в Англии, может
выращиваться и с детства, - замахал руками Олег. - Но это же
ничего не имеет общего с реальной властью!
- А зачем станут деловые люди - президенты, канцлеры,
министры - тратить время на встречи с куклой, не имеющей
касательства к власти?
Это все было неверно. Так же неверно, как то, что он,
Кошерский, отвечает за то, что Троцкий устроил им революцию. И
как же русский народ себя не уважает, если считает, что кто-то
другой им может что-то сделать: революцию, переворот,
семидесятилетие социализма. Так же и тут зарыто где-нибудь
деление на ноль, иначе не было бы Кровавого Воскресения,
поражения в первой мировой, да и во всех других странах не
свергли бы своих монархов... Но Олег, похоже, еще туго
соображал после пива и не знал, как возразить на речи Коляна.
- Ну, а это-то ты зачем рисуешь? - без всякой связи задал
он вопрос, махнув рукой в сторону книжных полок, уставленных
иконами - доделанными и еще нет. - Ведь сказано же: "Не сотвори
себе кумира. Ни из дерева..." С этого начинается: "Ни из
дерева".
Но на эту тему спорить не хотел уже Водомесов.
- Это, видимо, не из Нового Завета? Я такого места не
помню.
- Ничего себе богослов! Интересно, о чем думал Саня,
призывая его к этой встрече. Круглый дурак! И зачем такая
срочность?
- А ты что, правда, сегодня-завтра куда-то уезжаешь?
- Я? С чего ты взял?
Глава 12
А тот, который во мне сидит
Изрядно мне надоел...
В.Высоцкий
- Я?! С чего ты взял? - пытался оправдаться Яков, но его
поникший вид подтверждал, что обвинения обоснованы.
- Да у тебя до сих пор этой гадостью изо рта разит! - орал
Бар-Йосеф. - А почему постель опять с утра не убрал?!
- Я посуду вымою, - неуверенно пообещал Меньшой.
- Что ж мне тебя, благодарить за это? Это же твоя посуда!
- А если моя, - постепенно и Яков перешел на крик, - то
твое какое дело? Хочу - мою, хочу - нет! Хочу - стелю, хочу -
нет! Что захочу, то и буду есть, и пить тоже!
Гроза, так долго собиравшаяся, наконец разразилась. Если
поначалу Меньшой не признавал требований Йошки ни умом, ни
сердцем, но выполнял их из страха и послушания, то постепенно,
чем больше голова Якова соглашалась со Святым, тем сильнее
давал о себе знать тот Второй, в нем живущий.
Это старший ему объяснил в свое время, что в каждом
человеке живут Двое, которые постоянно воюют, и теперь Яков
почти физически ощущал их в себе. Верхний, занявший голову и
грудь, говорил, думал и, собственно, называл себя Яковом.
Нижний не такой тщеславный - не называл себя никак, но зато в
нем была сила. Наверное, потому, что вся еда и вся энергия
доставалась именно ему. Ощущение этой раздвоенности, не самое
приятное, проходило только во время тихих бунтов
пересмешничанья и обжорства откровенной трефниной за спиной
Святого, да еще когда они с братом ругались, что происходило
теперь все чаще, а сегодня конфликт был уже третий.
Но в промежутках Нижний бесновался, ему хотелось
кого-нибудь убить, в первую очередь, конечно, Бар-Йосефа, но и
не обязательно только его, он рвался переломать мебель и
изорвать всю одежду в доме... Сначала только в присутствии
родственника, а потом уже и никого не стесняясь, Яков стал
рычать, лаять, скрести ногтями каменные стены. Причем наступали
такие моменты совершенно неожиданно, во время умного разговора
или приятных раздумий: это Второй бушевал, чувствуя измену
Верхнего. Святой быстро научился приводить Меньшого в чувство:
одного удара в нос обычно было достаточно, и вся Иудейка
смотрела с ужасом на Бар-Йосефа, доведшего бедного родича до
сумасшествия и продолжающего над ним издеваться.
- Аха? Точно говоришь. - Тон Йошуа вдруг опять стал на
удивление спокойным. - Хочешь жить как скот - живи. Но уж коль
сам по себе, так изволь, готовь себе сам, на базаре все сам
закупай и до Шабата найди себе, желательно, другое жилье.
- Ты считаешь, что я без тебя не проживу? - запальчиво
спросил Меньшой. Сам-то он так и точно считал. - Только, вот,
давай все денежки пополам делить.
- Да, конечно. Это нормально, без проблем. Все до
последнего Зуза... Может, тебе еще и Разводное Письмо дать? -
съязвил Бар-Йосеф. И Яков, так как не нашелся, как ответить
остроумно, ответил надменно:
- Я не обижаюсь.
Глава 13
Ты - женщина, и этим ты права.
В.Брюсов.
- Я не обижаюсь... Конечно-конечно... Я все понимаю.
Юля опустила трубку, метнула ненавидящий взгляд в сторону
кухни, где она проколдовала, наверное, час, и на зеркало, перед
которым провозилась не меньше. Зачем, спрашивается?! Нет, она
действительно не обижалась. Даже не обижалась. Она просто
устала. Потому что так будет всегда. Он всегда будет назначать
ей свидание на четыре, потом звонить и переносить, и
извиняться, что "никак не может отложить очень важную встречу",
и обещать прийти завтра. И никогда не женится. Зачем ему? Она и
так всегда, как верная собачка... Комок подкатил к Юлькиному
горлу... А он... Она попыталась заставить себя ревновать,
представить, что он ей врал, а сам звонил от какой-нибудь бабы.
Вообразила себе и эту бабу: старую - лет тридцать, худую -
ребра торчат и... Нет, глупо: с такой Олег ей изменять не
станет... Да и ни с какой не станет. Никакого сомнения быть не
может, что он действительно до упора сидел над своими дурацкими
талантливыми творениями, а потом был вынужден встретиться с
этим дурацким умником - богословом. И сам переживает и
расстраивается больше нее, что не приехал. Он ее любит... Комок
откатил обратно... Любит... А она? Сама не знает. Детские мечты
о прекрасном, конечно, не принце, но сорванце, главаре и грозе
всех-всех мальчишек во дворе, который будет всех за нее
колотить, постепенно видоизменялись, но ни в каком виде и ни в
каком возрасте так и не воплотились... С шестого класса за ней
ухаживали самые примерные и самые неинтересные мальчики, и все
почему-то евреи. Даже странно. Олег ведь тоже еврей. Может
быть, он потому и не хочет на ней жениться, что она русская.
Правда, когда она однажды высказала свое подозрение вслух, Олег
сильно и откровенно обиделся. Больше Юля старалась о его
национальности не вспоминать, как не обращала она по
возможности внимания и на все остальные недостатки Олега. Но
сейчас все прежние претензии и обиды выплыли сами без ее
просьбы. Он эгоист. Он совершенно о ней не думает. Ну-ка,
Олежка, какого цвета платья предпочитает носить твоя Юля? Любит
ли сласти? Нравится ей больше Моцарт или Пресли?.. Да ему
плевать, она рядом с ним или другая. Он потому только и не
изменяет, что ему кажется глупым тратить силы и время на то,
чтобы овладеть женщиной, если у него уже есть одна. Лучше она
была бы у него не первой, а восемнадцатой. Лучше бы изменял.
Да-да-да, лучше! Лучше! Потому что тогда он бы знал, насколько
она не только красивее, но и умнее, и нежнее, и внимательнее к
нему, и домовитей, и деловитей других баб. И нашептывая, что
она "самая замечательная", он не банальность бы говорил, а то,
что думает. А так на третьем году романа она для него всего
лишь та же чарующая незнакомка, что и в первый день знакомства.
Первый день? Вообще-то, она не возьмется припомнить точно.
Он теряется, верней, рассыпается на череду каких-то вечеринок,
дней рождений, сборищ по поводу и без, когда она была на первом
курсе, а он - на четвертом. Знаменитость, тогда еще - только
университетская, изо всех сил увивающаяся за Юлькой. И тогда -
вот эту, буквально, минуту она помнит четко - Юля сказала себе,
что хватит ждать, как Ассоль, алый парус и придуманного тобою
героя под ним. Надо постараться влюбиться в то, что существует,
и существует рядом. В этого самого Кошерского. Но как же он был
непохож на придуманный образ! Слабый физически, да и морально,
сутулый, с привлекательными, но никак не красивыми чертами
лица.... И не сразу согласилась Юлька не только умом, но и
сердцем, что снобизм, чувство юмора, феноменальная начитанность
и, главное, конечно, талант Олега ничуть не менее достойны
любви, чем книжное джек-лондоновское мужество ее вымышленного
героя...Как гордилась она, когда он выступал в Дубовом Зале! А
когда какие-то девицы обступили его потом, брали автографы и
болтали, как ревновала! И от этого только сильнее любила...
Телефон? Неужели опять Кошерский? Сколько времени-то
прошло с его последнего звонка? Минут десять, наверное, никак
не больше... Оказывается, полуностальгически-лирические
воспоминания ничуть не ослабили обиду. Ну, если он теперь
скажет, что передумал и идет к ней! Надо будет ответить, что у
нее тоже изменились планы. Пусть подергается. А лучше всего
бросить вскользь какой-нибудь намек, чтобы еще и поревновал...
Все это Юлька передумала между первым и вторым звонком. На
третий она уже сняла трубку.
- Алло... Санек, это ты? Ну конечно, узнала...
Этот-то балбес чего звонит?! И где только номер ее взял?..
Пронырливый народ, что ни говори...
- Как ты говоришь? Ха-ха-ха-ха!
Дурак! И шутки твои плоские сейчас ни к селу, ни к городу.
Хотя ты, конечно, не виноват. Ты и не знаешь, как оно бывает...
- Конспекты? Но ведь ты в другом институте... Нет,
математика, конечно, та же. Программа другая...
Конспекты тебе понадобились. Ищи дурочку. Зайти тебе
понадобилось. Поклеиться тебе понадобилось. Юлька поморщилась,
вспомнив свою последнюю встречу с Фришбергом, как он бросил ей
