во рту. Гулкий выстрел в ноябрьской тишине пустынного дачного поселка.
Старик Хем подмигивает с фотографии.
Кажется накануне как раз пошел снег. Первый и последний снег той
поздней осени.
Роман был завершен. Я вспомнил, как он назывался. "Недуг бытия".
Меня почему-то часто тянет туда, хотя я прекрасно знаю, что уже никогда
не застану его.
Забор в нижней части участка завалился, речушку возле мостков почти
занесло песком, две ели возле дома спилены. И все обрело запущенный,
одичалый вид, даже дом кажется сильно обветшавшим.
Я смотрю, поднявшись по ступенькам, сквозь стекло на веранду, на его
картины, на забыто мерзнущего на топчане детского голыша, на плетеные
кресла... Почти все здесь осталось по-прежнему, только холодком необжитости
веет оттуда, изнутри, да и снаружи тоже, кажется, посерело. Лишь березы все
так же шумят, сея на землю свои целлулоидные семена. Летят, летят...
Трудно, почти невозможно поверить, что это произошло. Что это произошло
здесь.
В литературе автор, убивая героя, остается, как правило, жить и живет
долго, до глубокой старости. А бывает, что и воскрешает его, передумав. В
любом случае ты знаешь, что это как бы не настоящая смерть, что все это
вымысел автора, его воображение, его расчет. Она - только возможность,
напоминание о реальности, но не сама реальность.
Эту же бессмысленную, нелепую смерть переиграть нельзя, настолько
нельзя, что твое собственное существование начинает казаться мнимым, как
будто бы вымышленным. Какой бы литературной она ни была, отменить,
вычеркнуть ее невозможно!
И все-таки, вроде бы случайно сходя на знакомой станции с электрички, я
спешу сначала по мощенной булыжником дачной уличке, потом по лесной тропке,
по опушке и снова по дачной уличке, вдоль высоких и низких заборов, вдоль
чужих молчаливых домов в глубине участков, с замиранием сердца приоткрываю
незапертую калитку и ничего не могу с собой поделать: мне чудится, что вот
еще мгновенье - и он непременно выйдет мне навстречу. Или выглянет из своей
мансарды.
И я увижу его посеребренную красивую голову, умные, внимательные, как
всегда задумчивые глаза...
А вдруг, в самом деле, роман все еще не дочитан и финал неизвестен?
Вдруг рукопись еще на столе, там, наверху... Впереди еще много страниц,
впереди еще долгая жизнь - вдруг?
Я прислушиваюсь, прислушиваюсь...
БУДЬ МУЖЧИНОЙ, МАКС!
Снова она ему снится.
"Опять я ее видел, Ирину, - говорит задумчиво. - Как будто лежим мы с
ней на траве, вполне невинно, на замечательной такой солнечной лужайке,
рядом, она смуглая, как мулатка, словно только что с юга... И так мне,
веришь, хорошо, так спокойно на душе, что хоть не просыпайся..." Глаза у
Макса подергиваются влажной грустной пленочкой, как у дремлющего коня.
То на лужайке она с ним, то на стогу, то солнышко припекает, то звез-
ды мерцают в ночном небе... Ну и отлично, значит, надо ей позвонить, у
меня есть номер ее телефона.
"Ну и что дальше? - спрашивает Макс. - Дальше что?" А что дальше?
Позвоним, пригласим куда-нибудь. Просто предложим встретиться.
Столько лет не виделись!
"Ты думаешь, она захочет?" Все-таки он странный, Макс. Почему бы и
нет? Что было, то было... и давно уплыло. Теперь мы просто добрые знако-
мые, друзья, можно сказать. Вдруг она тоже вспоминает ту картошку, стог
сена, на котором распивали шампанское из местного сельпо, а Мишка Гущин
прыгал вниз, как каскадер, хотя стог высотой был с двухэтажный дом. Мы с
Максом часто вспоминаем тот стог, словно вся жизнь прожита и ничего не
остается - только вспоминать. Одни сплошные воспоминания. Широкое такое
бурое осеннее поле, а посреди - огромный желтый стог.
"У нее же двое детей. Последний раз я видел ее, когда первому было
около года. Бледная, измученная, рассказывала, что долго болела, даже
чуть не умерла. И все равно красивая. Смотрел на нее, и все в груди пе-
реворачивалось. Это когда было..." Ну и что? Позвонить-то все равно ник-
то не мешает.
У Макса своя логика: больше полжизни прошло, дети почти взрослые у
всех, седина в волосах, здоровье хромает, а мы будем звонить... Кому это
нужно?
Иногда мне кажется, что он просто кокетничает - не такие уж мы еще
старые, чтобы ставить на нас крест. И при чем тут? Просто позвонить и
встретиться - что тут такого? Повидаться. Вспомнить юность.
"Если встречаться, то нужно тщательно подготовиться, - продолжает ну-
дить Макс. - Столик в хорошем ресторане заказать, обдумать все тща-
тельно. Чтоб все путем..." Да-да, смокинг, галстук, манишка, ботинки до
блеска начистить - совсем парень сбрендил. А Макс щурит, как кот, темные
бархатные глаза, которые стольких сводили с ума, покусывает привычно
нижнюю губу, отчего она у него как обветренная, с лоскутками отслоившей-
ся кожи, - мечтатель!
В этих его постоянных цветных снах с зеленой лужайкой и смуглым пле-
чом Ирины определенно есть доля мазохизма. Однажды так уже было: все уши
мне прожужжал, что нам надо непременно встретиться с ней, с Ириной, он
все устроит для этого в лучшем виде (почему-то надо именно "в лучшем ви-
де"), все расходы он берет на себя, а я только должен ей и еще Нине,
подружке ее с тех давних, студенческих, времен, позвонить и догово-
риться. Но сначала понять, хочет ли этого Ирина. Да, вот так, по голосу
(а еще лучше, если б я говорил, а он тоже слышал), потому что если она
не хочет, то тогда не надо. Чтоб не получилось, что мы вроде как об
одолжении просим, а они (то есть она, Ирина)
- без особой охоты. Если так, то не стоит, ясно?
Я все сделал, как он просил: позвонил, услышал удивление в голосе,
даже радость - сколько лет, сколько зим, - и потом долго разговаривали о
жизни, посреди которой в окружении бурой скошенной нивы возвышался жел-
тый стог (покалывающие соломинки за воротом). Макс мог не волноваться:
предложение было не просто принято, но даже с воодушевлением. И что осо-
бенного? Позвони мне та же Ирина, или Нина, или еще кто из нашей далекой
юности, голоса которой звучат все глуше и глуше, то и я бы обрадовался.
Макс долго, с почти следовательской дотошностью выспрашивал: кто снял
трубку, ага, она, так, и что сказала, ага, привет, значит, сразу узнала,
и какой у нее был голос, все такой же, с хрипотцой, слегка насмешливый,
радость, только не ври, а что она спрашивала про него, неужто вспомина-
ет?
Мечтательная улыбка на его губах, верхней нормальной и нижней обку-
санной, он нервно закуривал, смотрел на меня матовыми глазами, словно
допытывался, и был совсем как тот, давний, Макс, ничего в нем не измени-
лось, только разве чуть раздобрел да впрямь седые волосинки появились в
по-прежнему густой темной шевелюре.
Вот. Я сделал свое дело. Очередь была за ним - чтоб "в лучшем виде".
Я терпеливо ждал, когда же он наконец скажет, что все готово, ждал сиг-
нала и уже заранее испытывал приятное волнение в предвкушении близкой
встречи.
Сигнала, однако, все не было и не было. При встречах Макс молчал,
будто мы ничего не намечали, а когда я не выдержал и все-таки задал ему
вопрос, он ответил, что думает...
Надо сказать, мыслительный процесс сильно затянулся. С тех пор прошло
немало лет, и я больше не звонил Ирине - хотя надо бы извиниться, объяс-
нить как-то наше внезапное исчезновение. А как объяснишь?
Просто повидаться, просто поговорить...
Макс отмалчивался довольно долго, понимая, видимо, что поступил не
совсем хорошо, во всяком случае со мной... А потом вдруг снова начал от-
таивать, и тема Ирины стала всплывать в наших разговорах все чаще и ча-
ще. Его, судя по всему, разбирало - сны, сны, сны... Лужайка, травинка,
стог, звезды, ночная свежесть, полдневный жар, смуглое плечо, тонкая ру-
ка...
Но я на провокации не поддавался. Если хочет, пусть звонит сам. "А
если подойдет этот, ее муж?" - хмурится Макс. Ну и что - муж? Можно по-
думать, что жене самого Макса не звонят разные знакомые. "Это другое де-
ло", - Макс мрачен, словно уже позвонил и действительно подошел муж.
И все повторяется по новой.
Ирина ему снится чуть ли не каждую ночь, он делится со мной, а я,
чтоб хоть как-то вывести его из этого ступора, предлагаю позвонить.
Только чтоб он сам, а не я. Даже трубку снимаю и протягиваю ему: на,
звони!
Макс задумчиво улыбается. Обязательный, деловой Макс, на которого
всегда можно положиться и который всегда выполняет свои обещания. Слегка
обрюзгший, с обозначившимся брюшком и залысинами на висках.
Приятель, которому снится девушка его мечты.
"Ну, хорошо, я ей позвоню, - говорит этот прожженный циник и ловелас.
- И что я ей скажу?" Пусть скажет, что она ему снится.
"Ты посоветуешь! - Он кольцами пускает дым. - Да, она мне снится, и
что дальше? Что я могу ей предложить? Сходить в кино? В театр на модную
премьеру? В ресторан? В консерваторию? Или на ипподром? Ты же знаешь
ее..." Я знаю. Но он же хотел просто повидаться, просто встретиться -
скромно и неприхотливо. Посидеть поговорить. В ресторан, конечно, тоже
неплохо, чтоб "в лучшем виде" (он подозрительно косится на меня), но
можно и так, по-студенчески...
"Ну..." - Макс старательно окутывается дымом.
Он невозможен, этот старый хрыч, выживший из ума романтик, вся жизнь
которого теперь уходит в сны. Мне жаль его. В конце концов, не такие уж
мы старые...
С Ириной и Ниной мы встретились, как и договаривались, возле метро
"Маяковская". Когда-то, много лет назад, мы уже встречались здесь и пе-
реулками, переулками большой шумной компанией шли к дому Макса, тогда
все еще молодые, свободные и беспечные.
Впрочем, обе девушки, решившиеся на вечер забыть, что они детные ма-
тери семейств, выглядели вполне сносно - и не скажешь, что прошло
столько лет, столько всего переменилось и вообще, если честно, будущее
позади. Если и не все, то, во всяком случае, большая его часть.
Но сегодня мы не должны были думать об этом.
Они и вправду были очень милы. Особенно Ирина, немного пополневшая,
но, как часто бывает, это только придавало ей еще больше женственности и
какой-то особой привлекательности. А хорошенькое ее личико, зардевшееся
от моего неловкого комплимента, приняло совершенно то, прежнее, восхити-
тельное выражение девичьей застенчивости. Можно понять Макса, которому
она снится столько лет.
Все складывалось как нельзя более удачно.
У Макса, как в старину, на уик-энд образовалась пустая квартира (его
уехали на дачу), а сам он ждал меня (мы созвонились), чтоб выпить пива и
расслабиться после напряженных трудовых будней. Про девушек, которые шли
сейчас вместе со мной по направлению к его дому, он не только не знал,
но даже и не догадывался. Отличный намечался сюрприз. Что ни говори, а
хоть какой-то просвет в нашей скучноватой, однообразной жизни.
Мы шли теми же переулками, мимо Патриарших, где когда-то целовались
на скамейке, вспоминая булгаковских персонажей, девушки несли подаренные
бордовые, еще очень свежие тюльпаны, и сами они были как цветы - любо-
ваться и любоваться...
Похоже, я сильно разволновался, к тому же впереди нас ждали изумле-
ние, растерянность, восторг и проч., и проч. Макс должен быть мне век
благодарен.
Я предвкушал... В самом деле, не каждый день удается сделать так,
чтобы по твоей воле сбылись чьи-то сны. Я чувствовал себя добрым волшеб-
ником, по мановению руки которого оживает прошлое. Мы все волновались,
как если бы шли на экзамен.
Может, это и был экзамен?
Для пущей неожиданности девушки спрятались, спустившись ниже на один
пролет, и оттуда доносились их тихие смешки.
Тс-с-с-с...
Я надавил кнопку звонка.
Медленно, очень медленно тянулись минуты...
Я нажал еще, потом еще и еще... В ответ - ни шагов, ни щелчка откры-
