ты ее не замечаешь.
Волны фиолетового, бьющие тебе в глаза, прорастают голубыми и розовы-
ми прожилками. Этот свет уже заполняет все небо, и тебе становится видно
как днем. Звезды перестают быть звездами, маленькими светящимися точка-
ми, теперь они уже огромные шары, у которых одна половина черная, а дру-
гая - светлая, и они вразнобой вращаются, показывая тебе то одну, то
вторую сторону, как маленькие луны.
Тебе видно все: деревья, кусты, прежде спрятанные во тьме, листья,
траву, асфальт, корни. Ты смотришь на свою руку и видишь на ней все под-
робности, все вены.
Выбрав одну из вращающихся звезд, ты посылаешь к ней мысленный клич:
"Эй, разумные существа, прилетите ко мне!" Ты вкладываешь в него всю
свою силу, все свое желание встретиться с настоящими инопланетянами.
Вдруг и среди них попадется смачная телка, которая будет не против с то-
бой перепихнуться?
Теперь остается только ждать. Ты чуешь, что посланный тобой сигнал
дошел до адресата и теперь они спешно собирают шмотки, чтобы навестить
тебя.
Небо потемнело, но только слегка. Из него ушли все разноцветные раз-
воды и теперь оно ровного серого тона, на котором продолжают крутиться
шарики звезд.
Каким-то внутренним знанием ты осознаешь, они уже в пути. Они торо-
пятся к тебе. Но сколько времени займет полет? Им же придется пронестись
сквозь неимоверные космические пространства... Но их технология нас-
только высока, вдруг доходит до твоего сознания, что на все про все им
хватит нескольких минут или, в крайнем случае, часов. Ты дождешься.
Холодает, но ты не реагируешь на эту мелкую помеху. Закрыв слезящиеся
глаза, ты пытаешься вновь вступить в телепатический контакт с пришельца-
ми. Да. они уже близко! Да, они подлетают к Земле. Ты начинаешь дрожать,
но не от холода, а от предвкушения встречи с иным разумом.
Вот, прямо на дорожку перед тобой, бесшумно садится летающая тарелка.
Она мигает посадочными огнями, в стенке образуется проем и в нем возни-
кает человеческая фигура, залитая, как в лучших спилберговских традици-
ях, ярчайшим голубым светом. Его интенсивность постепенно спадает и ты
начинаешь различать черты пришельца. Пусть это будет девушка. Она строй-
на и красива. Она обнажена. Она подходит к тебе и спрашивает:
- Чо, бля, ебаться хочешь, козел?
Ты мотаешь головой, пытаясь таким способом стряхнуть чужеродную реп-
лику инопланетянки. Но ее мыслеобраз продолжает, не взирая на все твои
попытки контроля над собственными мыслями:
- Мы тут, бля, хуячим через сотни световых лет, думаем, какой-то
просветленный дорос до контакта, а тут, бля, похотливый наркоман!
Наконец, тебе удается овладеть ситуацией, и девушка начинает говорить
гораздо ласковее:
- Ну, ничего, не за просто же хуй мы сюда пиздюхали? Иди со мной, мы,
там, у себя, сделаем из тебя человека. Согласен?
Ты радостно киваешь и тащишься вслед за инопланетянкой.
Вот, ты уже внутри. Взлет...
Но от представления будущего контакта тебя отвлекает что-то, творяще-
еся на небе. Погрузившись в мечтания, ты не сразу отреагировал на эти
изменения, а обратив на них внимание, теперь не можешь понять, что,
собственно, происходит.
На темно-сером небесном своде сияют фиолетовые сполохи. Резко проно-
сятся невидимые объекты, обозначенные тремя белыми огоньками. Их много.
Ты понимаешь, что они в кого-то стреляют. Но в кого?
И тут ты видишь черные огни. Они расположены так же, по углам треу-
гольника. Это противники белых.
Летающие тарелки с белыми огнями мочат летающие тарелки с черными ог-
нями! Настоящая космическая битва! Звездные войны!
Заворожено ты наблюдаешь за эволюциями и маневрами противников. Они
яростно палят друг в друга из непонятного оружия. Оно и дает те фиолето-
вые вспышки, которые и привлекли твое внимание.
Подбитые тарелки не взрываются, они просто исчезают в фиолетовых
вспышках. Битва идет уже достаточно долго, но количество противников не
уменьшается.
Ты не понимаешь, что же вызвало эту войну? И вдруг до тебя доходит:
это же ты вызвал тарелки! Они приняли твой сигнал, как зов о помощи, или
как приглашение к массовому контакту. Но, летя сюда, они не подозревали,
что на Землю уже заявили свои права другие инопланетяне, которые наблю-
дают за нами и не допускают в свою зону никого лишнего.
Невозможно разобраться, кто из них плохой, а кто хороший, но они мо-
чат друг друга почем зря. Ты слышишь предсмертные вопли пилотов тарелок.
- За свободу! - Кричат они в последней агонии. Но за чью свободу гиб-
нут те и другие?
Осознание того, что именно ты послужил причиной этой бойни пронизыва-
ет тебя, как раскаленный штырь. Тебе становится страшно. Ведь кто бы не
победил, тебе будет представлен счет за погибшие жизни!
- Остановитесь! - Издаешь ты телепатический вопль. - Прекратите!
Но тебя никто на слушает. Бой продолжается. Тарелки летают уже в зем-
ной атмосфере, со свистом рассекая воздух над твоей головой. Никто не
хочет идти на компромисс. Война до победы!
И тут ты слышишь еще один звук. Механический, скрежещущий. Так идут
танки по асфальту.
Это наши войска заметили свистопляску инопланетян и разворачиваются в
боевые порядки! Небо прочерчивают лучи прожекторов противовоздушной обо-
роны. Летающие тарелки попадают в них, вспыхивают на мгновение серебрис-
тыми боками и уносятся прочь, стреляя фиолетовыми искрами.
Грохот разносится отовсюду. Тебе кажется, что танки и ракетные уста-
новки прут по парку прямо на тебя, ломая деревья и готовясь к массиро-
ванной стрельбе.
Мимо тебя проходит мужик с овчаркой. Он не знает, что Земля уже обре-
чена. Гнев инопланетян сотрет с нее все живое.
И вот наши начинают стрелять.
Бух! Бух! Бух!
Грохочет крупнокалиберная артиллерия.
Вз-з-з! Вз-з-з! Вз-з-з!
Устремляются в небо противовоздушные ракеты.
Спаниель на поводке обнюхивает твои ноги. Поводок держит его хозяйка,
девушка лет двадцати. Ты с грустью провожаешь ее глазами. Ей ведь больше
не удастся поебстись, а сам ты на это не способен, даже мысленно.
Ты встаешь и медленно плетешься домой по утренним дворам, удивляясь
тому, как военным удалось замаскировать огромное количество тяжелой тех-
ники. Дома ты разбираешь постель и ложишься спать, почти уверенный в
том, что больше не проснешься.
ГЛЮКИЕ ВРАЧИ.
Когда пишешь терку, главное не то, что выписываешь, а фамилия больно-
го. Впрочем, попадаются некоторые грамотеи, которым лень заглянуть в
толстого Машука. Вот они и пишут "Sol. Ehpedrini", стремая тем самым и
себя и драги.
Да, чтобы получить этот самый Эх! Педрин!, надо постараться. Напишешь
"больной Иванов", и сразу понятно, что это поддельная терка. И фамилия
Хуеглотопер тоже не по-хорошему бросается в глаза, заставляя дибить об-
ладателя этой фамилии, или его родственника, ибо сам Хуеглотопер не со-
изволил прийти за своим лекарством.
Дальше. Лучше всего писать хохлов. Иванько, Бегунько, Лещенко. У них,
блядей, не поймешь по фамилии, мужик это или баба. А значит, стрему
меньше.
Но иногда случаются накладки. Пишет некто фамилию больного - Клочко.
Рука у него срывается и вместо Клочко получается Клочкед! Вот и погоня-
ло.
С торчками, вообще, частенько хохмы происходят. Напишет кто-нибудь
так, для прикола: больной Эпхман. А терку берут и отоваривают! В следую-
щий раз наркоша совсем наглеет и появляется больной Перви'тин. А за Пер-
витина торчка и берут в менты. Не наглей!
С врачами тоже на все так просто. К примеру, во врачиху Машину Коле-
нику Ввеновну никто не поверит. Зато если на терке стоит печать врача
Семаря-Здрахаря, ее почему-то берут.
Неисповедимы терочные пути! Неисповедим Великий Джефой Путь!
Или так иногда бывает, скажет кто-то: "На, вот, настоечку!" А второму
возьмись и приглючься: "Навотно Стоечко." Кто такой Навотно Стоечко?
Врач. Он эфедрин выписывает. Причем всем подряд. Да и сам не против его
употребить.
Прозвучит: "Скидай костюмчик." А получится Седайко Стюмчек.
Правда, некоторые врачи бывают совершенно глюкие, непонятно откуда
пришедшие. Вот Шантор Червиц. Как он появился? Загадка. Или Чевеид Сна-
тайко. Тоже таинственная личность. Блим Кололей. При этом имени проска-
кивают какие-то ассоциации, но что конкретно? Не понять.
Но всех этих врачей объединяет одна страсть. Очень они любят психос-
тимуляторы. И выписывать, и потреблять. Понравится какому-нибудь безы-
мянному торчку врач, вот он с ним и сотрудничает. Учится его подпись
ставить, отождествляется с ним. Так и выходит, был врач, стал торчок.
А потом, по мере накопления подвигов, им звания присваивают. "Почет-
ный астматик Советского Союза", "Заслуженный Астматик Советского Союза".
Или такие: "Дважды шировой, почетный больной города Москвы и его калич-
ных, орденоносец трех степеней "Золотого Баяна", герой ширяльного труда
Семарь-Здрахарь". После такого представления у торчков-пионеров крышняк
слетает и они послушно бегут по драгам.
А Семарь-Здрахарь сидит на своей хате и ждет: не привалит ли еще ка-
кая глюка с именем?
ЛАБОРАНТЫ.
В тот год Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко устроились работать. Они
долго выбирали себе должность по вкусу и наконец им подвернулись места
лаборантов.
Институт был учебный, а кафедра химической. И торчекозники надеялись
разжиться среди завалов реактивов чем-нибудь для них пользительным.
Но, при детальном рассмотрении, никаких эфедринов, первитинов и фена-
минов среди химикатов не нашлось, за исключением уксуса и марганцовки. А
Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко были как раз заядлыми мулечниками, ибо
винта варить пока не умели.
И потянулись занудные трудовые будни, которые каждый из них сдабривал
несколькими кубами мульки.
Вот как это происходило.
В те годы фабричный эфедрин был благополучно проширян армией марци-
фальщиков. Без вытерки его стало не достать, да и то лишь в терочно-бо-
дяжных отделах каличных.
И с утреца, до захода на работу, Седайко Стюмчек шел в пару ближайших
драг и заказывал 20 по 3. Это значило, что к обеду добросовестные апте-
кари должны будут для него забодяжить двадцать кубов трехпроцентного
эфедрина.
Достоинство мульки в том, что с нее практически не кумарит. Ее нужно
было ширять сотнями кубов прежде чем торчок на мульке мог просечь ка-
кие-то некайфы, типа дрожи в руках, слабости в ногах и зацикленности в
мозгах, которые отказывались работать в другую сторону, нежели добывание
эфедрина.
Еще одним недостатком мульки было то, что она частенько выходила пе-
рекисленной и палила веняки. Но ее подшкурное попадание не было таким
болезненным, как у пришедшего ей на смену винта.
Существовала еще народная мулечная игра в догонялки. Чем больше широ-
кезник мазался мулькой, тем больше ее было надо. И догоняться зачастую
приходилось каждый час. Это при мазовом раскладе. Впрочем, если запасы
кончались, можно было спокойно обойтись и без ширева. Некоторое время.
Но Седайко Стюмчику и Чевеиду Снатайко этого не хотелось.
Поставив тупым студакам лабу, они курили в сортире, предвкушая после-
обеденный поход по каличным. Хотя нет, вместообеденный, ибо какой может
быть обед под мулькой?
С трудом дождавшись перерыва, торчки срывались и бежали отоваривать
квитки на джеф. Вернувшись с добычей, они забирались в каптерку Чевеида
Снатайко. Там были подходящие условия для варки марцифали.
Вылив сорок кубов в бодяжный стаканчик, Чевеид Снатайко ставил его на
магнитную мешалку и устанавливал на ней температуру в сорок цельсиев.
Дождавшись, когда на поверхности раствора появится стабильная воронка, в
него добавлялось расчетное количество одно-молярной уксусной кислоты.
Седайко Стюмчек в это время отмерял на аналитических весах необходи-
мое для реакции количество кристаллического перманганата калия одновод-
